Хоук.

…Может, прав Варрик, рассказывающий в своих байках, что старший ребёнок в роду несёт на себе проклятье и губит всё, что ни полюбит?.. Может, магия и есть мое проклятье? И всё из-за меня? Отец. Бетани. Мама. Фенрис. Я не смогла спасти никого из тех, кого любила. «Магия отравляет всё, чего ни коснётся…» — может, это действительно так?.. Дыхание Создателя! Зачем, ну зачем я решила захватить корабль этого клятого малефикара?! Пусть бы они себе плыли до Камберленда, мы бы их и на суше догнать и побить смогли! А теперь тело Фенриса лежит на дне, и любопытные рыбы тыкаются носами в обескровленный разрез на горле, проплывают между колыхаемыми подводным течением прядями волос, словно меж водорослями… Поздно. Непоправимо. Остаётся лишь вспоминать… Как он хмурился. Как смеялся. Как глядел на меня с сожалением и шептал: «Мэриан, не всё в жизни зависит от нас, не всё происходит так, как нам хочется…»

— …не хочется, спасибо, Варрик, — донеслось из коридора, заставив моё сердце сжаться от тоски. Похоже, теперь мне его голос будет мерещиться в каждом мало–мальски похожем тембре.
— Ты хотя бы вина выпил с нами, что ли. За счастливое освобождение. А, Фенрис?
Задохнувшись, я отдёрнула влажные ладони от лица, с замиранием сердца ожидая ответа Варрикова собеседника. Не может быть… Должно быть, я всё ещё сплю…
— Спасибо, но я лучше по палубе прогуляюсь. Я и на «Драконе» в каюте насиделся, — а голос-то какой недовольный… Это он. Только Фенрис может говорить о прогулке на свежем воздухе таким тоном, словно его пригласили в Казематы на торжественное жертвоприношение в качестве главной жертвы.

Хлопнула дверь, ведущая на палубу, вслед за ней закрылась и дверь Варриковой каюты, а я всё сидела, оцепенев в неверии. Живой… Живой!.. Но… как? Ведь я же своими глазами видела, как малефикар перерезал ему горло!.. Дыхание Создателя! Хоук, ну нельзя же быть такой дурой! Чёрная одежда, белые волосы, эльфийские уши и повязка на глазах — вот что ты видела! И, похоже, хлопнулась в обморок, как какая-нибудь чувствительная графская дочка при виде дохлой мыши на полу спальни! Столько времени потеряла… и продолжаешь терять!

Вскочив с лежанки, я кинулась к двери, схватилась за задвижку… Взгляд скользнул по рукаву рубахи, и я опять обругала себя дурой: чем выходить на палубу в таком виде, уж лучше выйти сразу голой — всё меньше стыда будет! Мятая рубаха, мешковатые штаны и — я провела рукой по волосам — голова, как воронье гнездо! Просто писаная красавица, что и говорить! Да от меня сейчас даже гарлок убежит без оглядки и заикаясь от ужаса! Торопливо вывалив на кровать содержимое большого мешка, я стала копаться в одежде, выбирая, что надеть. Эта мантия слишком просторная, у этой вырез слишком низкий… А вот эта подойдёт — синяя, бархатная, с пристойным вырезом и почти без рукавов — самое то. И не вульгарно, и сидит по фигуре, и глаза красиво оттеняет. Плеснув из фляжки воды в ладонь, я умыла заплаканное лицо, смочила взъерошенные волосы и пригладила их щёткой. Шагнула было к двери и тут же, ойкнув, поджала ногу: босая ступня чувствительно укололась о задир деревянного пола. Развязала ещё один мешок. Туфли или ботинки?.. Ботинки или туфли?.. Вообще-то их всё равно под мантией не будет видно, так что можно и ботинки надеть… Нет! Туфли, только туфли. Жмут немножко, ну да ничего, мне не на Расколотую гору в них подниматься, потерплю чуток. Зато красиво.

