В Клоаке как всегда было душно, и целителю пришлось снять мантию, оставшись в лёгкой рубашке.
Она пришла, когда солнце уже перевалило за полдень, насколько Андерс мог судить по сочащемуся из узких окон свету. Как всегда, без стука и приглашения она уселась на край стола, за которым он сосредоточенно писал свои манифесты.
— Чего тебе, Хоук? — целитель оторвался от своего занятия, не дождавшись ни приветствия (хотя лучше уж молча, чем «Привет, одержимый!»), ни объяснения цели визита. Интегра с такой искренней заинтересованностью подалась вперёд и заглядывала в исписанный лист, что Андерс машинально закрыл свою писанину рукой.
— Мы получили заказ на уничтожение группировки бандитов на Рваном берегу сроком в три дня, — Хоук разочарованно выпрямилась. — Ты с нами? На тебя рассчитывать?
— А я нужен?
— Кому как, — Хоук пожала плечами.
И то, и другое прозвучало как-то двусмысленно, поэтому Андерс поспешил продолжить разговор, пока мысли не отправились в своевольный пляс.
— Я пойду. Только закончу с делами.
— Дела-а-а-ами… — потянула Интегра, и уголки её губ поползли в такой знакомой и уже давно такой ненавистной неровной усмешке. — Всё никак не наиграешься в революцию, одержимый?
— Это не игра! Надо быть слепой, чтобы не видеть, что дело идёт к катастрофе! — Андерс вскочил с места, повернувшись к ней лицом. — И я делаю хоть что-то, дабы это предотвратить!
— И что же? Что в твоих манифестах? — это было провокацией, попадаться на которую было глупо, но прятать исписанный лист под рубашку было бы ещё глупее, поэтому целитель молча протянул его девушке, угрюмо ожидая реакции.

Выражение лица магессы так живо и красноречиво менялось от сосредоточенного до удивленного, изумлённого, скептичного, откровенно издевательского и наконец готового расхохотаться, что Андерс спешно вырвал лист из её рук и спрятал за спину, как бы по-идиотски это ни выглядело.
— Я пытаюсь хоть что-то сделать! — выпалил маг. — А ты…
— А я?.. — Интегра с таким непритворным вниманием подалась вперёд, что маг попался на эту удочку, позволяя втянуть себя в очередную перепалку.
— А ты магесса на побегушках у храмовников, обернувшаяся против наделённых таким же даром собратьев, и меня каждый раз просто передёргивает от этой мысли! Ты — маг крови, и из-за таких, как ты, всех магов поголовно запирают в Круге, обвиняя в том, чего они не совершали!
— Серьёзно? То есть ты, одержимый, считаешь, что ты чем-то лучше меня?
— Да! — маг повысил голос, чувствуя, как внутри начинает закипать гнев. — Если меня не устраивает существующий порядок вещей, я стараюсь изменить его, а не делать вид, что мне нет до этого дела! И уж тем более я не стану присоединяться к угнетателям просто ради того, что они способны больше заплатить!
— О, теперь я ещё и продажная наёмница, это что-то новенькое в твоём репертуаре! — ухмылка стала ещё шире. — Знаешь, я вообще-то никогда не претендовала на народное признание, а особняк в Верхнем городе уж точно не стоил угасающего взгляда брата, поражённого скверной, когда мой кинжал входил в его сердце там, на Глубинных тропах. Так что не смей упрекать меня в этом.

Андерс было осёкся, услышав упоминание о Карвере, о котором Интегра не говорила с того самого дня, как выбралась с Глубинных троп. Когда он не пошёл с ней. Когда мог бы помочь Карверу, но его не оказалось рядом. Но гнев уже слишком сильно охватил его, поэтому целитель продолжал:
— Дело не в том, что ты делаешь, а в том, что ты не делаешь. Ты каждый день проходишь мимо всего того зла, что творится в Киркволле, и даже не пытаешься исправить это! Ты хотела бы попасть в Круг, Хоук? Хотела бы с детства жить запертой в башне, не знать своих родителей и считаться всеми проклятой только за то, что Создатель наделил тебя магическим даром? Или, может быть, ты хотела бы клеймо Церкви на лоб за твою магию крови и оставшейся жизни без чувств, без эмоций, без воспоминаний?! Нет? Так почему же ты равнодушна ко всем тем, кому приходится испытывать это на своей шкуре?!
