Их маскировка была идеальна. Даже днем каждый мог пройтись по улицам Киркволла и удостоиться уважительного кивка: для горожан достаточно было доспехов с гербом, а для стражей — шлема, скрывающего лицо. Что уж говорить о ночи, когда подставные стражники могли спокойно догнать припозднившегося торгаша или вельможу и так же спокойно ткнуть ножом под ребра или приставить лезвие к горлу.
— Из Нижнего, что ли, притопала? — шепотом спросил один из бандитов, кивая на молодую женщину, сидящую на ступенях.
— По одежке — вроде да, — ответил второй. — Ну да тем проще, никто не хватится.
Женщина сидела, сгорбившись, не поднимая глаз, и что-то рассматривала в собственных ладонях. И, кажется, шептала.
— О, стража, — она подняла голову, услышав шаги. — Я… Я уже ухожу.
— Поздновато, детка, — хмыкнул разбойник, вытаскивая меч.
Затуманенный — пьяная она, что ли? — взгляд скользнул по двум бандитам, на лице не отразилось ни единой эмоции.
— Так вы не стражники…
Им бы испугаться изменившегося голоса. Им бы задуматься, отчего женщина не показывает ни малейшего признака страха. Им бы приглядеться, что у нее в ладонях.
— Вы точно не стражники, — полуутвердительно произнесла женщина.
И медленно протянула к ним руку. В крови.

— Дживен не посылал людей в Верхний город ночью, — позже сказала Авелин. — Однако на торговой площади два трупа. Бандиты. И обобраны до нитки… Должна сказать тебе, Хоук…
Хоук хмурится в удивлении: кого угодно проведет, но не ее.
— В следующий раз зови хотя бы меня, — она вздыхает. Не ругаться же из-за преступников… Но все-таки методы, с помощью которых подруга справляется с неприятелями, вызывают смутную тревогу. На телах ни единого следа, а рожи перекошены в ужасных гримасах…
— Ты ведь не станешь сдавать меня в Казематы? — состроив умильную рожицу, спрашивает Мариан. — Пожалуйста, я ведь зачахну там…
Откуда в ней столько паясничества? Ведь чужое же, совершенно не ее, однако шутит и улыбается, и смеется.
— Ты ставишь меня в трудное положение, — вздыхает Авелин. — Я только за, если ты перебьешь всех бандитов в этом городе, но… Но все-таки не переходи границы, или я вынуждена буду сообщить о тебе храмовникам.
— Я понимаю, — с готовностью кивает Мариан и уверяет в своем миролюбии.
Авелин, в общем-то, верит… В общем-то, не такой уж серьезный повод для разговора — какие-то там разбойники… А Мариан все-таки подруга. И боевой товарищ…
— Так что ты там хотела проверить? Рваный берег?
…И всегда поможет, если нужно.
Поэтому Авелин отмахивается от подозрений. Все же Хоук — это Хоук. Они столько пережили вместе…

Идут дни, недели… Банды, появляясь, очень скоро распадаются и исчезают. Разве что трупы чаще находят по утрам. В Киркволле всегда найдется тот, кто заплатит за устранение подобной «проблемы». И неважно, какими методами.


