Амелл всей своей душой ненавидела Вольную Марку и Ансбург — даже не потому, что туда приходилось добираться сначала морем, а потом чуть ли не в кандалах вместе с намордником через Киркволл и близлежащие территории. Хотя это, впрочем, тоже играло свою роль, но главным было то, что абсолютно все Стражи смотрели на нее с таким видом, будто вот-вот начнут учить жизни не умудренную опытом девочку, только вышедшую за пределы ферелденского Круга магов из-под заботливого и теплого крылышка Первого чародея Ирвинга. То, что эта самая маленькая девочка собственными руками убила Архидемона, их, видимо, нисколько не заботило, а о том, что от ее руки еще полегла и Мать на Глубинных тропах, она даже перестала упоминать — все равно ведь бесполезно, только нервы свои тратить.
 
Но отговориться от визита не удалось. Не помогли даже написанные Натаниэлем, а не ей самой — если бы она сразу писала сама, то приехать пришлось бы сразу, а не с опозданием на несколько месяцев — письма, вежливые, учтивые, но с единственным неизменным смыслом «а не пойти бы вам…» Страж-командор из Ансбурга во что бы то ни стало решил увидеться с Героиней во плоти и плевал он на все слухи о ее ужасном характере, несдержанности и тем более магии крови. К запретным техникам среди Серых Стражей вообще относились терпимее, чем в Круге, возводя на пьедестал продуктивность, а не мораль, и это единственное, что примирило Амелл с неизбежным визитом в другую страну.

Только вот вопреки всем заверениям Натаниэля, который будто ждал днями и ночами, когда же она уедет, чтобы наконец не попадать в компрометирующие ситуации в лечебнице с полуголой Веланной, не было ни «все пройдет отлично», ни «просто побудешь там несколько дней и обратно». После почти торжественного ужина, двух разговоров с командором — Амелл так и не сумела запомнить, как его зовут, — и надоевших до рвотных позывов всех Стражей, она сама напросилась в трехнедельный патруль.
 
И напоролась на Страуда в качестве главы отряда — самого невыносимого марчанина, которого ей только приходилось встречать. В первый день, когда они только выдвинулись из Ансбурга, Амелл думала, что не любит этот город в данный момент в большей степени именно из-за высокомерного и незатыкающегося Серого Стража. Потом стало немного легче, когда получилось делать заинтересованное лицо вне зависимости от ситуации и не слушать.
 
Как бы безумно это не звучало, но Амелл любила Глубинные тропы. Под землей она чувствовала себя уверенно, не боясь заплутать в тоннелях и уж тем более нисколько не опасаясь наткнуться на огромный отряд порождений тьмы. В некоторой степени ей это даже приносило удовольствие. Огненная буря, запертая в огромных и бесконечных коридорах, тишина, разбавляемая шепотом на грани сознания и шепотом спутников рядом, которого так не хватало в Башни Бдения, и затхлый воздух, который, возможно, вдыхал кто-то сотню лет назад… Иногда Амелл даже казалось, что она уйдет на Глубинные тропы намного раньше положенного срока — жить, а не умирать, проводить в полутьме опыты, как Архитектор, и читать.

Читать ей не мешал даже ставший совсем раздражительным и болтливым Страуд. Если его удавалось игнорировать больше получаса, то он, злобно пыхтя, уходил в другой конец небольшого лагеря и заводил разговор с остальными Серыми Стражами. Впрочем, в Вольной Марке порождений было больше, чем в Ферелдене, поэтому полностью погрузиться в купленный трактат о стихийной магии не удавалось. На привалах она засыпала, лишь облокотившись о стенку выбранного тупика или устроившись на подбитом мехом плаще, а во время дежурств приходилось быть настороже: почему-то именно на ее очередь выпадали все вылазки порождений «в стан врага».

— Рядом порождения тьмы, — хмыкнул один из патрульных около костра, кивнув в сторону прохода.
Облаченный в доспех с ног до головы, он изо всех сил пытался казаться взрослым мужчиной, но его выдавал по-настоящему юношеский голос, «сломавшийся» еще не до конца.
— Много, рядом… — отчетливо пробормотала в пустоту Амелл. — Полтора дня пути. Но много.
Все сделали вид, что ее не услышали, но начали разбирать сооруженный на скорую руку лагерь: тушить костер и раскидывать котелок и еду с водой по личным мешкам.
 