— Ну а как насчёт тебя, одержимый?
Кривая ухмылка, ставшая откровенно издевательской, уже не в первый раз вызывала у Андерса непреодолимое желание съездить по ней кулаком, разбивая в кровь эти губы… и тут же прижаться к ним в страстном поцелуе, стирая кровь своими губами, даря наслаждение вместе с болью… Маг встряхнул головой, отгоняя такие несвоевременные мысли. Она снилась ему. Сегодня ночью она вновь снилась ему…
— Ты, такой правильный и рьяный революционер, — продолжала тем временем Интегра, — давно ли ты смотрел на себя в зеркало? Ты, делающий попытки защитить права магов, сам представляешь из себя просто наглядное пособие того, с чем и борются храмовники. Ты — одержимый, не способный контролировать духа в себе, как бы ты ни доказывал обратное. Ты — безумный маг, глядя на которого, даже самый беспечный храмовник усмирит ещё десяток магов «на всякий случай». Ты то чудовище, опасаясь которого, храмовники будут продолжать запирать магов в Круг и ужесточать контроль.
— Так значит, я чудовище?! Я, ставший добровольным вместилищем духа?!
— Да. И из-за таких, как ты, случается всё то, с чем ты борешься. А вовсе не из-за таких, как я. Хочешь сделать мир лучше — убей для начала себя.
— А ты хочешь?! — обычно спокойный и негромкий голос целителя гремел негодованием, но это не был голос Справедливости: несмотря на всю ярость, Андерс был собой. — Хочешь сделать этот грёбаный мир лучше?! Тогда избавь его от чудовища! Убей меня прямо здесь и сейчас! Ну же, не медли, храмовничья марионетка! — выкрикнул целитель, делая шаг ей навстречу и явственно ощущая: ещё немного, и он сам убьёт её. По крайней мере попытается.
— О, это запросто, одержимый, — глаза Интегры опасно сузились, и, угрожающе приблизившись к ней ещё на один шаг, Андерс ощутил, как в кадык ему упёрлось холодное остриё кинжала.
Казалось, здесь бы остановиться и остыть, но гнева было настолько много, что даже холод стали у горла не сумел его остудить.
— Ну чего же ты ждёшь, дрянь? Одно движение, и с чудовищем покончено, — прошипел маг, прожигая Интегру немигающим взглядом. — Ты же так часто делала это, чего же ты медлишь сейчас? Я… — от накатывающих волн бешенства он даже запнулся. — Я ненавижу тебя, Хоук. Ненавижу всё в тебе. Ненавижу…
Уголки губ девушки дрогнули, на мгновение стирая ухмылку, но уже в следующую секунду она явила себя снова.
— Ненавидишь, значит, — медленно проговорила она. — Ну хоть в чём-то ты договорился со своим духом, и то радует.
Секунды её замешательства хватило на внезапный удар по запястью, заставивший оружие вылететь из её руки, и в то же мгновение Андерс резко подался вперёд, инерцией всего тела с силой кидая её в стену. Они ещё успели обменяться мимолётными взглядами: недоумённым и немного испуганным против полного ярости и решимости, а уже в следующую секунду их губы соединил жар поцелуя.

