Мне так дорог злой огонь безумных глаз;
Срок придёт — и мы все своё получим,
Только помните — я счастлив встретить Вас,
Враг мой бешеный, друг мой неразлучный…
Канцлер Ги.

Он очнулся, ощущая одеревенение во всём теле и тягучую пульсирующую боль в висках. Взгляд упирался в грязный потолок: определённо он находился в своей лечебнице; несколько свечей давали тусклый свет, до подбородка было натянуто теплое одеяло. Но попытавшись приподнять голову и осмотреться, Андерс ощутил невероятную слабость вкупе с прострелившей правое плечо тупой болью, заставившей его застонать.
— Очнулся, болезный? — насмешливый голос Хоук, раздавшийся откуда-то слева, был сейчас последним, что он хотел бы услышать. — Ты знаешь, что ты идиот, одержимый?
Кое-как скосив глаза, маг увидел Интегру, оседлавшую табурет неподалёку от него и сейчас как обычно кривящую губы в ехидной усмешке, которая всегда так бесила его.
— Хоук… — голос вышел хриплым и едва слышным, — что ты тут делаешь? — Андерс осёкся, заметив рядом с женщиной тазик с розовой от крови водой, россыпь пустых бутылок из-под зелий и ворох окровавленных бинтов на полу. — Что я здесь делаю?
— А ты не помнишь? — Интегра прищурилась, и стало заметно, что под её глазами пролегли тёмные тени, а лицо как будто бы осунулось.
Андерс помнил. Помнил пещеру, кишащую гигантскими пауками, отравленными ловушками, восставшими мертвецами… Помнил, что их было слишком много, помнил, что он пропустил удар — один единственный удар, и острая лапа ядовитого паука пронзила его плечо, обжигая болью… На этом воспоминания и заканчивались.
— Стало быть, я был без сознания всё то время, что вы тащили меня в лечебницу? — маг отчего-то смутился.
— Ты был без сознания гораздо дольше, — отозвалась Хоук. — Тоже мне, великий маг, вознамерившийся защищать униженных и оскорблённых, а подставился как последний вашедан! — слышать от Интегры кунарийские словечки было дико и непривычно, но вынужденное общение с Аришоком со всеми вытекающими оттуда последствиями давало ей сейчас возможность прекрасно выразить своё сугубо негативное о нём, Андерсе, мнение, для которого, как видно, уже перестало хватать обычных слов.

— Мне поблагодарить Варрика за то, что не позволил тебе бросить меня прямо в той чёртовой пещере, а то и добить самой? Или Изабеллу? — Андерс сделал ещё одну попытку приподняться на локтях, и это ему почти удалось: одеревенение потихоньку отпускало тело, но тут же Хоук стремительно поднялась со стула и бесцеремонно заставила его лечь обратно, упершись рукой в его грудь.
— Лежи спокойно, одержимый. Не хотелось бы пустить прахом столько затраченных трудов из-за твоей неуёмной прыткости, — усмешка всё так же кривила её губы, тёмные глаза в скудном свете казались почти чёрными, но голос внезапно выдал усталость.
— Трудов?.. — маг недоумённо поднял бровь, одновременно попытавшись отстраниться.
Хоук молча откинула край одеяла, одновременно убирая руки.
От изгиба плеча к груди тянулась неровная рваная рана, края которой были стянуты чуть мерцающими призрачными нитями, пульсирующими голубоватым свечением в такт биения его сердца.
— В рану попало слишком много яда, — пояснила Интегра, — и он слишком долго находился там, прежде чем удалось добраться до лечебницы. Исцеление не могло вытянуть яд, оно бы просто срастило рану, оставив отраву внутри. Началось воспаление, поэтому я использовала противоядие, когда мы добрались сюда, но стянула края лишь магическим швом, чтобы к концу третьего дня убедиться в чистоте раны.
— Хоук, почему ты? — маг перевёл недоверчивый взгляд с раны на девушку. — Почему ты всё это делаешь?
— Может быть, потому, что кроме меня в нашей группе больше нет магов? — хмыкнула Интегра. — Безумную эльфийку я не считаю — с её демонами и магией крови твой хладный труп уже давно бы прикопали прямо в той пещере.
— Ты тоже маг крови, — Андерсу не нравилась Мерриль, но слышать оскорбления в её адрес от такой же ненавистной коллеги по её ремеслу было слишком уж кощунственно.
— Я не такая, как она, одержимый, — Хоук прищурилась. — Я не считаю, что демоны — безобидные зверушки, с которыми можно заключать сделки направо и налево просто за их красивые глаза. Да и чья бы корова мычала, одержимый. Ведь я сейчас даже понятия не имею, с кем разговариваю — с тобой или твоим неумеренно справедливым альтер-эго.
Андерс медленно выдохнул, подавляя вспышку гнева. К счастью, Справедливость пока что безмолвствовал.