На порождений патруль наткнулся через два дня с небольшим; обнаруживая остатки привалов и кострищ, они буквально гнали тварей все дальше и дальше. По расчетам Амелл, при удачливом раскладе и наличии выхода на поверхность еще через пару дней им бы удалось достичь Киркволла.
 
Бой уже шел. Небольшая группа — три человека и гном — отбивалась от разъяренных гарлоков. Одна магесса прицельно кидалась сгустками огня в самую гущу порождений тьмы, отбиваясь посохом от тех, кто подходил к ней слишком близко. Рядом с ней стоял рослый воин, бледный, будто держащийся на ногах и сжимающий неверными руками двуручный меч из последних сил. Ухмыляющийся гном выпускал из огромного арбалета стрелы: одна из них чуть не угодила ей в лоб, повезло увернуться, а гном, ухмыльнувшийся еще шире, отсалютовал ей, извиняясь. За их спинами явно творил заклинания целитель, его не было видно, только мягкое сияние лечебной магии.

Амелл хмыкнула и взмахнула руками, буквально раздавив трех гарлоков каменным кулаком о своды троп. Если бы не было других, она бы выжгла коридор полностью, но… Похоже, та, другая магесса поступила бы так же.
 
Все закончилось довольно быстро: один из Стражей из Ансбурга отрубил голову эмиссару, подкравшись со спины, и оставшиеся в живых твари запаниковали, сначала сбившись в кучу, а потом в приступе глупости и безумства буквально кинувшись на их клинки и заклинания.

Амелл раздраженно вздохнула, обтерев вспотевшие руки о плащ.

Вперед вышел Страуд — все еще напыщенный и гордый, полный собственного достоинства. Буквальное воплощение Серого Стража из детских легенд. А перед ним встала магесса — темноволосая, всклокоченная и вспотевшая, пропахшая грязью, пылью, гарью, кровью и немного лекарственными травами, так же напыщенно и гордо вздернув подбородок, не замечая между собой и ним никакой разницы, хотя она и была ниже его на голову.
 
В первый момент Амелл забыла, как дышать, и из-за волнения подпалила мертвого гарлока, валяющегося в ногах. Пахнуло гнилью и гарью. Но только в первый момент, потому что не в ее привычках было переживать из-за мужчин: Каллен и Алистер научили ее слишком многому, чтобы расстраиваться просто так. Зевран, не пропускавший ни одной юбки взглядом и словом, а половину и остальными частями тела, от них выгодно отличался. Он не врал. Он говорил, что она незабываема, но не клялся в вечной любви, верности и прочей чуши. И был несомненно великолепным любовником. Наверное, потому Амелл до сих пор с нетерпением ждала от него писем или хотя бы ничтожных слухов, что он не погиб в своей жаркой Антиве.

Только это не помешало ей увлечься Андерсом. Не влюбиться, но… Она сама поджигала погребальный костер с его телом. Она провожала погибших в битве, каждого упоминала поименно — его, Сигрун, тело умершего Стража Кристофа, которого все в Башни звали Справедливостью, десятки стражников. Это было тяжело. Это было сложно забыть.
 
А теперь он стоял, смотрел на Страуда и с виноватцей косил глазами в ее сторону. Андерс изменился — это стало видно сразу же. Он не шутил и не острил, как обычно.
 
И сразу же стало понятно, что рослый воин умрет: от него несло скверной и смертью. Он уже медленно умирал, и сквозь его бледную кожу явственно просвечивали вены, казавшиеся в слабоватом освящении черными.

Амелл сделала шаг вперед, поравнявшись со Страудом.
— Мы возьмем его с собой, — она кивнула на тяжело дышащего парня, совсем мальчика, все еще упрямо сжимающего в руках меч. — Если его не готовы принять Стражи Вольной Марки, то примут Стражи Ферелдена. А ты…
Амелл без стеснения ткнула пальцем в Андерса, нахмурившись.
— …трус. Ты сбежал. Нам не хватало целителя. Очень.
— Я не мог остаться… — попытался оправдаться он. — Мне жаль, что у нас ничего не вышло.
Она сделала несколько шагов вперед, оттеснив незнакомую магессу плечом в сторону. Та недовольно прикусила губу и сжала кулаки, покраснела.
— Не во мне дело, Андерс. Я ждала от тебя доверия как от человека, а не как от мужчины. Впрочем, сошло бы и второе, но ждать от тебя этого… было глупо.

