Хоук с грустью и неоправданным раздражением разглядывала собственное отражение в разбитом года два или три назад зеркале. В комнате матери не менялось ничего: она несколько раз порывалась выбросить всю мебель, а дорогие сердцу, ее или погибшей Лиандры, вещи спрятать в подвале, за теми доспехами или старым мечом Карвера, который преодолел вместе с ними Дикие земли и Недремлющее море. Сюда периодически заглядывала Орана: протирала пыль, мыла полы и аккуратно чистила ковер, иногда смахивала паутину с огромного балдахина. И ей тоже здесь не нравилось — слишком огромное помещение и слишком пустое, несмотря на то, что на кровати, занимавшей почти все свободное место, до сих пор лежало забытое платье, расшитое камнями и разноцветными шелковыми нитями, будто хозяйка вот-вот вернется, а огромному комоду с одной зеркальной дверцей (мама говорила, что он стоял в ее комнате, когда она еще и не помышляла о свадьбе, тем более с магом) могла бы позавидовать каждая вторая монна Киркволла.

Трещина, змеившаяся от верхнего правого угла к левому нижнему, рассекала ее лицо пополам. Вымученная улыбка выглядела пугающе, а давний ожог, так и не заживший, а просто превратившийся в шрам, больше походил на неудавшуюся татуировку — с похожими отметинами ходили наемники-неудачники, решившиеся нанести на рожу отличительный знак, но не преуспевшие в этом.

Терра вздохнула, разгладив складки на красном платье, довольно простом, без излишних украшений и вышивки. Иногда она наряжалась, когда выдавались спокойные вечера: ходила по дому, сидела в библиотеке и старалась не показываться никому на глаза, хотя Орана неизменно, заметив «госпожу», делала ей комплименты. Варрик лишь посмеялся, заглянув к ней случайно в гости и наткнувшись не на отступницу в вычурной мантии или женщину в домашней одежде. «Наряжалась бы на приемы у знати, Злюка», — пошутил он, припомнив все те разы, когда Хоук заявлялась к достопочтенным соседям в пропахшей гарью тряпке, которую чаще всего язык не поворачивался назвать платьем. Благо она могла позволить себе вольности, вроде тех, чтобы забыть о приглашении или прийти под конец торжества с набухающей шишкой на лбу.

— Госпожа, к вам пришли! — вежливо постучавшись в распахнутую дверь, чуть погодя сообщила Орана, присев в спешном, но умелом реверансе. — Господин просил вас спуститься как можно скорее. Сказал, что это очень срочно. Что мне ему сказать? Или проводить его к вам?
— Фенрис? — нахмурилась женщина, повернувшись в сторону эльфийки. — Скажи ему, что я занята. Очень.
— Нет, это не он, госпожа. Человек. Высокий, красивый, темноволосый. В кирасе Серых Стражей, похожей на ту, что вы привезли, когда путешествовали в горы Виммарк, — она почтительно склонила голову, а потом перевела заинтересованный взгляд на портрет матери, висящий перед дверью, — единственная вольность, которую Хоук позволила себе после ее смерти. — У него глаза такие же, как у госпожи Лиандры. Синие-синие!

Терра вздохнула, вцепившись в юбку платья, снова пошедшую складками.

— Проведи его в библиотеку и попроси Бодана разжечь камин. На улице сейчас холодно, он, должно быть, замерз, — улыбнулась магесса. — И предложи ему ужин. Я сейчас спущусь.
— Хорошо, госпожа!

Она слушала, как Орана звонко простучала низкими каблучками по лестнице, как скрипнула дверь в комнату, где книг было не меньше, чем у какого-нибудь прославленного ученого, и лишь после этого позволила себе спокойно выдохнуть и разжать руки. С одной стороны, ей хотелось сбежать поскорее вниз и увидеть его, наверняка промокшего и уставшего, повести себя хотя бы раз, как подобает девушке, женщине, которая дорожит семьей. С другой… С другой стороны, ей сложно было сдержать порыв заглянуть в свою комнату, чтобы взять старый посох, еще отцовский, треснувший и хранимый скорее как напоминание, а не действительное оружие, пусть магических свойств он и не утратил, и треснуть хорошенько его по затылку. За все плохое. И за все хорошее тоже.

— Доброй ночи.
— Доброй.
— Как добрался?
— Сносно.
— Надолго?

Хоук замерла в проеме, стараясь не отводить взгляда от пляшущего в очаге огня. Стихийная магия давалась ей всегда тяжело: заклинания срывались с пальцев сами собой, но совершенно не в то время, когда это требовалось. Именно из-за нее им пришлось переехать в первый раз. Близнецы тогда и разговаривать толком не умели, а она чуть не спалила соседний дом — пламя сразу же перекинулось на соломенную крышу, но отец успел потушить все до того, как кто-нибудь мог бы пострадать. С того времени мало что изменилось. Терра до сих пор предпочитала обращаться к магии духа или энтропии. От ее огня страдали больше союзники и она сама: шрам на щеке — отличное тому подтверждение.

