Зевран смотрел на Нарию, и не верил своим глазам.
Если бы он не знал ее, то решил бы, что Страж подсела на выпивку или лириумную пыль, потому что никто не может так сильно измениться за несколько жалких месяцев.
До сих пор годы были милосердны к легендарной долийке — с течением времени она практически не менялась, невзирая на полную опасностей жизнь и оскверненную кровь, разве только глаза становились холоднее и умнее, да морщинка между бровями теперь не пропадала, когда Нария прекращала хмуриться. Вот и в их последнюю встречу она была точно такой же, как годы до того, может, лицо было чуть более бледным, а глаза болезненно блестящими, но тогда Зеврану было не до того. Сейчас же...
Черные спутанные волосы падают на неестественно белое, страшно исхудавшее лицо с двумя полыхающими точками нездорового румянца, губы сжаты в тонкую дрожащую линию, глаза пустые, тусклые, страшно-неподвижные. Сутулые плечи, руки, безвольно лежащие на столе ладонями вниз — это была настолько не Нария, что один вид ее был Зеврану почти омерзителен. И все же он разглядывал ее с жадным, =болезненным интересом, безуспешно перебирая в голове все, даже самые абсурдные объяснения происходящего. Маскировка? Болезнь? Но Нария всегда следила за собой с вниманием, близким к фанатизму, не желая давать врагам ни малейшего шанса застать ее врасплох. Скверна? Но кожа Нарии, несмотря на бледность, была чистой и гладкой, а карие глаза не были поддернуты характерной белесой мутью, на которую Зевран вдоволь насмотрелся еще во времена Мора.
Изредка Нария вздрагивала, нервно встряхивала головой, и тогда на считанные мгновения ее плечи расправлялись, пальцы судорожно впивались в деревянную поверхность стола, а взгляд становился более-менее осмысленным. Только из-за этих просветлений Зевран все еще стоял в дальнем углу маленького постоялого двора, коих сотни по всей длине Имперского тракта, среди пьяных купцов, наемников, уставших странников и истерзанных дорогой и нуждой беженцев. Он стоял, проклиная себя за такую поистине феноменальную глупость и слабость, за годы совершенно мазохистской любви к этой бездушной стерве, которой, похоже, наконец-то воздалось за все ее подлости, стоял и смотрел, ожидая... чего? Чего он вообще ждал все эти годы? Зевран многое бы отдал за ответ на этот вопрос, но ответа, конечно, не было. Вздохнув, он двинулся к столу Нарии, протискиваясь сквозь пьяную, галдящую и веселую толпу, как делал уже сотни раз в своих мыслях.
— Отчаялся ждать, пока ты обратишь на меня внимание. К тому же, ты когда-то любила, когда инициативу берут в свои руки, мм? — нарочито бодрым голосом сказал он, со скрипом проводя ножками стула по полу и усаживаясь прямо напротив долийки.
Ни тени эмоций не отразилось на застывшем, как гипсовый слепок, лице Нарии: она даже не подняла головы, продолжая смотреть куда-то мимо него отстраненным, невидящим взглядом. Теперь, когда их разделял только маленький деревянный стол, Зевран заметил, что губы Нарии беззвучно шевелятся, будто она ведет с кем-то бурный диалог, и от этого у повидавшего жизнь Ворона мороз пошел по коже. Он как-то никогда не допускал возможности, что с Нарией могло случиться что-то вроде этого. Конечно, Араннай помнил о скверне, помнил о двадцати отпущенных годах, отсутствии детей в проектах и мученической смерти в перспективе, но ничего не припоминал об обычном, совершенно банальном, и оттого таком нелепом безумии. И хотя в глубине души Зевран всегда полагал, что Нария немного сумасшедшая, но хитрость, расчетливость, незаурядный талант стратега и полководца делали ее одной из самых уравновешенных личностей из всех, с кем ему приходилось иметь дело. И чтобы она вот так просто, вдруг сошла с ума? Немыслимо! После всего, что они пережили... После всего, что она пережила, она просто не могла... Не могла ли?
— Нария? Ты меня слышишь? — на этот раз совсем тихо спросил Зевран, почти инстинктивно накрывая ее ладонь своей. Вдруг глаза Махариэль прояснились, сфокусировались на нем, и Нария быстро выдернула свою руку из-под его, зашипев от боли: должно быть, засадила в ладонь с дюжину заноз.
— Хвала Создателю, — облегченно улыбнулся Зевран, неожиданно для себя осознавая, что больше всего боялся не ее болезненной худобы и запущенности, а именно этого тяжелого, пустого кукольного взгляда. Теперь же она была практически прежней.