Амелл никогда не была воином и руками пыталась убить только Алистера, когда он вылил на нее обжигающую похлебку и додумался не извиниться, а неловко пошутить. Но несколько месяцев восстановления после битвы с Матерью — раны затягивались медленно и болезненно — и общение с Натаниэлем давали свое: Хоу все же умудрился поставить ей удар, пусть и не верил, что ей когда-нибудь в действительно это понадобится. Даже против храмовников, выкачивающих силы для творения заклятий. В таких случаях Амелл бесстрашно резала запястья, а потом слабо улыбалась.

Андерса она не собиралась убивать, поэтому, ударив — кулаком, не ладонью — по лицу, лишь потерла саднящие костяшки.
— Если бы ты не сбежал, как последний трус, как делал это всегда, то многие бы выжили.
Он молчал.
— Сигрун выполнила свой долг члена Легиона Мертвых. Тело Справедливости — Кристофа — было настолько обезображено, что в него не вселился бы даже демон.
Когда глаза Андерса полыхнули голубым светом, Амелл только наморщилась и хмыкнула, загнав всю свою ярость и злобу подальше:
— Я сочувствую твоей новой женщине.
— Мне не нужно сочувствие, — фыркнула магесса, не так давно раскидывающаяся сгустками огня, из-за ее спины.
— Поверь, ты вспомнишь мои слова, когда ляжешь с ним пьяным в постель. Или в постель со Справедливостью. Кто вас знает.
Женщина пошла красными пятнами, а Амелл открыто ухмыльнулась. Еще парочка фраз, и эта магесса кинется на нее, как кошка по весне, и попытается выцарапать глаза.
— Даже не думай вернуться — повешу, — предупредила она. — И не смей разбрасываться картами Серых Стражей, словно ты составлял их сам. Иначе я подошлю к тебе антиванского убийцу.

Андерс продолжал молчать, наблюдая за тем, как Страуд и остальные на скорую руку сооружают носилки и перекладывают воина — Карвера, брата этой женщина, как она сказала, — на них. Не сказал он ни слова и на прощание.
Амелл тоже не обернулась.


Остановились они только спустя несколько часов уже на ночлег в одном из тупиковых, заваленных проходов. Костер подпалили за несколько минут, кого-то поставили на пост дежурить, кого-то — готовить на всех постный ужин. Амелл же осталась без дела и поэтому, стараясь не шуметь, устроилась около Карвера, заснувшего по дороге и даже не заметившего, что они остановились.
 
Ей было его жаль: наверняка ведь он, еще мальчишка, мечтал не о такой судьбе. Вряд ли он помышлял сдохнуть под землей лет через тридцать… в лучшем случае. Впрочем, ей самой было почти столько же, сколько и ему, когда Дункан увел ее в Остагар.

Карвер, порывисто вздохнув — слишком глубоко, глухо, сквозь зубы застонал и открыл глаза.

— Ты не хотел бы вернуться в Ферелден? — Амелл постаралась ласково улыбнуться. Так, как улыбалась всем без исключения рекрутам, пережившим Посвящение, пусть Карвер еще и походил больше на мертвого, чем на живого. — В Амарантайн. Или хочешь быть ближе к сестре?
Он закашлялся, задыхаясь, и сплюнул кровь на каменные плиты.
— С чего такое предложение? Я, может, и валялся почти без сознания, но успел заметить, что вы с ней не очень поладили.
— Ну твоя сестра не виновата, что Андерс — почти что портовая шлюха, — она сморщилась. — Или по крайней мере был когда-то. Хотя она тоже та еще стерва.
Амелл улыбнулась, вздохнув, и протянула Карверу флягу с водой: поднесла к самым губам и, придержав голову, помогла сделать несколько глотков.
— В конце концов, она увела у меня самого незабываемого любовника. Почти. Антиванцы всегда были немного искуснее.
Он снова закашлялся — то ли от удивления, то ли от скверны, то ли от всего и сразу.
— Надо же мне ей отомстить, — она усмехнулась и погладила его по волосам. — Так что даже не думай испустить дух по дороге. И поразмышляй над моим предложением.
 
Ее голос буквально говорил: «Если ты не согласишься, я изнасилую тебя во сне особенно извращенным способом». Ну или что-то вроде этого.

Карвер слабо улыбнулся и прикрыл глаза. Это Мариан всегда хотела идти вперед и целеустремленно сжигала мосты за своей спиной. А он на самом деле всегда мечтал вернуться. И Амелл, похоже, поняла это куда лучше, чем его родная сестра.