— Варрик, мне нужно поговорить.
— О, нечасто ко мне в гости заявляется капитан стражи! Ты ведь действительно просто в гости? Если Мартин сказал тебе, что я…
— Я знать не знаю твоего Мартина, — Авелин покачала головой и села напротив гнома. Варрик неплохо устроился в «Висельнике», по крайней мере, лучше, чем она сама в казармах.
— И даже не станешь расспрашивать? — не перестал усмехаться гном. — Видно, дело серьезное. Ну, — он сел напротив и прищурился, — тогда я весь внимание.
— Я хотела поговорить о вашей экспедиции…
— А что тут говорить? — развел руками Варрик. — Хоук вернулась с мешком сокровищ, но главной наградой стал братец, удирающий в храмовники…
— Варрик.
У нее одной получалось вмешать в его имя столько угроз разом.
— Ладно-ладно, — вздохнул Тетрас. — Дай угадаю: ты беспокоишься. Я тоже. Ну и что? Хоук большая девочка, и…
— Мерриль вчера проболталась о демоне. Демоне, которого вы встретили там, на Глубинных тропах.
— О, тот демон? Мне показалось, это просто говорящая груда камней.
— Варрик.
— В такие моменты я начинаю тебя ненавидеть, — он вздохнул и сказал уже гораздо серьезнее: — Да, мы встретили демона. Маргаритка утверждала, что демона голода, но на вид он ничем не отличался от остальных тварей. Только вот решил с нами поговорить… И нет, нет и нет, никто не заключал с ним сделок. Ну то есть…
— То есть?..
— Мы договорились… И обманули его. Ну, Авелин, мы же «искатели приключений», нам положено плутовать и обводить вокруг пальца даже демонов…
По словам Варрика выходило, будто демон указал им выход и унял своих монстров на время. Но когда отряд — а точнее, Варрик и Хоук — решил прихватить и все сокровища, взбунтовался. И тогда… его просто пристрелили.
— Бьянка не промахивается, — усмехнулся Варрик, бросая полный обожания взгляд в сторону скамьи, где покоился арбалет. — А демон сдох так же легко, как все остальные. И никаких вскрытых вен и ритуальных танцев под луной. Да и где бы на Глубинных тропах достать луну…
Что ж, все верно. Авелин бы не одобрила ни сделку, ни обман, но ее там не было… И это, пожалуй, главное. Варрик, она знала, потерял в экспедиции брата: сукин сын Бартранд запер его в тейге. Хоук, вернувшись, тоже лишилась родственника: уход Карвера в храмовники она вполне могла расценить как предательство. А потому, пожалуй, не стоит больше ворошить чужие воспоминания.
— Извини, — Авелин поднялась. — Ты прав, Хоук — большая девочка, но я беспокоюсь за нее… За всех вас.
— Понимаю, — кивнул Варрик, на миг став серьезным. — Очень хорошо понимаю…
 
И через неделю ее тревога оправдывается, но совсем не в том ключе, в котором она ожидала. Хоук все так же держалась в рамках закона и все так же шутила и смеялась, не проявляя ни малейших признаков печали или тоски, не давая даже повода подозревать себя в чем-либо… Но все же успела перейти дорогу Хартии. Точнее сказать, это на нее вышли — на нее и Карвера. Покушения произошли в одну ночь, и нападавшие гномы, по словам Хоуков, вели себя странно для простых убийц. Варрик, вызнавший местонахождение логова Хартии, позже согласился, а потом и убедился: те гномы совершенно слетели с катушек.

Авелин дошла вместе с Хоуками и Варриком до Виммарка, спустилась, преодолела бок о бок каждую печать… Узнала, что магия крови — не такая уж редкая штука в семействе Хоук.

Позже, раз за разом она хотела напомнить Мариан о словах отца, о том, что ее магия тоже должна служить лишь высокому в ней… Но что-то останавливало. Может, сама Мариан, ведь она ведет себя как нельзя лучше, верно? Не собачится с храмовниками, хотя могла бы, и возмущенные горожане не дали бы увести Защитницу в Казематы. Даже рыцарь-командор, кажется, удивлена тем, что магесса так рьяно выискивает малефикаров и без тени сомнений отдает их в руки храмовников. Вдобавок держит в узде Андерса — вернее сказать, Справедливость, — что тоже очень неплохо…
 
И еще Авелин помнит: в то время, как вокруг старательно раздувались скандалы об ужасных малефикарах, вступающих в сделки с демонами, именно она поддалась тайному желанию… Она. Не Хоук, магесса, а она, Авелин, капитан стражи.

— Потому что ты не маг, — неуклюже отшучивается Мариан, — тебя этому не учили. Признаться, я, конечно, надеялась, что ты крепче, но все-таки это Тень, обитель тайн и порока… Ну того, чему мы, маги, обычно предаемся.

Жест — Мариан неловко одергивает рукава — Авелин оставляет без внимания. В очередной раз.
 
И все-таки тревога — тревога за всех, за своих нежданных товарищей, за город и за простых жителей — не отпускает. И Авелин почти не удивляется, когда все в очередной раз рушится.



Впору биться головой о стену, но Справедливость не позволит: слишком велика ценность тела, чтобы повреждать его из-за невыносимой магессы. Казалось бы, куда уж хуже? Та, которой он обязан своей свободой, — глупо отрицать, стража не трогает его лишь по просьбе Мариан, — отправляет бежавших магов прямиком в Казематы! Он пытался найти оправдание: те старкхевенцы обратились к магии крови… Но Хоук сама ею пользовалась! Не раз и не два видел!..
 
