Изабелла.

Поначалу Чайка отпирался и ломался, как набивающая себе цену портовая шлюха: «Ах, я не такая!.. А сколько дашь?» Ублюдок попробовал даже торговаться, пытаясь выкупить свою жизнь, но, познакомившись поближе со взбешённым «лириумным призраком», сразу же обделался и запел соловьём. Точнее, хрипло заверещал, с ужасом глядя на свою грудь, в которую вошла полупрозрачная рука эльфа. Гадёныш раскололся, как гнилой орех: всё рассказал — как, когда и почему он убил Хоук.

…Оказывается, они когда-то вместе работали на Атенриль. Этот сукин сын тогда подкатывал к Хоук, но она его отшила, а после он сплоховал в одном деле, и кто-то сдал его Атенриль. Он решил — Хоук: они крепко не ладили. За то, чтобы остаться в живых, он отдал эльфийке все свои деньги. И ушёл в пираты. Вчера он сразу узнал Хоук. Она его, конечно же, нет. У него появилась возможность отомстить, и он ею воспользовался. А ещё, капитан Изабелла, скоро этот корабль перестанет быть твоим: Огр хочет стать здесь капитаном, и его поддержат многие. Прихвостень его так и сказал: «Не дело бабе быть пиратским капитаном! Да ещё шлюхе…» А вот за это я тебе, Огр, язык отрежу и тебе же в задницу вставлю! Никто из моей команды не должен так отзываться о своём капитане! Особенно если ему раньше вежливо дали понять, что любовь искать надо не в капитанской койке, а где-нибудь на берегу.

Блондинчик шептал отчаянное: «Нет… нет…», Варрик в растерянности тёр лоб, я же — прости, Хоук, но о тебе я поплачу позже — искала способ сохранить за собой свою уютную капитанскую каюту и сберечь свою жизнь в целом. Просчитывая в уме варианты, я рассеянно наблюдала за тем, как Донал и Весельчак отшатнулись и вжались в самый дальний угол, когда Фенрис, прорычав что-то по-тевинтерски, резко выдернул руку из груди завизжавшего от боли и ужаса Чайки и, схватив ублюдка за шею, швырнул его о стену. Глухой удар о деревянные переборки, хриплый стон, и тело оглушённого пирата сползает на пол, а эльф не торопясь подходит к нему, наклоняется, берёт за горло, поднимает вверх на вытянутой руке, сжимает ему шею чуть ли не до полного удушения — рожа Чайки багровеет, он пучит глаза и хватается руками за руку эльфа…

— Фенрис, нет! — воскликнула я, опомнившись. — Оставь его! Он нам ещё нужен! — эльф послушался, но своеобразно — опять швырнул полупридушенного ублюдка в стену. Глухой удар, скрип досок под шагами эльфа, еле слышный стон, вырвавшийся у Чайки, когда Фенрис опять схватил его за шею, приподнимая с пола…
— Фенрис! Оставь его, он уже едва живой! — я ору так, что слышно, должно быть, даже наблюдателю в гнезде¹, но разъярённый эльф притворился глухим, и полубесчувственный пират опять был отправлен им в короткий полёт. Чайка уже не сопротивлялся, лишь вяло дергал конечностями. Похоже, скоро сыграет в ящик… Но мне-то этот гадёныш нужен живым! Но как заставить Фенриса оставить в покое этого ублюдка? Ну не кинжал же в него метать! Остальные тоже не жаждут вмешиваться и даже отошли подальше: соваться под руку взбешённому «лириумному призраку» лишь для того, чтобы отобрать у него убийцу Хоук, дураков не нашлось.
— Эй, Блондинчик, — дёрнула я за руку мага, напряжённо следящего за очередным броском, — ты можешь его остановить каким-нибудь заклинанием?
— Могу, но не буду. Если понадобится, я эльфу этого ублюдка ещё и подержу, чтоб стоял ровнее и не дёргался, когда Фенрис у него сердце вырывать будет! — зло прошипел Андерс, передёрнув плечами, сел на сундук и погрузился в свои мысли.
— Варрик! — повернулась я к гному. Может, хотя бы его Фенрис послушает?
— Нет, Ривейни, — отозвался непривычно мрачный гном. — Я тоже не буду мешать эльфу. Ему нужно спустить пар, да и должен же кто-то эту мразь прикончить.
— Варрик, — зашептала я, склонившись к гномьему уху, — но ведь этот ублюдок мне нужен живым! Как ещё я смогу прижать Огра?
— Предъявишь ему труп, — отмахнулся он, — а уж по его состоянию твой Огр и сам всё поймёт: вроде бы не дурак, догадается, что раз уж его прихвостня так пытали, то он выдал всё, что знал.