— Ты сказала, к концу третьего дня, — как можно более спокойно переспросил Андерс, пробуждение и так было уже далеко не радужным, и превращать его в очередную безобразную перепалку совершенно не хотелось. — То есть мне ещё трое суток придётся валяться прикованным к кровати?
— О, нет, одержимый. Третий день — уже сегодня, — Хоук прошлась по комнате, меняя догоревшую свечу на новую.
— Ох… — Андерс вновь смутился, представив себе, как много времени провёл слабым и беспомощным в её руках, наверняка давая море поводов для возникновения её глумливой улыбки.
Здоровой рукой маг попытался поправить на себе одеяло, и тут же лицо его залило краской: он обнаружил себя абсолютно голым.
— Только не говори, что раздевала меня тоже ты, — пробормотал он, безуспешно пытаясь скрыть нахлынувшее смущение.
— О, можешь так не краснеть, одержимый, — хохотнула Интегра, откровенно веселясь его реакции. — Если бы я заметила что-то, чего нет у других мужчин, я бы уже без промедления заспиртовала тебя в большой стеклянной колбе, как редкий экземпляр, — и, насмешливо щурясь на совсем смешавшегося целителя, добавила: — Да и было бы на что смотреть-то — тощий, как помойный кот!
Андерс сделал ещё одну отчаянную попытку подняться, отчего на краях раны выступила кровь, а лёгкие сдавило невозможностью вдохнуть. В таком состоянии представлялось совершенно невозможным исцелить себя самому.

— Где остальные? — слабо поинтересовался он, удивлённо наблюдая, как Интегра молча и предельно осторожно обтирает края раны влажной тряпицей.
— Да кому ты нужен, одержимый… — пробормотала она, сосредоточенно изучая результат. — Ладно, не устраивай мне тут театральных вспышек праведного гнева. Сейчас ночь, все спят. К тому же в этой чёртовой дыре и так большие проблемы со свежим воздухом, поэтому лишние сочувствующие здесь ни к чему.
— Полагаю, себя ты к сочувствующим явно не относишь? — вернул шпильку целитель. — Хоук, я уже спросил один раз, но ты так и не ответила: зачем ты здесь, со мной? Зачем помогаешь мне? Чего ты хочешь?
— Поглазеть на твою тощую задницу, конечно же, — оскалилась Интегра в хищной ухмылке. — Когда бы ещё мне представилась такая дивная возможность, как не тогда, когда ты истекал кровью, а изо рта шла зелёная пена?

Подозрительность Андерса внезапно отступила, сменившись жгучим чувством вины и ощущением себя неблагодарным ничтожеством. Он не мог больше не замечать тёмных кругов на её бледном лице, кое-как залеченной ссадины, тянущейся через левую бровь. И забинтованного запястья.
Интегра не была целителем. Она отлично управлялась со стихийной магией, магией духа и так ненавистной ему магией крови. Она могла сотворить лишь пару простейших целительных заклинаний, годных только на синяки и царапины, но главный её талант был к разрушению, а не созиданию. И что она сделала, чтобы привести в порядок такую рану, не хотелось ни думать, ни спрашивать.

