Гостеприимство хасиндов и вправду не знало пределов; даже не спрашивая Дайлена о цели визита, они после краткой приветственной речи усадили его и остальных за стол. Который буквально ломился от разнообразной еды, и хасинды, тащившие в рот всё, до чего дотягивались их загребущие руки, недоумённо косились на гостей, которые почему-то не спешили утолять голод.
 
А гости тем временем растерянно изучали щедро предложенные им незнакомые угощения.

— Интересно, что это, — задумчиво произнёс Дайлен, с подозрением насаживая на нож плоское серое колечко со странным запахом.

— Варёные кишки, — просветил его Зевран.

Рука Дайлена дрогнула, и колечко шлёпнулось на стол.

— А это что за хр… хитрая штуковина? — спросила Сигрун, брезгливо тыкая пальцем в продолговато-округлые куски непонятно чего, имевшие, впрочем, приятный мясной запах.

— Те же самые варёные кишки, но с варёным мясом и приправами внутри, — охотно подпортил ей аппетит Зевран. — Хасинды называют это «колбаса».

— Срань драконья! — пробормотала Сигрун, отдёргивая палец и незаметно вытирая его об одежду. — Тут вообще что-нибудь съедобное из мяса есть?

— Варёные лягушачьи лапки, — кивнул Зевран на блюдо, которое разглядывал Карвер.

— Фу-у-у, — хором протянули Дайлен и Карвер, зато вскормленная на нагах Сигрун охотно притянула лапки к себе и принялась уплетать за обе щеки.

— Печёные змеи, — кивнул Зевран на другое блюдо.

— Ты бы ещё жареных червяков предложил, — борясь с тошнотой, укорил его Карвер.

— Тогда печёное мясо, — указал Зевран на только что принесённое блюдо. — Надеюсь только, это не собачатина.

— С-с-собачатина?! — хором ужаснулись позеленевшие Дайлен и Карвер, отдёргивая ножи и вилки от этой столь обманчиво привычной на вид пищи. Сигрун, не видящая принципиальной разницы между нагами и собаками, наоборот, тут же придвинула к себе отвергнутое ими блюдо и нацелила на него оба кинжала.

— Хасинды едят всё! — просветил их Зевран. — У них же тут местность скудная, болота да чахлые рощицы. Рогатый скот они не разводят, живут охотой да тем, что выменяют у торговцев. И если пёс умер не от старости или яда, а на охоте, например, то они и его за милую душу съедят. А что такого? Едим же мы коров, овечек, коней…

— Я бы сейчас бронто съел, — проворчал Карвер, — а не то что коня. Кстати, почему на столе нет конины, если у них — я сам видел — есть кони?

— Прости, друг, я, кажется, ошибся, и хасинды едят не всё. Я вспомнил, что своих коней они не едят, а сжигают. Конь — это верный друг, почти что член семьи.

— Постой, а откуда ты всё это знаешь? — спросил Дайлен, заподозривший друга в тайном сговоре с хасиндами, решившими таким нехитрым способом поскорей выдворить незваных гостей. Или же Зев просто мстит ему за то, что ему пришлось тащиться в Дикие земли к диким варварам вместо того, чтобы наслаждаться жизнью в своей Антиве?..

— Был среди Воронов один хасинд, — сознался Зевран, — жрал всё, что бегает, прыгает, летает, плавает и ползает. Иногда его охватывала ностальгия по любимым блюдам детства, и он готовил разные кишочки-потрошочки и даже нас пытался угостить. Но, может, я ошибся, и это вовсе и не собачатина…

— Всё равно я теперь не смогу это есть, — сказал бледный Карвер, тяжело сглатывая. Мясо пахло одуряюще, но если это собачатина… Впрочем, было бы гораздо хуже, если бы Зевран сказал об этом после того, как Карвер уже попробовал бы мясо.

— Да наплевать! — воскликнула Сигрун, яростно отпиливая огромный кус. — Пусть это будет хоть гарлок в собственном соусе, а я хочу жрать!

Стараясь не глядеть на счастливо уминающую мясо Сигрун, захотевший выпить Дайлен с надеждой заглянул в ближайший кувшин. Но там плескалось что-то белёсое, с малоприятным запахом прокисшего молока.

— У них даже пива нет, — убито произнёс он. — Я уж молчу о вине. Как думаешь, Карвер, а хлеб у них есть? Я сейчас согласен даже на сухари с водой. Они, по крайней мере, не вызывают сомнения своим видом.