Её губы были горячими, сухими, чуть обветренными, и Андерс целовал их страстно, жадно и агрессивно, чувствуя, как она отвечает ему, как её рука с силой вплетается в его волосы, ещё ближе привлекая к себе. Он придавливает её к стене ещё сильнее, он хочет ощутить её горячее тело как можно ближе; накатившая страсть близка к безумию, и остановить его уже невозможно — не отрываясь от её губ, маг задирает её мантию, прикасаясь к разгорячённой коже, бесстыдно ласкает, впивается пальцами в её бёдра, притягивая ближе. Интегра выгибается под его руками, с треском рвётся шнуровка его рубашки, и уже через мгновение её губы и язык касаются его шеи, груди, оставляя за собой ленту влажных поцелуев и чуть болезненных укусов, заставляя мага окончательно потерять голову. С рычанием он приподнимает девушку и усаживает её на стол, в беспорядке сметая всё его содержимое на пол. Руки Интегры распускают шнуровку его штанов в то время, как их губы вновь соединяются в общем огне, и вскоре к поцелую примешивается лёгкий привкус крови из прокушенной в порыве страсти губы — чьей, уже неважно.
Не помня себя, Андерс целует её губы, плечи, руки, он хочет взять её прямо сейчас, на этом столе, в душной и тёмной комнате Клоаки, и Хоук с готовностью обвивает его бёдра ногами.
Скрипнувшая дверь заставляет их обоих вздрогнуть и обернуться, возвращая к реальности, но заглянувший посетитель поспешил ретироваться до того, как его заметили, справедливо решив, что происходящее было явно не предназначено для его глаз.
— Я… я просто не мог больше сдерживаться, — прошептал Андерс, прекрасно понимая, что хуже оправдания и быть не может, но по глазам Интегры понимая: ей и не нужны оправдания. — Три года с того самого момента, как ты переступила порог лечебницы, я засыпал с мыслями о тебе и с ними же просыпался. И вот чем это обернулось… Это катастрофа, но я не могу, я не хочу без тебя… Но ты верно сказала, я — чудовище, и со мной тебя не будет ждать ничего хорошего.
— А ты можешь заткнуться, чтобы мы могли продолжить? — перебила его Интегра, и её улыбка стала… другой.
Андерс в смятении оглянулся на всё ещё приоткрытую дверь и с величайшим трудом выдавил:
— Не здесь. Сегодня вечером… если твоя дверь будет открыта, я приду к тебе. Приду, если ты будешь меня ждать. Но если нет… я пойму. Пойму, что ты вняла моим предостережениям.
Хоук молча поднялась, оправляя сбившуюся мантию, и, на ходу приводя в порядок растрепавшиеся волосы, направилась к двери.
— Я… буду ждать тебя, — бросила она уже у порога.
После её ухода Андерсу понадобилось около четверти часа, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце и навести порядок в разбросанных по полу бумагах. Привести же в порядок мысли было намного сложнее и дольше.




 
Он поднимался по лестнице, и его шаги, как бы он ни старался их приглушить, гулким эхом раздавались по почти пустому дому. Хотя сейчас Андерсу казалось, что гораздо больше шума производит его безумно колотящееся сердце. Мало где уже горели свечи, и окончание лестницы терялось в темноте — там, где ждала его Хоук. Ждала ли?..
Быть может, всё это было ошибкой, временным помутнением сознания, быть может, вообще не стоило сюда приходить… Но Андерс просто не мог — не мог так позорно струсить в последний момент, когда из темноты и отчаянья этих трёх лет едва-едва забрезжила призрачная надежда.

Ступени… Казалось, они никогда не закончатся, но когда их осталось меньше пяти, целитель замедлил шаг, преодолевая каждую последующую словно препятствие. Быть может, всё, что ждёт его в конце этой лестницы, — это запертая дверь. Он поймёт. Он сам предложил ей такой вариант. Только о том, как он будет жить дальше после этого, он даже не задумался. Две, одна… Ступени кончились скорее, чем ему хотелось бы, и, пройдя по затопленному полумраком коридору, он остановился возле двери, нерешительно берясь за ручку. Медлить и дальше было бы пыткой, и, собравшись с духом, Андерс осторожно толкнул дверь. Та, заставляя его сердце замереть, удивительно легко и без скрипа подалась вперёд, отрезая ему пути к отступлению.