…Вот он стоит у борта, любуется закатом: руки сложены на груди, голова горделиво вскинута, ветер треплет волосы, набрасывая их на глаза… Неподвижный, как бронзовое изваяние, и такой же тёмно-золотистый в лучах заходящего солнца. Поставить в холле и любоваться. Нет, лучше в спальне у камина, чтоб никто больше не видел. Тоскливо защемило сердце. …Из всех доступных мне мужчин Киркволла я выбрала беглого тевинтерского раба, нелегально проживающего в Верхнем городе. Что это — смирение, так превозносимое жрицами Андрасте, или же, напротив, гордыня? Ах, нет — боюсь, это та самая пресловутая «бабья дурость», что заставляет нас, женщин, частенько влюбляться в самого неподходящего для семейной жизни мужчину.

— Здравствуй, Фенрис, — приветствуя его, я сложила руки на груди, ладонями обхватив локти, с трудом удерживаясь, чтобы не ухватить его за руку, убеждаясь окончательно и бесповоротно в том, что он настоящий, не призрак, не сон, не… демон. Впрочем, полчаса назад я была бы рада даже демонессе в его обличии.
— Хоук, — Фенрис повернулся ко мне, губы дрогнули в улыбке, и он тут же склонил голову в приветствии.
— Хорошо, что ты жив, а то мне было бы очень скучно напиваться «Агрижио Павалли» в одиночестве, — произнесла я как можно небрежнее, еле удерживаясь от ответной улыбки.
— А я, боюсь, и вообще его больше бы не попробовал, — усмехнулся он, — рабам такое не подают.
— Фенрис, мы просто обязаны отметить день твоего освобождения! — Варрик выскользнул из-за моей спины бесшумно и внезапно, словно призрак из Тени.
— Непременно, — отозвался эльф, мрачнея, — приглашу всех вас в свой особняк, как только…
— Нет и нет! Когда вернёмся в Киркволл, гулять будем только в «Висельнике»! — заявил Варрик непреклонно, звучным хлопком по борту подтверждая решительность своих слов. — А то знаю я вас, запрётесь в этой каменной пустой громаде и вылакаете всё вино под воспоминания о прошлом вместо закуски! Разве ж так празднуют!
— Нечего пока праздновать — я ещё не видел труп Данариуса! — отрезал эльф.
— Ну тогда давайте сейчас отпразднуем твоё сегодняшнее освобождение. Уж с этим-то не поспоришь — свершившийся факт! Айда в мою каюту, я для такого случая захватил «Кровь Архидемона»! Но всего две бутылки, так что кто не успел, тот опоздал! — и гном выжидающе уставился на нас с Фенрисом.
— Я приду, Варрик, — неожиданно для самой себя сказала я.

…Не так уж и сильно мне сегодня хотелось провести время за бутылкой в компании шумного гнома. Но я не знала, как начать разговор с Фенрисом. Просто сказать: «Фенрис, я тебя люблю»? Да я лучше сразу за борт прыгну! Маме каким-то чудом удалось внушить мне, что благородной женщине неприлично признаваться в своих чувствах первой. И хотя многие её полезные уроки забылись, этот почему-то накрепко засел в голове. Молча подойти, обнять и поцеловать? А если оттолкнет, что я ему скажу, чем оправдаюсь? Он выглядит таким невозмутимым и отстранённым, что просто руки опускаются. Может, компания гнома-весельчака и бутылка вина хоть немного расшевелит и его, и меня, а там я как-нибудь «проговорюсь»… Если что, скажу, что пьяная была и ничего не помню.

— Пожалуй, я тоже присоединюсь, — решился наконец Фенрис.
— Вот это другое дело! Прошу, — и гном сделал приглашающий жест в сторону кают. — Монна Бьянка, Фенрис, приглашаю вас отужинать в моей скромной компании и компании двух прекрасных дам, чьему присутствию не воспротивятся даже наши гостеприимные хозяева…
— Варрик, наверное, только ты можешь назвать «прекрасными дамами» бутылки с вином.
— Не вижу особенной разницы, Хоук, — пожал плечами гном, — прекрасное содержимое привлекает меня не меньше прекрасной наружности.