Чайку не пришлось держать — Фенрис справился сам: эльф толкнул слабо поскуливающего от боли и страха ублюдка к стене и, удерживая за горло вытянутой левой рукой, молниеносно сунул ему в грудь правую. Чайка схватился руками за руку эльфа, захрипел, задёргался, стуча затылком о стену и пуская кровавые пузыри из перекошенного рта. Мне сбоку хорошо было видно, как сияющая длань эльфа пронизала грудь пирата, как застыла там на миг, а после рванулась обратно с сочным чвяканьем. Во все стороны брызнуло алым, тёплым — я бездумно отёрла со щеки липкую каплю, не в силах отвести взгляда от окровавленного кулака эльфа, в котором виднелось что-то тёмное, подёргивающееся. Эльф поднял его к лицу, повертел во все стороны, будто любуясь… или показывая надсадно хрипящему Чайке, выпученными глазами глазеющему на своё всё ещё пульсирующее в руке эльфа сердце. Пальцы Фенриса сжались, вдавливаясь в упругий лилово-красный ком плоти, из которого продолжала выплёскиваться кровь, прочертившая алые дорожки поверх белых лириумных клейм. Вслед за ними по руке поползли тёмные ошметки, а более плотные куски вываливались из сжимаемого кулака и мягко шлёпались на пол в натёкшую кровавую лужицу. Эльф же не сводил глаз с бьющегося в агонии пирата. Но вот голова Чайки завалилась набок, руки разжались и обвисли, и всё тело обмякло, удерживаемое вертикально лишь рукой Фенриса.

Эльф дышал надсадно, с шумом втягивая в себя воздух. И его сиплое дыхание было единственным звуком в каюте — мы молчали, словно разучившись говорить. Поцелуй меня кальмар! Не скажу за остальных, но я такое видела впервые; раньше Фенрис, убивая очередного мага или работорговца, никогда не вынимал сердце наружу, всегда давил его прямо в грудной клетке, и потому мне было как-то не по себе от подобной сцены. Эльф убрал руку с горла трупа, и он завалился набок, грузно рухнув на пол. Фенрис же брезгливо стряхнул на тело остатки раздавленного сердца из другой руки и замер, ссутулившись, над истекающим кровью трупом.

…И пусть Блондинчик брезгливо морщится и твердит, что рвать у человека сердце из груди дико и бесчеловечно, я понимаю Фенриса. Чайка сделал с эльфом то же самое убийством Хоук, и вырвать её убийце сердце и раздавить на его глазах, чтобы это было последним, что ублюдок увидит в этом мире, — прекрасная месть, на мой взгляд. Но слишком уж быстро он его убил! Задница Андрасте! Моя жажда мести всё ещё не утолена. Если бы эту сволочь судили по нашим пиратским законам, то он попал бы под килевание², а после — если б выжил — познал бы ласки девятихвостой кошечки с острыми металлическими коготками³. А если бы это дерьмо ухитрилось выжить и после этого, то я самолично вызвала бы его на дуэль и покромсала на рыбий корм. И пусть Хоук этим не вернуть, но зато мне стало бы легче оттого, что её убийца тоже больше не радуется жизни. Так что выродку ещё повезло, что Фенрис был зол, как тысяча малефикаров, и потому убил его сам и так, дери его демоны, быстро!

— Изабелла, я хочу, чтобы ты высадила меня на берег, — сдавленным голосом произнёс эльф, каменным големом застывший над трупом убийцы Хоук.
— Фенрис, не торопись, вернёшься в Киркволл, соберёшь… — прокашлявшись, начал было Варрик.
— В Киркволл? — раздражённо перебил его эльф, продолжая смотреть на лежащий перед собой труп. Лужа крови подтекла ему под босую ступню, но он не отодвинулся, словно и не заметил. — Прямо в объятия Данариуса и его наёмников? Что я там забыл? Меч и доспех у меня с собой, деньги есть, а куда пойти дальше — решу уже на берегу, — эльф бросал слова как кинжалы — резко и зло. И было безумием подставляться под них, но я рискнула:
— Прости, Фенрис, но я не могу отпустить тебя прямо сейчас, — мягко возразила я, так и этак обдумывая нарисовавшийся в воображении план. Хоук мертва, и я потом вдрызг напьюсь и наревусь по ней, но для этого мне надо сначала самой выжить, и мне нужен каждый, кто может помочь.