— Хоук… — начал было Андерс, чтобы хоть как-то смягчить сказанные прежде слова, но пальцы девушки внезапно прохладным прикосновением легли на его губы, не давая договорить.
— Спи, — улыбнулась Интегра, склонившись к самому его лицу и отчего-то позабыв прибавить в этой фразе слово «одержимый». И тут же лёгкая вспышка заклинания заставила его вновь провалиться в забытье.

Когда он очнулся вновь, сквозь узкие окна под потолком вовсю пробивался солнечный свет, оставляя на полу яркие прямоугольники. Чувствовал он себя как будто бы вполне сносно и, отвернув край одеяла, с удивлением заметил на месте вчерашней раны лишь гладкую кожу. Хоук в комнате не было.
Захотев порадоваться этому факту, неожиданно для себя самого Андерс ощутил лёгкое разочарование и даже досаду.
Ещё страшно хотелось воды, но, заметив на столе неподалеку искомый кувшин, Андерс едва не вывалился из кровати, пытаясь дотянуться до него. На шум из-за двери в соседнюю комнату выглянула Интегра — чуть заспанная, в лёгком домашнем платье вместо мантии, с расплескавшимися по плечам тёмно-рыжими волосами, обычно стянутыми в высокий хвост, которые в пробивающемся в комнату солнечном свете казались почти красными.
— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно серьёзно спросила она, заходя в комнату.
— Неплохо, — Андерс спешно натягивал на себя свалившееся одеяло, — только вот…
Красноречивый взгляд, указывающий на кувшин с водой, закончил за него не произнесённую из-за пересохшего горла фразу.
Интегра помогла ему приподняться, но от её помощи в дальнейшем он отказался, хотя руки держали ещё достаточно слабо, и кувшин то и дело грозил выскользнуть.

— Наверное, я должен сказать тебе спасибо, — проговорил целитель, опустошив кувшин. — И ещё извиниться за то, что наговорил вчера.
— Ну-ну… — Хоук покачала головой, с сомнением глядя на явно чувствующего себя не в своей тарелке Андерса.
— Расскажи мне, что произошло, когда меня ранили? — как можно более миролюбиво спросил он.
— Тебе официальную версию или ту, что запишет Варрик? — хмыкнула Интегра, между делом касаясь его лба и проверяя, нет ли жара.
— Думаю, его вариант событий я неизбежно услышу от него самого, так что лучше факты, — маг поёрзал на месте, пытаясь подавить всё нарастающее желание сходить до ветру и с тоской размышляя, хватит ли у него сил на то, чтобы хотя бы подняться с постели.
— Вставай, — к величайшему его стыду, этот жест не укрылся от Интегры. — Обопрись на меня. И брось снова краснеть! Если тебе так будет проще, я буду смотреть в сторону. Ну?
Андерс оказался ещё слабее, чем мог предположить: ватные ноги подкашивались, рука судорожно стиснулась на подставленном плече Хоук, которая действительно честно отвернулась в сторону, не переставая, однако, препаскудно ухмыляться при этом. Проводив его до отхожего места, она с сомнением покосилась на шатающего мага, но, решив не смущать его ещё больше, оперла о стену и оставила наедине с его естественными надобностями.

