Коль однажды врагом назвался,
Будь хотя бы врагом-героем.
Кошка Сашка.

Небо озарилось кровавыми всполохами, и с оглушительным грохотом церковь взлетела на воздух в вихре алого пламени.
— Компромиссов быть уже не может, — тихий голос Андерса невероятным образом заглушает творящуюся вокруг какофонию. — Мира не будет.
Возгласы ужаса, ругань, плач наполняют воздух, а Интегра смотрит только на него. «Я же могла тебя остановить», — беззвучно произносят её губы, но целитель лишь молча качает головой: он слишком давно всё для себя решил, и пути назад не было с самого начала. Вихрь эмоций проносится в её глазах, прежде чем они вновь становятся непроницаемыми чёрными зеркалами. Она больше не глядит в его сторону, она отстранённо переводит взгляд на Мередит и Орсино, и губы её искривляет жестокая усмешка — самое интересное только начинается.
— Как рыцарь-командор, я объявляю Право Уничтожения! Все маги Кирквола должны быть казнены! Немедленно! — надрывалась Мередит, сжимая кулаки в латных перчатках.
— Защитница, это безумие! Все здесь понимают, что Круг непричастен к произошедшему! — казалось, что от ужаса зелёные глаза Орсино вот-вот вылезут из орбит. — Вы должны помешать кровопролитию!
— А я требую, чтобы вы поддержали орден! — резким рявканьем перебила его Мередит. — Иначе погибнете вместе со всеми отступниками!
— Я не буду в этом участвовать, — коротко бросила Хоук таким тоном, будто отказывалась от очередной партии в карты.
Но такой ответ ожидаемо не устроил обе стороны.
— Вы уже в этом участвуете, Защитница! Это ваш город, это ваша проблема и это ваш спутник-террорист сейчас стоит и ухмыляется произведённому эффекту!
Это было неправдой — Андерс не ухмылялся. Ему уже давно и прочно было не до улыбок, с того самого момента, как он принял решение сделать то, что сделал. Представление подходило к концу, все актёры вышли на сцену — оставалось только досмотреть финал. И умереть. Другого исхода для себя Андерс не видел, даже не надеясь, что ему удастся выбраться с площади живым.
— Да что вам до меня? Ни моё имя, ни моё слово для вас обоих не больше пустого звука, — голос Интегры был обманчиво спокоен. — И чью бы сторону я ни приняла, к утру город всё равно будет завален трупами всех калибров. Вы предлагаете мне выбрать, в какой из двух куч буду находиться я? Нет уж, я пас.
— Вы не можете просто так стоять в стороне! — всё больше ярилась Мередит. — Вы Защитница Киркволла и будьте так любезны, выполняйте свои обязанности, защищайте город от спятивших магов!
— Защитница, вы же понимаете, это безрассудство! Во всём виноват лишь один человек, и он действовал сам по себе, без нашего ведома! — вторил ей Первый чародей, в близком к истерике состоянии заламывая руки.
— Мира уже не будет, — тихо повторил Андерс, поднимая глаза на Хоук, и после негодующих речей Мередит и Орсино его голос кажется шёпотом умирающего. Да, впрочем, так оно и было, но от его глаз не укрылось, как магесса едва ощутимо вздрагивает от звука его голоса. — Пора выбрать, с кем ты, Интегра.
Хоук удостоила его лишь мимолётным взглядом, обжёгшим подобно раскалённому металлу. Спутники что-то говорили ей, давали советы, высказывали мнения… Андерс не слушал, хотя как минимум дважды его слуха неизбежно касалось что-то вроде «убей это чудовище» с истерическим подвыванием в исполнении старкхевенского принца и тихое и мрачное пожелание того же — ах, вот уж не удивил! — от Фенриса. Пока говорили все остальные, в голове даже успела мельком пронестись злорадная мысль: «Неужели надеешься, что с моей смертью она вновь обратит внимание на тебя, наивный глупый эльф?», следом сменившаяся на: «А может, и обратит… Особенно если ты предложишь сам вырвать мне сердце, избавив её от этой необходимости. Я ведь даже не знаю, любила ли она меня. Может быть, всё это было просто сном, может быть, я просто видел то, что хотел видеть… Да какая теперь разница…»