Она и не скрывала.
После первого раза, после посыпавшихся упреков только пожала плечами и отвернулась. Упертая и бессердечная тварь.

Андерс в толк взять не мог, он что, один это видит?.. Он замечал: с Авелин Хоук совсем другая. Доброжелательная, всегда готовая поддержать, слова поперек не скажет, только согласится, мило улыбнется, может быть, да с готовностью пойдет в патруль или куда там попросит давняя подруга. С Варриком или Изабеллой и того лучше — стоит им собраться в «Висельнике», смех стоит на весь кабак. Откуда-то берется дар рассказчика, весьма пошлое чувство юмора, разбойничья лихость… Как. У нее. Это. Выходит.
Даже Варрик — единственный, с кем Андерс более-менее сошелся характером, — и тот только отмахивается в ответ на подозрения.
А Хоук… Хоук приходит в его клинику после очередной вылазки и протягивает руки с усмешкой: залечи, Андерс, а то никаких сил не осталось. Наглая. Наглая, лживая сука, каким-то образом облапошившая всех.
…И его тоже.
Ведь он лечит. Лечит, содрогаясь от одной лишь мысли о том, что Мариан собственноручно резала эти запястья, смотрела в лица демонов… Уродовала себя, чтобы снова вылезти живой из заварушки.
Он ненавидит это, ненавидит!

Только ненависть перерождается в страсть, и хочется не отпустить эти руки, а наоборот, сжать, стиснуть, притянуть к себе проклятую магессу… И не отпускать. Вообще. И… ее ведь можно уговорить! Можно достучаться!..

Справедливость в ярости. В последнее время очень часто. Андерсу все сложнее контролировать духа, и Мариан этим пользуется — очень умело. Тыкает носом, говорит, что уж точно не одержимому обвинять ее в сделках с демонами… Последней каплей становится девочка — незнакомая девочка из Круга, которую он, Андерс, чуть не убивает.
Он одержим.
Он никогда раньше не пытался обвинять других. Наоборот, признавал, что за этот выбор — впустить в себя духа — расплачиваться только ему. Но… Но все-таки его вспышки гнева лишь участились, когда рядом появилась эта ферелденка.

Манифест, который он писал, с еще не подсохшими чернилами летит на пол. «Ты не изменишь мое мнение». И снова ярость охватывает — до боли в висках от невозможности ударить или…

Поцелуй дарит облегчение. Хотя бы потому что Хоук не отталкивает его с воплями, а отвечает. А на деле — потому что хоть одну сторону своего безумия он смог проявить в открытую.


Будучи так близко к Хоук, Андерс тешил себя надеждой, что вот он-то точно знает ее настоящую. Запутавшуюся — хочется считать, что так. Абсолютно невыносимую днем и такую нежную ночью.

Больная на всю голову, чистая психопатка — магесса, уничтожающая магов по приказу храмовников.

— Что ж ты сама не сдашься в Круг? Или не сдашь меня? Или Мерриль?
— Пусть попробуют забрать силой, — смеется, но вскоре становится серьезной. — Ты вот сбежал из Круга и успешно прятался долгое время. Хватило способностей и сил… У других этого нет. Круг — вопрос силы и везучести. Ты вырвался благодаря первому, мне с самого начала повезло с родителями. Так если у кого-то не хватает ни того, ни другого, с какой стати мне им помогать?

Убийственная логика. Или полное ее отсутствие. Справедливость беснуется, пытаясь вырваться. Останавливает то, что девочку Эллу, отбитую сначала от мерзавца Алрика, потом от Мести, Мариан все-таки отпустила. И вытащила Фейнриэля из Тени — предварительно сговорившись с демоном и убив Андерса-Справедливость… А потом, как выяснилось, прикончив и Праздность. Возможно, не сдай Хоук Фейнриэля в Круг в самом начале, паренек-полукровка и не дошел бы до своих кошмаров…

Сначала сдала в Круг, потом спасла — и так во всем. Хоук шатает из одной стороны в другую, и вместе с ней шатается город. Или наоборот… Андерс был на Расколотой горе и слышал Флемет: мир и вправду погружается в хаос, а они все кружатся в нем, как щепки в водовороте. У Варрика он видел книгу со схематичным рисунком их всех и рассказами о Хоук. И кто тут от кого зависит, кто сильнее привязан — город к ним или они к городу, уже не понять.