— Ты? — еле слышно выдавила из себя Махариэль, ее глаза быстро перебегали с одного предмета на другой, с удивлением и непониманием разглядывая замызганный кабак и развеселую публику, и неожиданно Зевран поймал себя на пугающей мысли — она не больше него знает, как оказалась за этим столом.
— А кого ты ждала, позволь узнать? Неважно. Ты больна, Страж. Ты понимаешь? — осторожно поинтересовался Араннай, внимательно вглядываясь в ее лицо, и видя то, чего никогда не ожидал увидеть — панику. Блуждающий взгляд Нарии вновь остановился на нем, и ее зрачки расширились, делая карие глаза практически черными.
— Уходи. Уходи же! — прошипела долийка, пытаясь одновременно выбираться из-за стола, но из-за долгого сидения ноги ее не слушались, она пошатнулась. Зевран подался вперед, пытаясь удержать ее, но она снова вырвалась, и теперь стояла над ним, тяжело дыша и прижимая поврежденную ладонь к груди.
— А ты прогони меня, — ответил Ворон, еле заметно усмехаясь. Нария глубоко вдохнула и прикрыла глаза. Когда она снова обратилась к нему, ее голос был совершенно спокоен, только вот фразы выходили короткими, рублеными, как если бы разговор давался ей большим трудом.
— Мне недолго осталось. Слишком поздно сводить счеты. Уходи, и мы больше не встретимся. Я не хочу, чтобы ты умирал. Просто уходи.
Араннай на такое только покачал головой.
— О каком сведении счетов речь, Нари? Ты себя в зеркало видела? Тебе нужна помощь, и я...
— Ты не понимаешь... — перебила его Нария, проводя по мокрому лбу дрожащей ладонью, — я не... Я... О, Творцы! Да уходи же! — зарычала она с таким яростью, что даже самые веселые гуляки обеспокоенно покосились на нее, проливая паршивый эль мимо разинутых ртов, и, не успел Зевран осознать, что происходит, как Нария уже была у лестницы, ведущей на верхний этаж. Араннай чертыхнулся, и, буквально отбросив легкий деревянный стол, бросился за ней, на ходу расталкивая недовольно гудящих посетителей, и умоляя Создателя не дать этой несносной долийке натворить еще каких-нибудь глупостей.
~
Бежать! Бежать! — стучало у Нарии в висках, когда она, преодолевая боль в затекших ногах, бросилась к темневшему поблизости проходу. Сколько же она просидела за тем столом? Что это за место, как она сюда попала, как он нашел ее тут и какого Архидемона здесь вообще происходит?! Нария не имела ни малейшего представления, где она, и с трудом различала сейчас, где явь, а где — ее больное воображение. Когда все зашло так далеко? Нария взлетела вверх по маленькой лестнице и в бессильной ярости застонала, оглядывая узкий коридорчик без окон. Она уже слышала, слышала ее, свиту подступающего безумия, тихо бормочущую за спиной, осторожно касаясь своими щупальцами ее разума, растягивая мир в длинные размытые полосы перед глазами...
— Творцы, за что... — прошептала долийка, подбегая к ближайшей двери и ударяясь в нее всем своим весом, изо всех сил отгоняя вязкую пелену, но везде было закрыто. На лестнице слышен стук сапог, но она не должна больше никому навредить! Не должна, не должна! Зевран...
Зевран пришел, чтобы убить тебя. Закончить то, что начал в лесу близ Амарантайна.
Последняя дверь неожиданно поддалась, Нария со стоном облегчения ввалилась в маленькую комнатку. Она могла поклясться, что оказалась здесь впервые, но в углу валяется ее вещевой мешок, а на кровати — ее походной плащ. А на столе...
Ты должна опередить его.
Клинки, вошедшие в легенду, ставшие последним приветом от наземного мира сотням сотен порождений тьмы, клинки, оборвавшие пропитанную скверной жизнь самого Архидемона, призывно блестели на столе, и в полумраке комнаты казалось, что длинные изогнутые лезвия покрыты свежими темно-бордовыми разводами.
~
Зевран толкнул дверь и замер на пороге — до того странным и жутким было открывшееся ему зрелище.