Но кроме «двух прекрасных дам» в каюте Варрика присутствовал ещё и Андерс. Я напряглась было в ожидании извечной пикировки на тему магов и храмовников, но целитель и эльф словно негласно заключили временное перемирие и просто делали вид, что оппонента нет в каюте. Даже сели так, чтобы не видеть один другого: Фенрис взобрался на верхний лежак, а маг уселся на нижний, справа от Варрика. Рядом с ними было ещё много места, но сидеть бок о бок с Андерсом не хотелось совершенно, и я заняла сундук. На нём оказалось довольно удобно сидеть, и к тому же с этой позиции я могла смотреть на Фенриса. И он на меня тоже: время от времени я ловила на себе его задумчивый взгляд, но эльф почти сразу же отводил глаза и мрачнел.

Первая бутылка «Крови Архидемона» закончилась ожидаемо быстро: каждому хотелось попробовать одно из самых дорогих и вкусных вин Тедаса. Тёмно-бордовое, почти чёрное, с мягким бархатистым вкусом и терпким ароматом диких ягод, оно пилось легко и приятно, особенно под копчёное мясо, которое принёс кок. Вторую мы уже смаковали, наливая по чуть-чуть и закусывая в основном разговорами. Варрик и Андерс наперебой рассказывали, как шёл бой после того, как я упала в обморок, мы с Фенрисом слушали, изредка отшучиваясь. А вскоре и Белла подошла — не иначе на запах коллекционного вина — и пригласила всех в капитанскую каюту. Вино, выставленное ею, было тоже неплохим — орлейская «Серебряная лоза», белая и чуть сладкая. Закуской к ней шло мясо, сыр и рыба. Копчёная, хвала Андрасте, не сырая. Если Белла и полюбила свежевыловленную морскую живность, то при нас она её в пищу не употребляла.

Звенели, соприкасаясь, кубки, звучал смех и солёные шуточки, полные подколок и двусмысленностей, Фенрис и Андерс вполне мирно передавали друг дружке ломти сыра и хлеба… Я настолько прониклась духом празднества, что напрочь забыла о своем «великом плане» с признанием. И задумалась о том, что многовато выпила, лишь после того, как обнаружила себя сидящей меж магом и эльфом и обнимающей их за плечи. Рука Андерса лежала на моём плече, а рука Фенриса — на талии. Мы покачивались в такт песни, которую я пела: «За дружбу старую — до дна! За счастье прежних дней!» Причём на фразе «С тобой мы выпьем, старина, за счастье прежних дней!» эльф и маг чокнулись кубками. Похоже, они тоже несколько перебрали… Варрика уже не было в каюте, а сидящая напротив нас Изабелла была на удивление малоразговорчива и задумчива. Фенрис отвернулся, чтобы наполнить мой и свой кубки, и Андерс дёрнул меня за рукав, привлекая внимание.

— Мэриан, — щекотно зашептал мне на ухо целитель, — кажется, я нашёл кое-что похожее на артефакт… Только идти надо прямо сейчас, пока народу на палубе почти нет. Днём его там не будет.
— Ну… пойдём, — с сомнением пробормотала я, оглянувшись на занятого едой эльфа. Идти никуда не хотелось, но надо же разобраться с этим вопросом раз и навсегда. — Я выйду первой, потом через пять минут выходи ты.

…Эти пять минут я потратила на то, чтобы переобуться в ботинки. Выходя из каюты, я споткнулась о порог, чуть не упав. Похоже, шторм начинается: слишком уж сильно качается пол. Андерс подхватил меня под руку, помогая устоять на ногах, и мы вышли на палубу. Странно, ни намека на шторм… Полная луна светила так ярко, что нам и не понадобилось создавать «светлячок». В корабельной ночи что-то негромко поскрипывало и шуршало, еле слышно шелестели бьющиеся о борт «Сирены» волны, потрескивал сгорающий фитиль в фонаре у ближайшей мачты… Некоторое время я просто стояла, жадно дыша прохладным морским воздухом. В голове прояснилось — после каютной духоты головокружительная свежесть морской ночи была сродни заклинанию холода в жаркий летний день. Слишком сильного заклинания: по спине юркой змейкой скользнул озноб. Я вздрогнула, передёрнула обнажёнными плечами и попросила Андерса:
— Подожди, я вернусь в каюту за плащом.
— Замёрзла? Вот, возьми, — и он накинул мне на плечи свою меховую куртку. От неё слегка пахло гарью и кисловатым запахом лириумных зелий, но мне сразу же стало теплее. И дремотней.
— Где там твой артефакт, показывай, — пробормотала я, кутаясь в куртку и зевая. Скорее посмотреть и обратно к Фенрису — воплощать «великий план» с признанием, пока смелость, вызванная вином, окончательно не выветрилась из головы.
— На носу, рядом с вахтенным, — и маг отпил из прихваченной из каюты бутылки.