Хочется обвинить целый город, раз обвинять Хоук уже не получается.
 
И вправду, до взаимных ли упреков, когда наступает вечер?

После первой ночи ему в голову впервые пришло то, что они невероятно похожи этим раздвоением личности, только у него, Андерса, второе лицо — дух. Но никакие духи и никакие безумства не мешают им просто наслаждаться близостью друг друга. От этого то легко — пожалуй, впервые все легко с момента его соединения со Справедливостью, — то больно. Действительно больно, почти физически — Андерс и знать не знал, что нежность может так ранить, так выматывать, тянуть жилы. Что каждое прикосновение будет как пытка — медленная, мучительная и желанная. И уж точно не представлял, что ему это понравится.

Когда он, целуя белую тяжелую грудь, говорит, что любит, Мариан дрожит. Не трепет наслаждения — обычный тихий смех. Андерс скользит ладонью по ее животу вниз, смотрит в глаза. Видит страсть, похоть, голод, все пороки разом, но никак не любовь. Не трогает — странно, но это не трогает его нисколько. Наверное, он просто сам привык называть это чувство любовью и не может подобрать другого слова.

Поэтому в это его «Я люблю тебя» не верит никто. Но когда Андерс, выдохшийся, прижимает к себе гибкое, податливое тело, блестящее и скользкое от пота, когда шепчет, уткнувшись в шею Мариан: «Мне больно за тебя», вот тогда… Тогда верят оба.
— Уходи, если больно, — только пальцы сильнее впиваются в плечи.
— Я не идиот, — Андерс целует, прикусывая нижнюю губу. — Пусть будет.

Хоук умеет не только спровоцировать появление Мести, но и вытащить наружу обычную человеческую грубость. И может поддаться чужой силе, поэтому второй раз происходит быстрее и жестче. Злее.
 
И по ночам они друг другом довольны полностью; и это, в общем-то, самое лучшее, что есть в их отношениях.
Но кроме ночей есть дни, а кроме Андерса — Справедливость. И вот он-то точно не может смириться с присутствием магессы.

— Будешь опять обвинять меня? — глухо спрашивает Мариан, пока Андерс пытается побороть духа. — Я маг, колдующий прямо перед носом рыцаря-командора. Я маг, который раз за разом доказывал этой упертой фанатичке, что некоторые из нас могут успешно сотрудничать с храмовниками. Я сто раз показала, что не потерплю в Киркволле магов крови и благодаря этому сама могу делать что захочу. Я Защитница этого города, я, маг, добилась прав больших, чем ты мог себе представить. А что сделал ты, дух? Выродился в демона, подчинил себе чужое тело? И чего добился? Хибары в Клоаке и постоянной угрозы Усмирения?

Андерсу сквозь ярко-голубую завесу мерещится, что за ее спиной встает нечто огромное. Темное, проливающееся из уст черной желчью, жаркое, окутывающее рыжими сполохами плечи Хоук.
Он гонит от себя это видение. Только Справедливость шепчет его губами. Одно слово…
Гордыня.

Справедливость бы не потерпел, но Месть — у Хоук талант выворачивать все наизнанку! — соглашается. И нашептывает, обнимая человеческими руками, что раз так, то они смогут добиться еще большего… Переворота. Революции. И Хоук из гонительницы магов станет их спасением… Из крайности в крайность — это ведь в ее природе. Так пусть будет еще более великая игра, грандиозный обман и самый последний парадокс этой истории. В хаосе можно, разве нет?

И, конечно, Месть не может не вспомнить о самом главном, на что можно надавить.
Андерс и сам помнил о записке, найденной в старой литейной, о подписи «Твой друг и коллега, О». Тем магом, доставшим для Квентина запретные книги, мог быть кто угодно… Но вероятнее всего — Первый чародей. Хоук и убеждать в этом не надо: если до того она довольно ровно относилась к эльфу-магу, то после смерти Лиандры едва не убила его. Прямо при первой встрече, во время нашествия кунари. Остановило появление рыцаря-командора или, что вероятнее, на секунду проснувшийся здравый смысл… О котором она теперь не помнит.


Андерс в последний раз спутал Месть со Справедливостью. Думал, это ликование — ликование духа, а не демона.