— Ты пришёл, — в голосе Интегры не было ни вопроса, ни утверждения.
Она стояла спиной к двери, глядя на огонь в камине, и даже не повернула головы. Андерс поспешно прикрыл за собой дверь, чувствуя, как остатки его уверенности бесследно тают. Он приблизился к ней, остановившись на расстоянии вытянутой руки и залюбовавшись рассыпанными по плечам волосами, в свете камина сверкавшими расплавленной медью.
— Я думала, что твой дух будет против, запретит тебе приходить. Он не говорил тебе? — девушка наконец-таки обернулась, и маг увидел пляшущее в её глазах отражение пламени.
— Говорил. Но разве он мог мне запретить? — Андерс на секунду улыбнулся, но тут же лицо его вновь стало серьёзным. — Ты уверена, что я нужен тебе, Интегра? Тот, кого ты сама называешь одержимым, тот, с кем у тебя никогда не будет нормальной жизни?
— Моя жизнь никогда не отличалась излишней нормальностью, — хмыкнула Хоук, и взгляд её глаз, кажущихся почти чёрными, заставил Андерса, будто под гипнозом, сделать ещё шаг ей навстречу.
— Я пытался сдерживаться, Хоук, но всё оказалось тщетно, это сильнее меня, это сильнее всех доводов разума… — маг говорил быстро и лишь для того, чтобы хоть что-то говорить, для того, чтобы она продолжала на него так смотреть…
— Эй… — Интегра сократила расстояние между ними ещё на шаг. — Ты ведь не говорить сюда пришёл, верно?
Андерс осторожно коснулся её щеки, ещё раз посмотрел в её полные огня глаза, на подрагивающие в улыбке губы… и уже в следующее мгновение прильнул к ним своими, теряя себя в пламени поцелуя, прижимая её к себе так крепко, что становилось тяжело дышать. Через мгновение его губы опустились ниже, и жалобный треск шёлковой ткани заставил остатки платья Интегры сползти до пояса, обнажая грудь. Андерс целовал её — страстно, жадно, немного грубо, но переполнившее его желание просто не могло найти выхода в каких-то иных чувствах. Намотав его волосы на руку, Интегра внезапно заставила его прерваться, вынуждая вскинуть голову, и её горячие губы пустились рисовать влажные узоры на его коже. Застёжки собственной мантии дались целителю легко, а шнуровка рубашки была разорвана ещё сегодняшним утром, поэтому вскоре он был обнажён по пояс, и девушка продолжала целовать его плечи, грудь, шею, прижимаясь к нему, и разгорячённой кожей маг чувствовал прикосновения её упругой груди, напряжённых сосков, её страстные объятия. Избавившись от обрывков платья, Андерс рывком поднял её от земли и почти швырнул на кровать, прижимая собственным телом и покрывая неистовыми поцелуями её грудь, живот, опускаясь всё ниже. Интегра впивалась ногтями в его спину, и её стоны сводили мужчину с ума.

Её руки блуждают по его телу, ласкают, дразнят, нетерпеливо распускают шнуровку штанов, позволяя им свободно сползти и открыть новый простор для неистовых ласк. Внезапно она вновь притягивает его к себе за волосы, впиваясь в губы поцелуем, жёстким и агрессивным. Она кусает его плечи, она обвивает его ногами, а её глаза, полные желания, говорят ему о том же, чего он хочет и сам. И он входит в неё — быстро и резко, заставляя их обоих испустить одновременный стон, замирая лишь на мгновение, чтобы тут же начать двигаться навстречу друг другу. Ритм выходит рваным и диким, как и вся их страсть; Андерс продолжает целовать её, чувствуя вибрирующие стоны на своих губах, проглатывая их и возвращая ей своими, он отрывается лишь на секунду, чтобы увидеть её глаза, молящие только об одном: «Продолжай!» Она движется ему навстречу, пытаясь поймать безумный темп, она оставляет длинные царапины на его спине, но сейчас это совсем неважно: маг смотрит лишь на её губы, которые шепчут ему:
— Ещё… Прошу тебя, ещё… Ещё… Андерс… Мой Андерс…
Просто Андерс. Не «одержимый», не «отступник», не «чудовище». Андерс. И собственное имя на её губах сводило его с ума сильнее, чем протяжные стоны, вырывающиеся из её груди.