Попытавшись вернуться в постель самостоятельно, Андерс едва не упал, чудом успев уцепиться за ручку двери.
— Глупый самонадеянный одержимый, — сквозь зубы процедила подоспевшая Хоук, подхватывая его поперёк груди, но повела его не к постели, а в соседнюю комнату, где, к изумлению Андерса, высилась большая бадья, полная горячей пенной воды, от которой поднимался пар и приятный мыльный запах. — Полезай, — скомандовала девушка, помогая, и её рука, скользнувшая по его боку, заставила Андерса едва ощутимо вздрогнуть. — Терпеть не могу запах болезни. Пускай хоть один человек в этой архидемоновой Клоаке перестанет ею вонять.
Погружение в горячую воду разлилось по изломанному телу таким неземным наслаждением, что Андерс позволил себе блаженно застонать и на несколько минут выпасть из реальности, забыв обо всём на свете. В чувство его привело лишь внезапное прикосновение мягкой губки к его плечам, заставившее тут же открыть глаза и недоуменно уставиться на Интегру.
— Когда ты вырубился, нам пришлось отступить, — как ни в чём не бывало Хоук продолжила их прерванный разговор, продолжая неспешно водить губкой по его плечам и будто бы не замечая его изумления. — До конца пещеры оставалось ещё немного, но без целителя соваться туда было опасно, да и ты тогда вряд ли дотянул бы до поверхности.
— Не думал, что… тебя так интересует моя жизнь, — тихо проговорил целитель, неожиданно для самого себя послушно поднимая голову под руками Интегры и позволяя ей коснуться своей шеи мыльной губкой. Всё происходящее казалось ему настолько абсурдным, что просто не могло быть реальностью: руки Хоук, тёплые, осторожные, скользили по его шее, плечам, груди, спине; поддерживая одной ладонью под локоть, второй рукой девушка по всей длине проводила губкой по его чуть дрожащей от слабости руке — всё это не могло быть правдой.
«Наверняка я просто брежу от полученной раны, — сказал целитель сам себе. — Или просто вижу странный сон».
Хотя нет. Его сны о ней были совсем не такими, и видел он их гораздо чаще, чем хотелось бы. Да, в тех снах её руки тоже скользили по его телу… но сами сны были гораздо более бесстыдными и развратными. После таких сновидений он часто просыпался в холодном поту, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце.

— Представь себе, интересует, — неожиданно ответила на его последнюю фразу Интегра, и её голос вновь вернул его к реальности. — Ну, по крайней мере, я уж точно никому не хочу уступать удовольствие придушить тебя самолично, если на то случится потребность. На, держи, — она вложила губку в его руку, — снизу закончишь сам. А то ты и от взгляда-то моего тушуешься, как школяр, — Хоук ехидно подмигнула вновь смутившемуся магу, а сама тем временем наклонилась за кувшином, и через мгновение на голову Андерсу полилась тёплая вода.
— В таком случае ты очень тщательно скрываешь этот интерес, — улыбнулся целитель, когда пальцы девушки начали аккуратно расплетать его спутавшиеся волосы, параллельно намыливая их. Недоверие отчаянно боролось в маге со стремлением раствориться в этой неге, и чтобы не позволить последнему победить, он вновь заговорил: — Неужели великая и ужасная Хоук не смогла больше никому поручить эту грязную работу? К чему такая забота обо мне?
— Варрик отправился по делам в Торговую гильдию, Авелин в дозоре, Изабелла вчера изрядно перебрала в «Висельнике» «за твоё скорейшее выздоровление» и раньше обеда не проснётся, а глупое хихиканье эльфийки вряд ли бесит тебя меньше, чем я. А вот зато Фенрис сегодня совершенно свободен. Позвать его? — губы Интегры вновь искривила усмешка.
— Упаси Создатель, — пробормотал целитель, погружаясь в воду по самый подбородок. — Он-то точно моему «скорейшему выздоровлению» не поспособствует. Разве что добьёт из жалости.
— Обо мне ты был такого же мнения недалече вчерашнего вечера, разве нет? — Интегра так искренне веселилась, что на секунду Андерсу показалось, что затеяла она всё это исключительно чтобы поглумиться над его смущением. Но после всего, что она сделала, эта мысль была уже явным перебором, и Андерс со стыдом изгнал её.
И тут он начал осознавать, что именно так сильно обескураживает: не то, что о нём никогда и никто раньше не заботился. Ни в Круге, ни где-либо ещё. Это он всегда был целителем, он исцелял раненых и утаскивал с поля боя бессознательных соратников, он заботился, он выхаживал больных и слабых. И тем непривычнее было ему теперь оказаться в этой роли самому. Нет, больше этого факта его смущало только то, что внезапную и казавшуюся такой дикой и нереальной заботу о нём проявляет именно она — Хоук, всегда насмехавшаяся над всеми его мыслями и идеями, цинично опускавшая его во всех спорах, на его глазах совершавшая ужасные вещи и вообще воплощавшая в себе всё то, что он так ненавидел.
— Ну-ну, одержимый, не делай такое лицо, а то я сейчас разрыдаюсь от умиления, — хмыкнула Интегра, неожиданно касаясь рукой его щеки, но прежде, чем маг успел в очередной раз изумиться, он почувствовал под её ладонью мыльную пену. Во второй её руке тут же сверкнула бритва, и хищная ухмылка вновь растянула её губы. — А теперь, одержимый, для своего же блага в ближайшие пару минут не давай мне повода разочароваться в своей неуёмной доброте, иначе я могу быстро исправить свою оплошность.