— Я поддался ему, Мести, — в грохоте и нарастающих криках его шепот почти не слышен.
Медленно охватывает ужас от содеянного. Он по-прежнему согласен с невозможностью компромисса, но какова цена… Изнутри его рвет на части, пока рыцарь-командор и Орсино ругаются, пока Хоук безжизненно глядит на них, сжимая посох. В себя она приходит, лишь когда ее ставят перед фактом: здесь и сейчас, выбирай. Кого убивать и в какой могиле валяться по завершению — это твой долг, Защитница.

Напряженно вглядываясь в лицо Первого чародея, Хоук с трудом ворочает языком и произносит:
— Я на стороне магов.
Говорит, удивляя, кажется, всех, кроме Андерса и Мести.
— Глупо считать, что вы оставите меня в живых даже при ином раскладе, рыцарь-командор.
— Хвала Создателю, — вздыхает Орсино.

Что-то там говорят и остальные. Андерс сидит, сцепив руки в замок, и у него шумит в ушах. Ему бы радоваться: он перетянул Хоук на свою сторону и… может, все-таки ошибался насчет любви? Может, это она и была?.. И есть…
Радоваться не выходит. Потому что сам он — ни одна из сущностей — себя бы не простил. А Мариан… Он с ней похож, это уже выяснил.
 
Она подходит и заставляет его встать: обхватив за плечи, поднимает на ноги. Прижимается и прижимает к его груди нож. Приподнявшись на носках, целует.
— Твое дело продолжится, — обещает она. — Не может иначе — Круг разорван, и Защитница на стороне магов. Только вот…
На лице не сомнение, а досада. Не очень приятно заканчивать все вот так.
— Только вот Орсино все равно должен умереть. А он Первый чародей и знает явно больше, чем знаю я… А потому мне нужен этот дух, Андерс. Понимаешь?
— Просто… дух? Все это — лишь месть?
— Все это гораздо больше. Война началась и уже не закончится. Но сейчас — да, лишь месть. И мне не жаль. В конце концов, мы друг друга использовали, и это было приятно, ведь так?

Чего скрывать, «Мне нужна твоя помощь» звучало от него чаще даже, чем «Я тебя люблю». Губы против воли растягиваются в ухмылке, Хоук отвечает тем же — улыбается, скалится, беззвучно смеется. Безумная, безумная… Одержимая, как он сам.

Убийство любовника — чудесная часть этой их игры друг другом. Последний парадокс истории. Последняя рвущаяся жила.
 
Что ж, хотя бы дух будет счастлив.



Варрик гордился Хоук, всерьез гордился. Собой, конечно, тоже гордился, ведь сразу выцепил из остальных будущую легенду, нашел, не прогадал… В пекло полез — не мог иначе.
Никто не мог иначе. Даже эльф, ненавидевший магов, пошел за «другом» — так и назвал Хоук, магессу и малефикаршу. Даже братишка-храмовник вспомнил о семье и воспротивился решению рыцаря-командора.
«Быть бойне», — решил Варрик. После сбрендившего Орсино рыцарь-командор уже казалась лапушкой — хотя бы не превращается в ходячее трупное страшилище. И на Бартранда с этим лириумным мечом похожа; пожалуй, Варрик даже порадуется, выпуская болт в очередную одержимую…

