Тишина леса была такой родной, знакомой и близкой, что я впервые за последний месяц почувствовала, как мышцы расслабляются и накатывает истома, как после долгих упражнений на выносливость. Само существование этого места, места, где все началось, служившего последней ниточкой к счастливому прошлому, действовало на меня странно успокаивающе. Когда я стояла здесь в последний раз, я действительно была обычной эльфийской охотницей, вышедшей в лес с луком в руках и другом за спиной. Тогда не было ни Мора, ни скверны, ни ночных кошмаров с привкусом смерти и тлена. Был только перешептывающийся с ветром лес, да легкое дыхание лучшего за плечом.

Сейчас это кажется невозможным.

Сколько длится моя память, ты был рядом всегда. В самых опасных боях ты прикрывал мне спину, в самые тяжелые моменты — держал за руку. Ты был моим личным безумием, моим безрассудством, и весь мир был нашей вотчиной, пока мы были друг у друга. С тобой я могла быть слабой, нежной, глупой и беззащитной, и мне ничего не угрожало. Кажется, прошли века с тех пор, как мы с тобой шли по этой тропинке и шепотом спорили о том, как именно стоит преподнести клану новость о нашей скорой свадьбе. Возможно, так оно и есть.

Когда в очередном зале Перчатки я увидела твою спину, мне показалось, что Небеса обрушились на мою голову, а Земля под ногами пустилась в пляс. Я смотрела, как ты медленно оборачиваешься, и не могла сказать ни слова, ни пошевелиться. Я не могла понять, как это возможно, что за сила заключена в этом месте, если она способна вернуть тебя мне... Но это был не ты, конечно, нет. У тебя глаза всегда были колючие, холодные, отчаянные, а эти — как талый снег на темной воде. Ты отчаянный сорвиголова и бесстрашный охотник, страстный любовник и верный друг, ты как металл клинка, тетива лука, а этот — мягкая подушка и сказка на ночь. Как глуп и жесток должен быть людской Бог, возомнивший, будто подделка может обладать такой же властью надо мной, какой обладал оригинал! Да пусть хоть все пророки мира встали бы у меня на пути, я не прекратила бы поиски... 

Если бы ты не нашелся сам. Никто, конечно, ничего не понял. Все были так заняты этим нападением, будто бы все легионы Архидемона атаковали нас той ночью, а я не могла насмотреться в твои глаза. Все остальное было неважно — кожа, волосы, даже голос. Скверна глаз не меняет, глаза-то остались твои, родные, только боли в них было сейчас больше, чем отваги. Это не ты, не ты поднял на меня руку, это был Архидемон, который в этот раз в коварстве и жестокости превзошел сам себя.

По тропинке вглубь леса — и вот эта поляна, на которой ты застиг врасплох трех шемленов. Мы их отпустили, мы тогда были милосердны, полны излишнего благородства и желания покрасоваться друг перед другом. Тогда ты стоял рядом со мной. 

Сейчас здесь твоя могила.

Тамлен, перед богами и нашим народом я клянусь, что уничтожу всех носителей скверны, которые встретятся на моем пути. Я своей рукой убью Архидемона, который принес на нашу землю это зло, и убью всякого, кто встанет на моем пути. И никто, слышишь, Тамлен, никто больше из тех, кого я люблю, не погибнет от руки Мора. Я клянусь.

Где-то на грани слышимости послышался окрик Зеврана, продиравшегося через лес и звавшего меня. И тут же, в голень уткнулся влажный собачий нос. Вслед за псом на поляну вышел Стэн. Кунари молча посмотрел на меня, потом на могилу. Слегка поклонившись надгробию, коротко вздохнул и знакомым движением легонько тряхнул меня:

— Идем, кадан. Нас ждут дела. 

Я встала, взяла лук и тщательно вытерла слезы. Да. Нас ждет еще много дел.