~ 8 ~
Это была последняя ночь Завесы.
Они шли, не размыкая рук, и в пещерном проходе Солас, высвечивая путь, предупреждал её о скользких рытвинках и острых эверитовых наростах.
Он был взволнован, как никогда. Лавеллан думала, что всё дело в Завесе.
— Завеса здесь тонкая, — зачем-то сказал Солас, когда они вышли из пещеры под лунный свет; Завеса здесь и везде была не то что тонкая — тоньше ткани на боку у ягоды-морошки.
И от этого казалось, что можно плечом задеть тысячу миров, и будто бы было слышно, как вздыхают деревья: корни их одолевает чесотка, им хочется выскочить из земли и потянуться к небу, стряхивая с себя ошмётки почвы и липкую закономерность.
— Завеса здесь тонкая, — взволнованно повторил Солас. — Чувствуешь её? Кожу щекочет.
Луна мокла в озере. Её хранили старые каменные олени, обросшие до самых рогов зеленью, как чешуёй.
— Мы уже были здесь однажды, — остановившись и повернувшись к Соласу, сказала Лавеллан.
— Да. И не один раз.
— Правда? А когда ещё?
— Чуть больше двадцати лет назад.
— Вот как, — она улыбнулась. — Это сколько же мне тогда было…
— Столько же, сколько сейчас.
Он всё правильно рассчитал. Лавеллан хотела что-то спросить, но замерла. Стала прямой и блестящей, как узкая лента водопада. Воспоминания скатились к ней по лунным лучам и отразились в глазах, как в озере. Она осознала, что помнит всю свою жизнь, что была у неё двадцать лет назад, даже ярче, чем вчерашний день.
Лавеллан вскинула взгляд на Соласа и в первом порыве схватила его меченой рукой чуть выше локтя.
А тот улыбнулся, так же цепко глядя в её изменившееся лицо и касаясь щеки кончиками пальцев:
— Aneth ara, vhenan.
***
И папоротник не шумел. И не боялся погаснуть магией разведённый костёр. И был отброшен в траву и забыт волчий амулет, слегка обгорели верёвки.
Он прижимал к себе горячую, счастливую Лавеллан и смотрел то на всю неё, то на звёздное небо, окаймлённое кольцом из скал.
— Ты мог бы всё рассказать мне… Тогда, — всё ещё нетвёрдым голосом сказала она.
Он услышал её слова и одновременно почувствовал их на коже: Лавеллан несильно прикусила скат впадинки между его ключицами. Выходка забавляла и раззадоривала, но он всё же решил ответить ей степенно, как она того и заслуживала.
— Это не та правда, к которой ты была готова.
— Откуда тебе было знать?
— Тебя воспитывали долийцы. Первая клана, ты слишком ценила знания, которые они тебе передали. Верила в них. И по сути своей всегда была умна и осторожна. Даже против воли ты рано или поздно увидела бы во мне угрозу.
— Ты смог бы меня убить?
И от этого с такой лёгкостью заданного вопроса он весь напрягся в её руках.
— Пожалуйста, vhenan. Я сделал всё, чтобы это не выяснять.
Он замолчал, и стало тихо. Их укромное прибежище с костром, озером и каменными оленями укрывала луна. Светлая, прекрасная. На такую луну даже дичалые волки не воют, а просто вскидывают вытянутые морды, будто мечтая её целовать.
— К тому же ты оставалась смертной, а я оставался эгоистом, — негромко продолжил Солас. — Разве нашлись бы во мне силы смотреть на твоё медленное угасание?
— А потом проклятье даровало мне вечную жизнь.
Он задумчиво водил пальцами по её коже, долго задерживаясь и оглаживая выступающую косточку между талией и бедром.
— Его точно никак нельзя обойти? — спросила Лавеллан. — Завеса продержится ещё несколько часов — быть может, мы успеем…
— Мне жаль. Но даже Тень не может отменить смерть, болезни, скверну или проклятия.
— И… что теперь будет?
— Завеса перестанет существовать. Магия вернётся, и все станут жить по твоим милосердным законам.
— Нет. Что будет с нами?
Он высвободился и приподнялся над ней, заглянув ей в лицо с ухмылкой тонкой, как грань междумирья, и сладкой, как дикий мёд.
— Я буду целовать тебя, пока не устанешь. Потом ты уснёшь, и я усну рядом. Мы продолжим нашу беседу в Тени, сегодня — мы единственные во всём мире сновидцы.
— Но что… — шепнула Лавеллан, затаив дыхание, — что будет, когда придёт рассвет?
— Когда придёт рассвет, я скажу тебе «проснись».
***
— Проснись.
Девочка открыла глаза и увидела в лучах рассвета парящие в небе замки.