Эльф медленно поднял голову и недобро посмотрел на меня. На заляпанном кровью лице горели глаза — два зелёных колючих кристалла. «В ожерелье бы их», — мелькнула неподходящая мысль. А он смотрел исподлобья, пристально, подобравшись, точно дикий кот перед прыжком: лишь тронь — зашипит яростно, оскалив клыки, махнёт полосатой когтистой лапой… И эти белые линии клейм… Он не волчонок — где вы видели полосатых волков? Он дикий кот, которого на время взяли в дом, приручили, но теперь хозяйка мертва, и кот хочет уйти на волю… Фенрис моргнул, и я избавилась от навеянных его взглядом образов.

— Ты слышал, что сказал этот ублюдок? — поспешила я объясниться и задержать его, пока ему не вздумалось бросить всё и добираться до берега вплавь. — Огр собирается низложить меня с поста капитана, а возможно, и убить. Сейчас мне нужен каждый, кто может поддержать меня. Считай, что я нанимаю тебя в обмен на доставку на берег. А если тебе неприятно работать за еду и провоз, то считай, что ты отрабатываешь свой долг мне, о котором твердил вчера… — говорю ему это и чувствую себя так, словно иду через реку по первому ледку — тонкому, ненадежному. Он хрустит под дрожащими ногами, заставляя сердце подпрыгивать аж к самому горлу. Хрустит, но держит пока. Так и эльф — вернувшееся к нему благоразумие пока ещё способно выдержать доводы рассудка. Не знаю только, надолго ли: Хоук была чуть ли не единственной, кого эльф слушал. Ну и Варрика иногда. Но у баечника с уговорами сегодня тоже не заладилось. И уж если эльф сейчас решит нарушить своё обещание, то я даже и не знаю, чем ещё его можно будет удержать.
— Хорошо. Я помогу тебе. В уплату долга, — нехотя ответил Фенрис, закрывая глаза.
— Договорились. Ты помогаешь мне, а я даю тебе запас еды и высаживаю на берег, — уладив дело с эльфом, я повернулась к магу.

…Если Фенрис напомнил мне лесного кота, то Блондинчик сейчас похож на побитого пса: плечи поникли, сидит, покачиваясь, лицо за ладонями прячет — не поймёшь, то ли просто глаза закрыл и страдает, а то ли с демоном своим общается. Остаётся лишь радоваться тому, что его жилец не выбрался наружу, а то сцепись они с обезумевшим от ненависти эльфом — и остались бы от моей красавицы одни обгоревшие досочки да железный якорь.

— Андерс, а ты поможешь мне?
— Да. Но и мне нужна будет твоя помощь в одном деле, — хрипло произнёс Блондинчик, отнимая ладони от лица. — Раз уж… — он прерывисто вздохнул, — раз уж Хоук больше нет…
— Какая именно помощь? Я не могу согласиться на дело, подробностей которого не знаю.
— Помощь в добыче ингредиентов для одного рецепта, — безжизненно отозвался маг. — Нужно будет пройтись по Клоаке и сходить в Костяную Яму.
— М-м-м… Ладно. Вроде бы ничего сложного. По рукам. А ты, Варрик?
— Потом сочтёмся, — мрачно отозвался гном.
— Как хочешь, потом — так потом. А сейчас идите снаряжайтесь и возвращайтесь сюда.

Блондинчик и Варрик пошли к выходу, обходя лужу крови и неподвижно стоящего в ней Фенриса. Хлопнула дверь, и эльф отмер — тяжело вздохнув, брезгливо вытер ноги об одежду убитого и тоже пошлёпал к выходу, пошатываясь и оставляя на полу красные отпечатки босых узких ступней. Надо будет попросить Блондинчика подлечить его, а то он в таком состоянии даже комара не прихлопнет. Выплеснул все силы в мести. Донал и Весельчак проводили эльфа настороженными взглядами и подошли ко мне, лишь когда за ним захлопнулась дверь.