— Не знаю, — выдохнул Карвер, поднявшись из кресла. — На полмесяца. Может, больше. Может, немного меньше. Но вряд ли я успею разобраться со всем так скоро.
— Опять дела ордена, о которых мне знать не следует? — Терра усмехнулась.
— Да нет, это не государственная тайна. По крайней мере, в Ферелдене. У нас орден испытывает некоторые трудности из-за недостатка магического потенциала, а в местном Круге не осталось достаточно одаренных учеников, которые смогли бы пережить… а, впрочем, неважно. Я предложил поискать рекрутов в Казематах Киркволла. И монна Станнард не смогла отказать командору. Тем более, похоже, рыцарь-капитан Каллен был полностью со мной согласен.

Хоук нервно улыбнулась.

— Спасибо, — пробормотала она. — Надеюсь, это поможет сохранить хоть какое-нибудь равновесие. Пусть даже на время.
— Я думал, что ты не особенно поддерживаешь магов, — Карвер снова вернулся на свое место, женщина села напротив. — Или все настолько плохо?
— Терпимо. Пока что. Но некоторые… Иногда я могу оправдать магию крови. Если бы… Не знаю, если бы так измывались надо мной, я тоже бы не выдержала. Всему должен быть предел. А Мередит, похоже, хочет устроить резню и делает все, чтобы Круг восстал.

Дрова в камине мерно потрескивали, и, забравшись в мягкое кресло с ногами, Терра вскоре, пригревшись, задремала. Разговаривать не хотелось. Почему-то чувство, что сейчас происходит что-то действительно правильное, наполняло тишину, и прерывать ее никто из них не решался. Предчувствие того, что они снова, как и за восемнадцать лет до того, как Младший стал Серым Стражем, а старшая — Защитницей Города Цепей, разругаются из-за какого-нибудь надуманного повода, тоже присутствовало.

Каждому из них не хотелось свары, хотя она бы даже не стала врать или увиливать от ответа, Хоук не хватало глупых обид, неосторожных слов и ситуаций, когда от настоящей драки насмерть их удерживало разве что кровное родство и Бетани, прибегавшая, только заслышав какой-нибудь подозрительный шум. Малышка Бет… Наверное, она могла бы с легкостью крутить и управлять братом и сестрой, если бы понимала, насколько сильно они ее любят. Стоило ей прийти, как все недомолвки сразу же откладывались в долгий ящик, который открывался лишь в ее отсутствие.

Хрупкий мир в семье пошел трещинами, как старое зеркало в маминой комнате, сразу после ее смерти.
Мама, любимая мамочка, винила во всем ее и требовала, казалось, невозможного.
Карвер не мог смириться с тем, что именно она стала главой семьи, но ничего не делал, чтобы хоть как-то оспорить это право.
Казалось, трагедия должна была бы сплотить их. Нет.

Но теперь ее младший брат вырос. Кажется, даже забыл все те обиды и перестал быть просто «маленьким Карвером», превратился в Хоука. «Хоук — это дорога, которая ведет к тому, чего желаешь», — говорил отец, когда еще был жив, и оказался прав, хотя его слова тогда, давно-давно, воспринимались скорее как шутка или наставление детям.

— Ты куда? — она открыла глаза, услышав шум отодвигаемого соседнего кресла. — Оставайся. Я скажу Оране, чтобы она подготовила твою комнату.
— Не надо. Я снял комнату в «Висельнике».
— Если не останешься, то я обижусь. Я не шучу, — Хоук встала и нагнала Карвера уже около двери, и сразу же аккуратно, как будто незаметно плечом подтолкнула его к лестнице. — Варрик же меня засмеет! И до конца жизни будет называть «Злюкой».
— А Фенрис не будет против? — он не особенно сопротивлялся, медленно поднимаясь по ступеням.
— С чего бы? Мы с ним не разговариваем, — Терра взъерошила волосы. — Опять. Гном же тебе пишет, да? Знаю я его, сдал меня с потрохами наверняка. И вообще эта заносчивая свинья может запретить мне что-нибудь в этом доме только посмертно.

Она фыркнула.

— Вот как? — брат усмехнулся, остановившись около открытой двери. — А ты сильно изменилась.

Хоук вздрогнула: в спешке выскочив из комнаты матери, она совершенно забыла ее закрыть.

— Зачем тебе это разбитое зеркало? И старый комод?
— Это мамино. Рука не поднимается, хотя пора бы уже.

Они проговорили еще полночи, снова спустившись вниз и устроившись на кухне, пока Орана искала постельное белье и быстро стирала скопившуюся пыль в комнате, которую не открывали, казалось, с того самого момента, как особняк стал полностью ее собственностью. «Монна Хоук никогда не могла отказать монне Лиандре. Это она настояла на том, чтобы обустроили комнату для младшего сына», — наставлял Бодан Орану, когда та только пришла, тихая и перепуганная.

На следующий день разбитого зеркала в дверце комода уже не было.