В последнем окне неверный огонь погас.
Черчу на твоих ладонях разметки линий.
Они словно лёд — чуть-чуть и покроет иней…
Стемнело. Иди, мой друг. Уходи сейчас.
 
Как сложно бросаться фразами ни о чём,
Когда разрывают душу в лоскутья шёлка.
И я буду помнить. Долго. Безумно долго.
Улыбку и взгляд прощальный через плечо.

…А помнишь, ряд книжных полок под потолок.
Мне восемь. В веснушках нос. И босые пятки.
Ты старше на пару лет. Мы играем в прятки,
Рискуя в который раз прогулять урок.

Храмовник, опять испортивший нам игру,
Что тащит меня за шиворот, как игрушку…
…Пятнадцать.
— Эй, Йован! Амелл твоя подружка?
— Придурок ты, Риссон, Амелл мой лучший друг.

Да много что по ту сторону рубежа,
Где ты не беглец, а я не хлебнула скверны.
А всё быть могло иначе тогда… Наверно…
Мой голос бы не ломался и не дрожал.

Застыв на мгновенье — ночь, нараспашку дверь —
В объятьях сожму, сминая узор плаща.
«До встречи!» — я лгу, не в силах сказать: «Прощай!»
На выдохе про себя: «Верь мне! Слышишь? Верь!»