Острое лезвие заскользило по коже, срезая неопрятную отросшую щетину, и Андерс всё больше утверждался в мысли, что это утро самое странное в его жизни. Закончив, Хоук вновь взялась за кувшин, смывая пену чистой водой и удовлетворённо проводя по гладкой щеке кончиками пальцев. Целитель заворожённо наблюдал за ней, боясь пошевелиться и разрушить стеклянную хрупкость этого момента. Мокрые пряди облепили лоб и лезли в глаза, и прежде чем убрать руку, девушка осторожно отвела их от его глаз, отчего-то задержавшись на них взглядом, и привычной усмешки на её губах не было.
— Хорошего понемногу, одержимый, — тут же хмыкнула она, встряхнув головой, словно отгоняя какие-то мысли, — вставай. Мне зажмуриться, или всё же позволишь напоследок взглянуть на твою тощую задницу, пока буду смывать с тебя мыло?
— И вовсе она не тощая! — с деланной обидой возмутился целитель. На душе отчего-то стало тепло и легко.
— Полагаю, это можно считать разрешением? — девушка хохотнула, помогая ему подняться, и через полминуты кожи коснулись прохладные струи уже чуть остывшей воды, для чего Хоук потребовалось привстать на носочки: Андерс был значительно выше её.
Закончив, она накинула на его плечи большое полотенце, в которое он наконец-то с величайшим облегчением запахнулся, чувствуя, как под её нарочито оценивающим ироничным взглядом щёки вновь начинают предательски гореть. Хоук усадила Андерса в кресло и с сомнением поглядела на чёткие отпечатки мокрых рук на талии и плечах своего лёгкого шёлкового платья, оставленные опиравшимся на неё целителем, потом на сложенную на стуле мантию, поморщилась и села напротив, подвинув к нему чашку с тёплым отваром трав.