— Что это было, капитан? — спросил Донал дрогнувшим голосом. Весельчак молча жался за его плечом.
— Каждый сражается тем оружием, что у него есть, — пожала я плечами. Огляделась, выбрала на кровати местечко почище и присела; после пережитого ноги буквально подламывались, не хватало ещё упасть. — У Фенриса было очень непростое прошлое, и если ты найдёшь с ним общий язык, то он, возможно, расскажет тебе, как получил эти клейма. А мне, знаешь ли, не хочется кончить так же, как Чайка, — кивнула я на труп.
— Капитан, — Весельчак мельком глянул на тело с дырой в груди и нервно облизнул губы, — я… клянусь, я буду нем как рыба!
— Не сомневаюсь. Фенрис, знаешь ли, очень не любит, когда о нём узнают те, кому он о себе не рассказывал.
— Д-да, капитан Изабелла. Я поддержу вас. В качестве капитана вы мне больше нравитесь. Огр — жестокий ублюдок, и…
— Довольно, Весельчак, мне некогда выслушивать твой бред.
— Да, мой капитан. А… могу я перед сражением немножко набить свой трюм? — и пират кивнул в сторону стола.
— Валяй, — махнула я рукой, и пират набросился на вино и мясо, а я выжидающе посмотрела на молчащего квартмейстера. — А ты, Донал? Чего хотелось бы тебе?
— Отдай мне «Дракона», капитан, и мы поддержим тебя, — заявил Донал, сложив руки на груди и напряжённо глядя на меня в ожидании ответа.

В замешательстве я схватила со стола бутылку с вином, наполнила кружку, отпила немного, чтобы потянуть время и прийти в себя. Ну ты и нахал, Донал! Но смелый нахал, что и говорить — крепишься, стараешься не показать, что испуган до мокрых штанов маленьким представлением эльфа, да ещё и требования выставляешь. Похоже, если не Огр, так ты предал бы меня через какое-то время. И верно — плох тот помощник, что не мечтает стать капитаном! Если бы мне не была нужна твоя помощь, Донал, то лежал бы ты сейчас рядом с Чайкой, булькая пробитым горлом. Но тогда те тридцать головорезов из абордажной команды, что находятся сейчас на «Драконе», могут меня не поддержать. И ты это понимаешь не хуже меня, а иначе не обнаглел бы настолько, чтобы требовать за пустяковую услугу корабль стоимостью чуть ли не в особняк в Верхнем городе! Ты б ещё корону Думара попросил! Слишком много воли я тебе дала, красавчик. Потеряла хватку за столько лет сухопутной жизни, подзабыла уже, как команду в кулаке держать. Распоясались вы у меня. Даже хорошо, пожалуй, что придётся вас сменить. Огра я, скорее всего, убью, а тебя… что ж, тебя я отпущу. Ни к чему мне звание «Кровавой Изабель» — кто ж ко мне после пойдёт помощником, если все узнают, что я обоих порешила? Отпущу. Пока. Да что за день такой сегодня! Сплошные потери — Хоук мертва, Фенрис уходит, помощников и одного корабля лишилась… Что ж, пусть забирает «Дракона» и плывёт на все четыре стороны. Зато больше не будет приставать ко мне с расспросами о Защитнице, бередя душу. Я допила вино, швырнула кружку в стену, хотя руки просто чесались запустить ею в черноволосого красавчика-вымогателя.

— Хорошо, Донал. Я отдам тебе «Дракона», если ты и те тридцать парней поддержите меня сегодня. Попутного ветра, капитан Донал О’Брайен… будущий капитан. А пока ты не стал им, Донал, будь любезен, убедись в том, что все тридцать человек готовы выполнить данное тобой за них обещание. И захвати с собой троих человек, когда будешь возвращаться, у меня для них будет дело.
— Да, капитан, — поклонившись, Донал вышел из каюты, оставив меня наедине с моими невесёлыми мыслями… и чавкающим Весельчаком, которого, к сожалению, нельзя было выставить из каюты.