Огибая тут и там натянутые канаты, мы прошли на нос. Действительно, под фонарём у мачты стояла такая прямоугольная стеклянная штуковина, в которой что-то было.

— Андерс… — разочарованно простонала я, приглядевшись. — Это часы! Песочные часы.
— Да? — удивился маг, вглядываясь в предмет. — А похоже на колдовскую штуковину какого-нибудь сумасшедшего мага. Может, всё-таки это они…
— Нет, Андерс, это совершенно обычные часы. Стекло и песок. И ни капли магии, — и я крикнула пирату, сидящему в тени борта: — Эй, там, на вахте! Сколько сейчас времени?
— Семь склянок¹, — прозвучал мрачный голос.
— Семь… склянок? Для меня это то же самое, что и семь флаконов, — отмахнулась я от его слов. — Ты мне по-человечески скажи, сколько сейчас времени!
— Три с половиной часа ночи.

…Скоро рассвет, а я ещё с Фенрисом не объяснилась! А он там наедине с Изабеллой сидит, между прочим! А наедине с Беллой без ущерба для мужской репутации можно оставлять лишь грудных младенцев да выживших из ума стариков!

— Ладно, Андерс, пошли назад, завтра ещё поищем, — я торопливо потянула мага в сторону кормы, но он неожиданно заупрямился:
— Угу, сейчас, только вино допью… — и Андерс в три долгих глотка выхлебал остававшуюся «Лозу» и лихо зашвырнул бутылку куда-то в лунный полумрак. За бортом плеснуло. Попал, хвала Андрасте, а то Белла бы нам завтра показала «пришествие Архидемона в лицах» за осколки на палубе…