— Я сдаюсь.
Задница Андрасте! Впору бы протереть глаза и прочистить уши — это говорит его Хоук? Такая родная полоумная магичка? В конце концов, она выпивку всем обещала, когда разделаются с Мередит!
— Давайте, — дергает плечом Хоук. — Суд или сразу казнь — плевать. Орсино прибег к магии крови, а я ею давно пользуюсь…
Мерриль тоненько вскрикивает, Карвер в шоке опускает вытащенный было меч. «Хоук, нет нужды…» и «Нас должны судить, а не убивать», — это Авелин. «Поздно отступать теперь, друг мой», — это Фенрис. «Сбрендила, идиотка?!» — это Изабелла… А Хоук пожимает плечами и тихо смеется.
— Заткнитесь, «друзья» мои, — издевательски выговорила она, отсмеявшись. — Водить вас за нос было проще простого… А правда в том, — Хоук устало оперлась на посох и посмотрела на Мередит, — что маги крови с легкостью могут подчинить чей угодно разум… Как будто бывший раб, насмотревшийся на малефикаров, станет по своей воле помогать такой же психопатке. Как будто эльфийка, повернутая на своей истории, будет драться за убийцу всего своего клана. Как будто пиратка вдруг вспомнит об отваге и пойдет воевать за ту, по чьей вине осталась без корабля. Как будто доблестный капитан стражи… — тут она запнулась, взглянув на Авелин, — закроет глаза на реки крови и всю резню, которую я устраивала с первого же дня в Киркволле. Не будьте идиотами хоть сейчас, — новый приступ хохота заставляет ее трястись и выплевывать кровь разбитым ртом. — Они жертвы, Мередит. Как и все вы, если подумать…
— Хорошо, — кивнула рыцарь-командор. — Приятно видеть, что хоть сейчас вы образумились и признались. Тогда, — она окинула взглядом храмовников, доставая светящийся красным меч, — свершится казнь.
Варрик слушал все это, ошарашенный, молчавший, но тут вздрогнул. Проклятье, эта история не может окончиться вот так! «Это правда, Хоук?» — звучало на разные голоса.
— Схватить ее помощников!
Хоук, вставшая на колени, резко подняла голову и медленно, напряженно повторила:
— Они жертвы, Мередит.
Никто не может замолкнуть. Варрику хочется ругаться, но… У него тут одного, похоже, еще осталась решительность. У него и у Хоук, стоящей на коленях, но все крепче стискивающей посох.
— Они жертвы.
Будто заело ее, заклинило.
— Про меня забыла, Хоук, — помахал рукой Варрик. — Я — может, ты не заметила, — гном. И, что бы ты там ни говорила, получается, все делал по собственной воле. И мы с Бьянкой…
Не так он видел свою роль во всем этом. Ох, не так…
— …выбираем драку.

 
Она обязана была все ему рассказать. Как есть. Как было на самом деле. Где и в чем она использовала эту свою проклятую магию крови. В последний монолог бывшей Защитницы Варрик не поверил ни на секунду, то есть на секунду как раз поверил, но не больше.

— Что за демонический пафос, Хоук? — позже говорил он, сидя на ступенях в полуразрушенном городе. В этом была своя романтика — порт, спешно отплывающие корабли, хаос, на который уже плевать. А через несколько ступеней уже вода, такая спокойная… Красота.
Хотя бы — хотя бы! — все закончилось. После битвы это не так уж и мало.
— Это же совсем не твое. То есть поручкаться с демонами, а потом их же и перебить — это твое, не спорю. Это мы уже проходили и не раз, но вот лезть к кому-то в башку… Тебе ж и своих заскоков хватало, разве я не прав?
— Я говорила правду, — пожала плечами Хоук, безотрывно глядя на воду. — Но, пожалуй, я рада, что удалось прикончить еще и Мередит… Хотя иначе маги сделали бы из меня мученицу, что тоже неплохо.
— Да-да, конечно, так и вижу: Святая Мариан… Сразу после Андрасте. И своя личная гвардия культистов, ага…
Хоук только снова пожала плечами.
— Ладно, — понимая, что большего от Мариан не добиться, Варрик поднялся. — Сделаю вид, будто верю, но учти, тебе придется все мне выложить. А сейчас… Пора бы бежать, как ты думаешь? Прихватить Маргаритку и Эльфа, Ривейни, братишку твоего…
Он развернулся и уже сделал несколько шагов, как голос Хоук его остановил.
— Они ушли, Варрик. И я удивлена, что не пытались меня убить.
— Да хватит тебе, — отмахнулся гном, поворачиваясь. — Как будто я не…
Хоук поднялась и спокойно взглянула на него.
— Я всего лишь хотела прикончить Орсино: как ни крути, а он был виноват в смерти моей матери. К тому же я помнила слова Флемет и в глазах магов, поверь, взлетела. Но история все равно не так эпична, как хотелось бы. За всем стоит не ее пророчество, а простая месть… Поэтому, Варрик, я говорила правду.

Таким же тоном, напряженно, будто вжимая слова в чужие уши, она говорила это свое «Они жертвы, Мередит». А потому Варрик снова отмахивается и продолжает подниматься по ступеням. Не хочет он в это верить и не будет.
— Но ты… Ты… Сделай меня лучше, Варрик. Ты можешь. Пожалуйста.

Слыша за спиной всплеск, Варрик закрывает глаза. Он не станет поворачиваться. Вот просто не станет.
В хорошей истории должна быть загадка. И так ему будет легче.

«Мы бежали в Восточные холмы… — шепчет он, покидая Киркволл. — Восточные холмы…»