Через полчаса Донал вернулся и сообщил, что абордажная команда находится в моём полном распоряжении. К этому времени подтянулась и вооружившаяся киркволлская троица. В сотый раз проверяю, легко ли выходят из ножен кинжалы да плотно ли повязан на голове платок — не хватало ещё во время сражения жизни лишиться, потеряв сосредоточение из-за брошенной ветром в лицо пряди волос. Вскоре один из людей Донала, посланный следить за Огром, вернулся и сообщил, что мой пока ещё первый помощник спустился в трюм. Можно было начинать.

— Пора, — кивнула я на дверь. Двое парней, что пришли с Доналом, подхватили труп, понесли его наверх, а я окинула взглядом киркволлскую троицу: Андерс хмурится, Фенрис злится, Варрик выглядит задумчивым. У меня на душе — всего вдоволь. Взяла меня монна Судьба за жабры, держит на весу, любуется и думает: «Что с тобою делать, рыбка? В похлёбке сварить аль в море отпустить, чтоб подрыгала ещё плавничками?»

Труп Чайки уложили на палубе так, чтоб хорошо было видно с разных сторон. В рынду⁴ бить не стали, чтобы не привлекать раньше времени внимания Огра, народ сам подтянулся. И, конечно же, задался вопросом: «А Чайка у нас помер, что ль?» Я встала рядом с трупом и начала речь:
— Джек-Чайка был убит вот этим эльфом, — указала я на стоящего справа от меня хмурого Фенриса. — Он является одним из слуг Защитницы Киркволла. И он случайно убил Чайку во время дознания, потому что Джек сегодня ночью сбросил за борт монну Бьянку, кузину Защитницы. Теперь всем нам грозит долгое судебное разбирательство и большие убытки… если мы не выдадим Защитнице главного зачинщика этого убийства.
Толпа загомонила, послышались выкрики: «Что теперь будем делать?», «Кто это придумал?» Чуть выждав, я продолжила:
— Джек-Чайка сознался, что действовал по приказу Огра, который и придумал этот план, собираясь всю вину свалить на меня, а самому стать капитаном на «Сирене»! Что будем делать с Огром? — толпа на миг ошеломлённо притихла, а потом взорвалась криками: «Килевать его!», «Отдать его Защитнице!», «Кошкой его погладить!»…

…Вот тебе, ублюдок! Попробуй теперь заявить, что всё это неправда, что я плохой капитан и шлюха и что баба не должна верховодить мужиками! Они теперь знают лишь то, что из-за тебя поимеют большие неприятности — у большинства из них семьи в Киркволле, и им вряд ли захочется вести жизнь изгоев. Все понимают, что Защитница будет мстить убийце и его сторонникам, так что немногие тебя поддержат.

— А вот и сам зачинщик! — и я обличительно ткнула пальцем в стоящего за спинами пиратов первого помощника.

Стоявшие рядом с Огром шарахнулись от него, как от морового, расчищая ему дорогу ко мне. И вот он уже стоит напротив, на расстоянии примерно трёх футов. Высокий — на две головы выше меня, тоже отнюдь не гномки по росту, мускулистый, в белой рубахе и чёрных штанах. Стоит, широко расставив босые ноги, большие пальцы рук заткнул за широкий пояс. Вся его поза излучает уверенность и словно говорит: «Ну-ну, потявкайте пока…» Сукин сын, чтоб тебя демоны драли! Сощурив бесцветные глаза, он, нарочно не обращая внимания на труп, обвел толпу медленным, внимательным взглядом, словно запоминая тех, кто кричит громче всех. И многие замолчали под его изучающим взглядом.

— Я вызываю тебя на поединок, капитан Изабелла, — пророкотал он, насмешливо глядя на меня. — Потому что всё, что ты тут рассказала, — ложь.

…А этот сукин сын умён — не стал оправдываться, сразу предложил нужный мне вариант. Так уверен в победе? Ну я тебе сейчас смелости-то поубавлю…

— Будет тебе поединок! — кивнула я, и жадно ловящий наши слова люд загомонил одобрительно: нечасто им подобные развлечения выпадают. — Но я, как вызываемая, имею право на выбор места поединка. И я выбрала. Мы будем сражаться на суше — тут неподалеку как раз есть уютная бухточка.
— Это Берег сирены, что ль? — вытянулось лицо у Огра. Остальные тоже поутихли.
— Именно так, мой бывший первый помощник! Берег сирены — или ты добровольно отказываешься от своих притязаний и принимаешь заслуженное наказание!