…Мы уже почти дошли до кормовой надстройки, и тут я, отводя слишком низко висящий канат, совершенно случайно посмотрела вверх… У меня тут же закружилась голова, и я в страхе ухватилась за руку целителя — мне показалось, что я падаю. Падаю вверх. Такое небо было над нами! Белая круглобокая луна, Пояс Андрасте² и звёзды… звёзды… звёзды!.. От края и до края — мерцающее крошево звёзд… В Киркволле неба почти не видно: его загораживают то дым литейных в Нижнем городе, то высокие дома Верхнего города. Да и некогда мне там ночью любоваться на небо. А за городом я уже давненько не ночевала. Ахнув от восторга, я воскликнула:
— Андерс, смотри, какая красота! О, а вон Колесница!
— Где? — воскликнул целитель, крутя головой во все стороны.
— Да вон же, — я приблизила свою голову к его голове и вытянула руку, указывая на созвездие.
— А хасинды называют его «Ковш», — вполголоса сообщил маг, вглядываясь в небо.
— Да? Похоже, похоже… — пробормотала я, мысленно проводя линии между звёздами Колесницы. Рука Андерса словно невзначай скользнула мне на талию, притягивая меня ближе к его телу, маг по-кошачьи потёрся носом о мою щёку и приник губами к моей шее… Я тут же очнулась от навеянного звездным небом наваждения. Отдёрнулась, отодвигаясь от его жадных губ и ласкающей ладони, что спускалась всё ниже и ниже… Андерс потянулся было за мной, но я уперлась рукой ему в грудь, и маг неохотно выпустил меня из объятий.
— Ну не на корабле же, Андерс, — возмущённо зашипела я, мысленно добавив: «И с тобой — больше нигде и никогда», — мало того, что нас тут и так трое, так ещё и вахтенные таращатся!
— Пусть завидуют! — с вызовом произнёс Андерс, небрежно махнув кистью руки куда-то за плечо. — Я отхватил себе лучшую женщину Киркволла — саму За… фф-мм-мм!.. — я вовремя припечатала ему рот ладонью, чтобы не давать пиратам дополнительных тем для сплетен. Им и так уже есть о чём завтра рассказать своим товарищам. И хвала Андрасте, что Варрик сейчас спит! А то его «Встреча на „Сирене”» пополнилась бы несколькими пикантными сценами. Я настороженно посмотрела на молчащего Андерса, всё ещё стоящего с моей рукой поверх его губ. Подмигнув, маг звучно чмокнул меня в центр ладони. Взвизгнув от неожиданности, я отдёрнула руку и яростно провела влажной ладонью по мантии.
— Ты что, спятил?! — напустилась я на него. — Теперь я понимаю, почему Справедливость не дает тебе выпивать! Кстати, почему он сегодня тебя не удержал?!
— Тш-ш-ш… — маг прижал палец к губам, призывая меня к молчанию. — Не буди его, он спит! Он затратил много сил на то, чтобы вывести тебя из Тени, и теперь отдыхает. И я тоже отдыхаю.
— Ладно, — смягчилась я, — его я будить не буду. Но и тебе уже, похоже, пора идти спать.
— С тобой я готов даже просто спать! — заявил маг, снова попытавшись меня обнять.
— Демоны тебя побери, Андерс! — ругнулась я, уворачиваясь от его рук. — Если ты не прекратишь меня домогаться, я наложу на тебя «сон» и ты всю ночь проваляешься на палубе, а завтра у тебя будет насморк, радикулит и… и… перелом чего-нибудь!
— Ага, — согласился целитель, пьяно тряхнув головой, — зато будет что вспомнить до следующего раза!
— Андерс, — вздохнула я, отводя взгляд, — не будет никакого «следующего раза».
— Почему? — на удивление трезвым голосом отозвался маг. Я присмотрелась. Да он даже шататься перестал! И взгляд чересчур осмысленный для пьяного.
— Так ты притворялся! — возмущённо ахнула я.
— Ну… есть немного. Но совсем немного! И не в той части, где я говорил про лучшую женщину Киркволла.
— Иди уже спать, лучший притворщик Клоаки! Завтра поговорим. Сегодня день был слишком уж нервный.
— Ловлю тебя на слове — поговорим завтра. А пока подожди меня здесь, я отлучусь на минутку… — и Андерс пошёл на нос корабля. И что ему там надо? Присмотревшись, я увидела, как он скрылся в гальюне³. Смущённо хмыкнув, я встала у борта в тени кормовой надстройки, опершись плечом на её стенку. Ну, Андерс, ну, притворщик! Теперь я окончательно поверила словам Беллы о том, что маг был совсем другим человеком до того, как в него вселился Справедливость. Если он и раньше откалывал подобные номера, то неудивительно, что храмовники хотели его убить.

…Нет, ну какая же всё-таки ночь сегодня красивая! Я подошла ближе к борту и замерла, любуясь отражением звёзд в серебристо-чёрной воде. Бархат неба и шёлк воды… Надо заказать себе такое платье — расшитый серебром чёрный бархатный верх и переливчатая серебристая юбка. А к нему серебряный наборный поясок и какой-нибудь круглый серебряный медальон… Тихие шаги за спиной. Ну наконец-то! Андерс?!.


___________________________________

¹ Склянка — песочные часы, по которым на судах отсчитывали время. Днём каждые тридцать минут часы переворачивались вахтенным матросом, что сопровождалось сигналом колокола. Через каждые восемь склянок (четыре часа) на судне сменялась вахта, и счёт склянок начинался снова.

² Пояс Андрасте — Млечный Путь.

³ Гальюн — отхожее место на корабле. Располагается в носовой части судна.