— Ты выглядишь уставшей, — заметил маг, глядя, как девушка украдкой сцеживает в кулак зевоту. — Ты совсем не спала?
— А ты выглядишь так, что в гроб и то краше кладут, — ехидная ухмылка вновь заиграла на её губах. — Уснёшь тут под твои стоны, как же. Я уже даже начала сомневаться, действительно ли тебе было больно или просто ты видел во сне красочную эротическую фантазию?
Но не успел маг придумать достойного ответа, как в комнату шумно вошёл Варрик с толстым свёртком в руках.
— О, Блондинчик очухался! — радостно провозгласил он, потрепав целителя по ещё влажной голове. — Как ты и обещала, Хоук. Как он?
— Не успел очнуться, как тут же меня облапал! — скорбно пожаловалась Интегра, коварно предъявляя гному подол в мокрых пятнах. — Я вообще подозреваю, что этот неблагонадёжный тип затевал весь этот балаган с ранением исключительно для своих похотливых поползновений!
— Ну так это же хорошо — значит, точно на поправку пошёл! — хохотнул Варрик, ободряюще похлопав ошарашенного вопиюще несправедливым обвинением друга. — Я тут принёс тебе немного еды, Хоук.
— Оставь одержимому, ему сейчас нужнее, — Интегра тепло улыбнулась другу — единственному при её феноменальной способности доводить до белого каления всю команду, с кем она смогла на самом деле подружиться. — Я поем дома, через подвал в Клоаке всё равно недалеко, — с этими словами она поднялась со стула, добавив: — Я здесь больше не нужна.
— Встретимся вечером в «Висельнике», — согласно кивнул гном, занимая её место и деловито раскладывая перед целителем принесённую снедь.
— Хоук, — уже в дверях окликнул её Андерс. — Я очень благодарен тебе, Хоук.
— Должен будешь, одержимый, — как обычно, с ухмылкой бросила она через плечо и вышла прочь.
— Ох, и не хотел бы я наживать себе таких долгов… — покачал головой Варрик.

Андерс с наслаждением втянул носом запах свежего хлеба, копчёного мяса и молока, появившихся на столе, всё явственнее ощущая пробуждающийся аппетит, хотя лишь полчаса назад все его желания ограничивались лишь потребностью недвижимо покоиться в горячей воде… и в её руках… Нет, подштанники Андрасте, тысячу раз нет! Маг встряхнул головой, будто это могло помочь в изгнании непрошеных мыслей.
— Дружище, расскажи, что было, пока я был в отключке, — как можно более непринуждённо спросил он. — Хоук рассказала мне в общих чертах, но пообещала, что в твоём исполнении повествование будет не в пример интереснее.
— Не уверен, что захочу когда-нибудь написать об этом, Блондинчик, — вдруг покачал головой гном. — А чёрные глазищи Хоук в той пещере ещё долго будут преследовать меня в кошмарах.
Андерс вопросительно изогнул бровь, потому что рот был уже занят куском хлеба и озвучить свой вопрос он не смог.
— Когда та страхолюдина напала на тебя, Хоук успела отстрелить ей лапу ледяной стрелой прежде, чем паук придавил тебя своим весом, а ты с обломком его клешни в плече отлетел в сторону. Рана была не самой серьёзной и вроде бы даже не задела основных артерий и вен, но ты мгновенно потерял сознание и сбледнул с лица — все сразу поняли, что паук был ядовит. Но противоядия ни в твоих запасах, ни в сумке Хоук как назло не оказалось. Рана не поддалась её лечению, всё, что она смогла, — это вынуть обломок и заморозить тебе плечо, чтобы яд не начал распространяться по всему телу. Она скомандовала отступление, и мы бегом потащили тебя на поверхность. Вот тут-то я и увидел её глаза… Чёрные, будто две распахнутые бездны, словно не разделённые на зрачок и радужку. Казалось, они совершенно ничего не выражали, словно два осколка обсидиана… Кхм… Что-то я увлёкся метафорами. В общем, страшными стали её глаза, Блондинчик. Тебе быстро становилось хуже, мы ещё даже не достигли поверхности, когда изо рта у тебя повалила пена, и Хоук была единственной, кто сохранил тогда самообладание. Это был первый раз за тот день, когда ты стал обязан ей жизнью. Она коротко отдавала приказы, мы дотащили тебя до лечебницы так скоро, как только смогли. Здесь она отыскала нужное противоядие, но прошло уже слишком много времени, и, несмотря на заморозку, отрава начала распространятся. Ох, ты бы видел себя тогда, Блондинчик — в тех восставших трупах, которых мы рубили в той злополучной пещере, было больше жизни, чем в тебе. Как только мы положили тебя на стол, она выгнала нас всех, сказав, что нам незачем видеть то, что будет здесь происходить, заперла дверь и сказала приходить утром. Не знаю и знать не хочу, что она с тобой делала, но когда мы с Ривейни и Маргариткой заглянули с утра, вся комната была забрызгана кровью, ты в распоротой сверху до пояса мантии валялся на столе, а Хоук, взъерошенная и бледная не хуже тебя, сидела рядом на табурете, смотря в пустоту невидящими глазами. Но ты вроде бы дышал, и рана была забинтована, а вот Хоук отозвалась мне лишь после того, как я минут пятнадцать кряду выкрикивал её имя и тряс за плечо. Мы с девочками здесь немного прибрались, а она всё это время так и просидела на своём табурете, как коршун, наблюдая за каждым твоим вдохом и выдохом и вскакивая с места, когда ей казалось, что что-то идёт не так. Я предложил сменить её, но она лишь качала головой, поэтому скоро нам пришлось снова убраться. Три дня ты был в отключке, Блондинчик, и все три дня она не отходила от тебя ни на шаг. Дважды в день я приносил ей еду, потому что она наотрез отказывалась выходить, но она почти не притрагивалась к ней, всё это время держась практически на одном только лириуме. Лишь к концу третьего дня она сказала нам, что опасность миновала и к завтрашнему обеду ты очнёшься. Так и случилось, чему я несказанно рад, так что с часу на час жди наплыва восторженных гостей.