— Откуда тут взяться хлебу, если даже пива нет? — кисло произнёс Карвер, тоскливо окидывая голодным взглядом заставленный несъедобной едой стол.

— Печаль посетила моё сердце — наше угощение не нравится дорогим гостям! — надрывно воскликнул шаман. Хасинды дружно перестали жевать, повернулись к пришлецам и так на них посмотрели, что Дайлен предпочёл за благо прибегнуть к дипломатии, пока Сигрун не прожевала своё мясо и простодушно не ляпнула горькую правду.

— Всё так вкусно выглядит, что мы не знаем, что отведать в первую очередь.

Хасинды одобрительно загудели и продолжили пировать, а вождь обратился непосредственно к Дайлену:

— Если глаза моих воинов не солгали им, а их языки после не сплели ложь мне, ты шаман?

— Да, я э-э-э… шаманю. Помаленьку, — осторожно признался Дайлен. Демоны его знают, что может воспоследовать за подобным вопросом.

— Тогда, о шаман, ты обязательно должен отведать это блюдо! — и он царственным жестом передал ближайшему хасинду тарелку с какими-то белыми кореньями. Хасинд почтительно и осторожно передал её своему соседу, тот — своему…

— Не вздумай отказываться! — шепнул Карвер Дайлену. — Выставят за дверь, а перед тем на дуэль вызовут! Причём каждый из тех, кто здесь присутствует; от угощения из рук самого вождя отказываться нельзя! Да и вообще, может, хотя бы эта еда окажется съедобной…

Дайлен сомневался в этом и от всей души желал, чтобы у кого-нибудь из хасиндов дрогнула рука, и подозрительное угощение опрокинулось, но блюдо без проблем допутешествовало до места назначения и было торжественно водружено перед ним.

— Это большая честь для меня, о вождь! — с чувством произнёс Дайлен, вонзая нож в белый корень и изображая на лице фальшивую радость. — А могу я поинтересоваться, что это? Мои обеты запрещают мне есть незнакомую пищу.

— Это священные корни, собранные прекрасной нагой девственницей в ночь нарождающейся луны при помощи священного кинжала и вываренные в меду. Разве у ваших шаманов не принято готовить такие снадобья, чтобы пообщаться с богами?

— Отчего же, готовим, — кивнул Дайлен, вспоминая уроки травоведения в Башне Кинлох. — Вот только девственниц у нас при этом участвует больше — двадцать, а иногда даже тридцать. И вывариваем мы корни не в меду, а в вине, что придаёт им совершенно новые и удивительные свойства.

Судя по задумчивому лицу шамана, он решил пересмотреть рецепт предков и приготовить следующую порцию снадобья так, как сказал Дайлен.

— Интересно, а мне это можно попробовать? — прошептал Карвер в унисон с вопросительным урчанием своего голодного желудка. — Или это пища только для избранных счастливчиков?

— Можно, но не больше половинки корня, — ответил Дайлен, медленно нарезая угощение на тонкие кружочки. — Это, похоже, корни смерти — один из сильнейших галлюциногенов и вообще отрава. Если съесть больше трёх штук разом, то можно и помереть. Потерпи до вечера — у нас в сумках, кажется, ещё оставалось вяленое мясо.

— Да, лучше я подожду, — торопливо согласился Карвер, осознавая, что половинка корня его не насытит, и вообще, он не настолько голоден, чтобы рисковать жизнью.

— Галици… чего? — удивилась услышавшая незнакомое слово Сигрун.

— Наркотик это, — пояснил Зевран, отправляя в рот тоненький ломтик корня. — Съешь один корешок — и всю ночь будешь летать на Архидемоне. Ну или общаться с богами, как сказал шаман. Правда, наутро будешь ощущать себя так, будто по твоей голове огр потоптался… но это мало кого останавливает.

— А! Это типа отвара из сушёных глубинных грибов, после которых хижина пыльной тряпки королевскими золотыми залами кажется?

— Именно. Глянь только, как шаман на корешки налегает. Наверняка этой ночью будет у своих богов совета просить насчёт нас.

— Они ему под это дело такого насоветуют… — проворчал Амелл, решительно пробуя шаманское угощение и усиленно отгоняя видение укоризненно качающего головой Ирвинга. Во-первых, есть хочется. А во-вторых, ему, может, тоже совет нужен! И он ничего не имеет против, если Андрасте, которой он столько лет молится, придёт к нему во сне и расскажет, как убедить хасиндского вождя исполнить договор.