Она никогда раньше не называла его по имени. И уж тем более не звала своим. «Мой Андерс»…
— Я твой… Я твой навсегда… — шепчет он в ответ, чувствуя, что слова уже даются ему с трудом, как и мысли. — А ты только моя…
Маг начинает двигаться быстрее, сильнее, глубже, исступлённее, и через несколько мгновений Интегра выгибает спину дугой под его руками, напрягается все телом и пронзительно кричит, даже не пытаясь сдерживаться. Он отстаёт от неё всего лишь на несколько толчков, и спустя секунду его мир взрывается, вознося его на вершину блаженства, и Андерс уже не в силах сдержать сорвавшийся с губ протяжный стон. Он утыкается в плечо Интегры, судорожно выдыхая и сжимая её в своих объятиях. Кажется, что проходит вечность, прежде чем Андерс без сил падает рядом с Хоук, не разрывая объятий. Их тяжёлое дыхание вновь объединяется поцелуем — на этот раз нежным и медленным.
 
Они остывали в объятиях друг друга, постепенно замедляя сердечный ритм. Интегра гладила растрепавшиеся волосы мага и улыбалась ему так, как никогда прежде, а Андерс смотрел на неё во все глаза, будто опасаясь, что она может растаять, как сон, в его руках.
— Я люблю тебя, — неожиданно произнёс целитель с улыбкой.
— А говорил, что ненавидишь, — усмехнулась Интегра, проводя кончиками пальцев по его щеке.
— В случае с тобой это оказалось так легко перепутать! — Андерс смеётся, вновь притягивая девушку к себе, и в голове успевает пронестись мимолётная мысль: неужели на свете существует ещё большее счастье?!
— Андерс, я хочу попросить тебя, — прервала его мысли Хоук, и звук собственного имени вновь тёплой волной нежности разлился по сердцу целителя. — Только если в ответ ты хоть слово скажешь про то, что превратишь мою жизнь в ад, я убью тебя на месте, невзирая на всё, что только что было между нами, так и знай!
— Проси, любимая, я очень постараюсь не разочаровать тебя, — улыбнулся маг, чувствуя, как его сердце вновь начинает биться быстрее от этого слова, так долго не высказываемого и лишь теперь получившего свободу.
— Останься со мной, Андерс. Сейчас. Завтра. Всегда.
— Ты хочешь… чтобы… мы жили вместе? — не поверил своим ушам маг. — Ты хочешь во всеуслышание объявить, что ты и отступник…
— Ты должен был достаточно хорошо узнать меня, чтобы понимать: до «всеуслышания» мне нет никакого дела. К тому же… — рука девушки заскользила по его обнажённому телу, заставляя кожу покрываться мурашками, — я очень скоро захочу повторить это снова. И не один раз. А тащиться в твою архидемонову Клоаку каждый раз, как я захочу поцеловать тебя, у меня нет ни малейшего намеренья. О, исподнее Андрасте, и зачем я объясняю тебе всё это? Я хочу, чтобы ты всегда был рядом со мной, Андерс. Тебе нужны ещё причины?
— Разве что только парочка доказательств не помешает, — хитро улыбнулся маг, вновь сгребая её в объятия и упиваясь восхитительным вкусом её губ. — Ведь только недавно ты утверждала, что моя привлекательность как мужчины не больше, чем у помойного кота!
— А ты злопамятный, одержимый! — расхохоталась Хоук, подминая Андерса под себя и склоняясь к самому его лицу с плутовской ухмылкой. — Я разве не говорила тебе, что просто обожаю помойных уличных котов?!