— Я очнулся рано утром, — задумчиво потянул Андерс, приканчивая последнюю булку. — А она ничего не говорила о том, как лечила меня? Она же не целитель.
— Она? Говорила? Я тебя умоляю, Блондинчик, из неё все эти три дня каждое лишнее слово чуть ли не кувалдой приходилось выбивать. Маргаритка что-то заикалась о «прорванной завесе» или что-то в этом роде, но я не имел ни малейшего желания вникать во все эти ваши магические штучки.
— Завеса… Так она ходила за мной в Тень?! — целитель чуть не поперхнулся молоком, с трудом откашлявшись. — Но почему тогда я ничего не помню?!
— Не у меня это спрашивай, Блондинчик. Спроси у неё. Задница Андрасте, вы что, совсем не разговариваете?
— Ну… — Андерс замялся. — Мы вроде как в не очень хороших отношениях… В том смысле, что не жалуем друг друга. То есть вообще не переносим.
— И, наверное, из жгучей ненависти к тебе она провела трое суток в вонючей Клоаке, держа тебя за руку? Эй, подними челюсть, Блондинчик, про руку — это я приврал. И про кровищу по всей комнате тоже: так, пара пятен, может, и была. Да и вообще добавил немного художественных деталей, эх, придётся-таки записать… Но в целом всё было именно так, как я сказал. Так что подумай, Блондинчик, а так ли сильно она терпеть тебя не может, как ты постоянно мне жалуешься? А я что-то уже засиделся у тебя. У меня на полдень назначена встреча, так что побегу. Справишься тут один? — и, получив утвердительный кивок, Варрик ушёл, махнув рукой на прощание.

Андерс задумчиво крутил в руках чашку с недопитым отваром, чувствуя, как силы медленно, но уверенно начинают возвращаться к нему. Резерв магии восстанавливался гораздо медленнее, и целитель прикидывал, стоит ли пополнить его лириумом, дабы самоисцелиться до конца, или, что безопаснее, подождать, пока всё восстановится само. Но поднимающееся солнце, переместившее на него тёплый прямоугольничек света, приняло это решение за него, разморив и навеяв приятную дремоту. И прежде чем заснуть в кресле, Андерсу в голову внезапно пришла одна древняя, невесть где прочитанная им мудрость: тот, кто спасает тебя от неприятностей, не обязательно твой друг, но и тот, кто втягивает тебя в неприятности, не обязательно твой враг. Заснул целитель с улыбкой на губах. Впервые за долгое время. Очень долгое.