Нария стояла посередине комнаты, держа на вытянутых руках один из своих мечей, и смотрела на мерцающее лезвие знакомым остановившимся, стеклянным взглядом. Ее трясла крупная дрожь, но руки странным образом оставались неподвижными, и пальцы, сжимавшие рукоять, побелели от напряжения. На ладони, поддерживающей клинок, выступила кровь — острое лезвие оставило на бледной коже длинный ровный порез, но Нария, казалось, этого не замечала. По лицу долийки градом катился пот.
— Нария... Нари! — тихо позвал ее Зевран, и невольно отшатнулся, когда та неожиданно резко обернулась к нему, прожигая безумным, ненавидящим взглядом.
— Ты... — прошипела она, и Араннай медленно, осторожно потянулся к кинжалу, закрепленному за поясом.
— Второй раз ты меня врасплох не застанешь, — так же сквозь зубы произнесла Нария, медленно поднимая меч. По ее лицу градом катился пот.
— Если бы я хотел застать тебя врасплох, то не стал бы садиться за твой стол, как думаешь?
— М-молчи!
Меч сверкнул в ее руках, но внезапно лицо Нарии страшно исказилось, и долийка судорожно замотала головой из стороны в сторону.
— Нет, нет... Он не... Замолчи, ЗАМОЛЧИ! Вон! — истерически выкрикнула она, и, бесстрашно схватившись рукой за лезвие, изо всех сил опустила клинок на подставленное колено. Легендарный меч разломился с пронзительным треском, оставив в руках своей хозяйки жалкие окровавленные осколки. Нария медленно опустила руки и растерянно посмотрела на онемевшего Зеврана.
— Он... он ушел?
Зевран сглотнул. Создатель милосердный, да что же это, что же...
— Здесь только мы.
Казалось, она прислушивалась. Потом подняла на Зеврана покрасневшие глаза, даже в эту минуту сверкающие расплавленным золотом, и тихо, жалобно прошептала:
— Помоги мне.
Осторожно, не делая резких движений, Зевран привлек ее к себе, провел рукой по спутанным черным вихрам.
— Успокойся, мой Страж. Слушай меня, только меня, — громко сказал он, пытаясь удержать ее ускользающее внимание, — В этой комнате ты и я. Больше никого. Никого, слышишь? Ни одной живой души!
— Ни одной... живой...
Нария медленно кивнула, но Ворон уже видел нарастающую пустоту, эту проклятую пустоту в ее широко распахнутых глазах. Что-то страшное, непостижимое происходило в голове Нарии, что-то, с чем она изо всех сил пыталась бороться и проигрывала, а Зевран ничем, решительно ничем не мог ей помочь.
Он спиной почувствовал, как ее рука, каким-то чудом до сих пор сжимавшая осколок клинка, вновь начала подниматься, замахиваясь для удара, и прижал Нарию еще крепче.
— Здесь никого нет! Я не желаю тебе зла! Ну же! Ты победила треклятого Архидемона не для того, чтобы умереть так жалко!
Зевран слышал, как скрипели ее зубы, видел, как по искусанным губам стекает кровь, чувствовал, как все ее тело буквально окаменело под его руками, и продолжал говорить что-то громкое, бодрое, совершенно неубедительное и неважное. Он знал, что Нария не сможет пробить трехслойную зачарованную броню, не в ее теперешнем состоянии, но если он оттолкнет ее сейчас, то собственноручно подпишет ей смертный приговор.
Обломок лезвия, противно дребезжа, упал на деревянный пол, и это был самый прекрасный звук, какой Зеврану приходилось слышать за всю свою жизнь.
Все-таки уж что-что, а с собой Нария сражаться умела.
Она буквально повисла на Зевране, цепляясь за его плечи израненными руками и постанывая от боли, и он, очень осторожно, поднял ее и уложил на кровать. Нария прикрыла глаза, но когда Зевран попытался встать, чтобы достать аптечку, она намертво вцепилась в его руку окровавленными пальцами, и еле слышно просипела:
— Не оставляй меня одну.
Араннай криво улыбнулся, убрал со лба долийки мокрые черные пряди, и кивнул.
— Не оставлю. Больше — никогда.
Когда она заснула, Зевран таки исхитрился достать бинты и мази, и, как смог, обработал изодранные почти до кости руки. А потом накрыл Нарию одеялом, и просто сидел рядом, удивляясь, каким мирным стало во сне ее лицо. Ворон уже и отвык от этого. Отвык от ее близости.
Но теперь все будет по-другому.
Он найдет способ помочь ей. Дыхание Создателя, если понадобится, он поднимет на ноги весь Тедас, но вернет ее назад. И, главное, она будет с ним. Рядом.
А большего Зеврану, в общем-то, и не надо..>