Огр призадумался. Берег сирены считался проклятым местом: многие из тех, кто рискнул там заночевать, потом просыпались не в том месте, где засыпали и не могли ничего вспомнить. Впрочем, некоторые утверждали, что видели во сне раскрасавицу, которая была с ними очень ласковой. ОНА любит пошутить. Огр посмотрел на стоящее в зените солнце и наконец решился:
— Ладно. Пусть будет Берег сирены. Но драться будем насмерть.
— Ну разумеется, насмерть! Я и не думала предлагать тебе детскую возню на прутиках до первой царапины! — окружающие нас пираты заржали в голос. Пусть пока радуются — им ещё выбирать придётся, кто поплывёт с нами на берег, а кто останется на корабле, так что успеют ещё расстроиться.



…До берега осталось не более восьмидесяти футов, когда кто-то закричал: «Сирена! Это сирена!» Остальные тотчас же подхватили крик. Сощурившись, я зашарила взглядом по волнам, пытаясь в зеленовато-голубой воде разглядеть серокожую тварь. С чего бы это ОНА вдруг полезла наверх, под солнце? Лодка замедлила ход — мои гребцы тоже запаниковали и бросили вёсла. Охи, ахи, ругань, крики: «Сирена!»… а я всё ещё не могла разглядеть её в волнах.

— Стой! — раздался у меня за спиной крик Андерса. — А вдруг это демон завладел её телом?
— Плевать! — рыкнул эльф. — Я хочу видеть её!

Я обернулась вовремя, чтобы увидеть как Фенрис стряхнул руку Андерса со своего плеча и нырнул в воду. Андерс глянул в сторону берега, потом тоже прыгнул в море. Они что, рехнулись? Головы напекло полуденным солнцем?

Остальные парни тоже во все глаза таращились на берег, сжимая в руках свои амулеты. Ну и я взглянула. Несмотря на палящее солнце, кожу мою продёрнуло морозцем, будто за шиворот насыпало колотого льда. Эта женщина, там, на берегу… Синяя мантия, чёрные волосы… Хоук! Поцелуй меня кальмар! Ты жива!.. Или нет? Или это действительно демон, напяливший твоё тело, будто человек рубаху? Но в любом случае это не сирена! Но как объяснить это суеверным морякам, которые приняли женщину на Берегу сирены за эту самую сирену? Ведь то, что два человека бросились в воду и поплыли на этот проклятый берег, лишь подтвердило их опасения, и остальные две лодки уже повернули назад, к кораблям. Та, в которой сидел Огр, уже была на полпути, а в той, где плыли Донал и Варрик, происходило бурное объяснение: гном и квартмейстер стояли друг напротив друга и, похоже, спорили, размахивая руками. Сейчас Варрик объяснит всё Доналу, и хотя бы десятерым людям потом не стыдно будет того, что они, сломя вёсла, удирали от женщины. Мои гребцы уже тоже начали разворачивать лодку, но я остановила их:
— Правьте к берегу! Это не сирена, это всего лишь монна Бьянка. Забыли, что она маг?
— А вдруг она действительно поднятый труп? — осторожно заметил Ёрш. Нет, пора этого труса на берег списывать. Слишком уж осторожен для пирата.
— Сейчас господин Андерс доплывёт до неё, и станет ясно, труп она поднятый или живой маг, а пока — за вёсла, лентяи!

Блондинчику и эльфу оставалось всего ничего до берега, мы отставали от них почти на двадцать футов, а лодка Донала на тридцать, когда у меня за спиной вдруг вспыхнуло солнце, яркое-преяркое и очень горячее…


__________________________________

¹ «Воронье гнездо» — наблюдательный пост на мачте судна в виде прикреплённой к ней на определённой высоте бочки. В бочке помещается наблюдатель.

² Килевание — наказание, заключавшееся в протаскивании человека верёвкой с борта на борт под днищем корабля. Часто приводило к смерти наказуемого.

³ Кошка-девятихвостка — плеть с девятью и более хвостами, обычно с твёрдыми наконечниками, специальными узлами либо крючьями на концах, наносящая рваные раны.

⁴ Рында — судовой колокол.