Целитель смотрел на девушку, зная, что и она сейчас не слушает и не слышит ни советов, ни требований, ни угроз. Она никогда и никого не слушала, она ни с кем и никогда не разделяла своей ответственности — сильная, непоколебимая, уверенная в своей правоте, даже когда совершает ошибку, самая любимая женщина на свете…
— Мередит, — голос Интегры, прозвеневший, как медная струна, мигом прекратил все разговоры. — Не буду скрывать, я не испытываю ни малейшей радости от происходящего, но я принимаю вашу сторону.
Вот и всё. Андерс устало закрыл глаза. Глупо было рассчитывать на что-то другое, да он и не рассчитывал, ни на секунду не представляя иного исхода. Он сделал то, что был должен, прекрасно понимая, какая расплата будет его ждать. Где-то в глубине сознания стукнулся Справедливость: «Вот видишь! Она никогда нас не понимала! Я с самого начала говорил: она не нужна тебе!» Но целитель лишь вяло отмахнулся от него, думая о том, что последней милостью для него было бы лишь принять наказание от её рук — тех самых, что обнимали его по ночам и гладили его волосы, тех самых, которые он целовал и согревал своим дыханием, тех самых, что до побеления костяшек сминали простыни в минуты страсти. Но он не посмеет попросить её об этом. На такую финальную жестокость у него просто не хватило бы мужества.

Целитель утомлённо опустился на какой-то подвернувшийся деревянный ящик, отстранённо наблюдая, как стороны перебрасываются заключительными оскорблениями, как Орсино и группа магов бросаются бежать, а другая группа прикрывает их отход, схлестнувшись с храмовниками, и ожидаемо погибает: на площади остаются их израненные тела вперемешку с истекающими кровью храмовниками… Жертв, конечно же, будет ещё больше… Всё это проносится перед отрешённым взглядом мага, погружённого в свои мысли, и в себя он приходит только заметив обвиняющий перст Мередит, недвусмысленно тычущий в его сторону.
— Это чудовище я оставляю вам, Защитница. Он ваш… спутник, — рыцарь-командор сделала такую саркастическую паузу перед последним словом, что это прозвучало чуть ли не оскорблением. — Делайте с ним то, что считаете нужным. Я жду вас в казармах как можно скорее.
— Убей его, Хоук! Убей немедленно! — тут же вновь вносит свою лепту Себастьян. — Этот монстр не имеет права жить, он должен ответить за свои зверства!
Интегра бросает на него короткий, но до того красноречивый волчий взгляд, что набожный принц мгновенно замолкает, и Андерс невольно радуется тому, что не придётся тратить последние минуты своей жизни на выслушивание его воплей. Единственным, что он хотел бы услышать напоследок, был голос Интегры, даже если бы она, как и все, назвала его чудовищем, ему было всё равно. Но она теперь может и не опуститься до разговора с одержимым, что ж, тогда пусть убьёт его, не говоря ни слова, лишь бы поскорее закончить всё это…
Хоук медленно и безмолвно заходит за его спину, её взгляд жжёт затылок, и Андерс не выдерживает первым:
— Ты не скажешь мне ничего, что я уже не сказал себе сам. Я принял решение, и я готов нести за него ответственность.
— А твоё ли оно было, это решение? — глухо отозвалась девушка. — Или это твой ручной демон нашептал его тебе?
— Справедливость не демон! И это был наш общий план! Мой, если хочешь, только мой! Я выполнил своё предназначение, и я знал, какой будет плата за него! — целитель повысил голос, понимая, что перед ним единственный человек, которому он не умеет и не хочет лгать.
Интегра всё так же неспешно обошла мага, опустившись перед ним на корточки, и вздёрнула за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза — два холодных осколка чёрного стекла, не выражавшие ни единой эмоции. Но Андерс уже слишком хорошо знал её, чтобы понимать: за таким неживым бесстрастием она всегда скрывала бурю чувств, не желая открывать кому бы то ни было хоть малую их часть.
— Я проиграл, Интегра, — голос Андерса вновь стал тихим и усталым, а глаза были полны боли. — Справедливость пересилил меня, я не смог его сдержать. Точнее, уже не Справедливость — теперь он Месть. Раз я не совладал с ним сейчас — не совладаю уже никогда. Лучшим выходом для меня будет смерть… пока во мне ещё осталось хоть что-то от меня самого…

Хоук молчала, продолжая неотрывно смотреть в его глаза, когда вдруг жуткая и такая знакомая дьявольская ухмылка поползла по её губам. Будто развернувшаяся пружина, девушка рванулась вперёд, и кулак в стальной перчатке с металлическим лязгом врезался Андерсу в солнечное сплетение.
— Это тебе за твоё личное участие, — прошипела она в ухо согнувшегося от боли и невозможности вдохнуть целителя. — А Справедливость ответит мне по заслугам чуть позже, и, клянусь, столь же просто он не отделается. И пускай это сражение он выиграл, но битва ещё не закончена — я ни за что не проиграю ему, я не отдам ему тебя. Ох, Андерс, что же ты наделал…
Маг вздрогнул, вновь подняв на девушку затравленный взгляд. Андерс. По-прежнему Андерс, хотя после всего случившегося он должен был снова стать для неё просто «одержимым». И если бы не было уже слишком поздно, возможно, в целителе вновь проснулось бы желание бороться. Но «слишком поздно» уже давно наступило.
— Не медли, Хоук — прикончи его! — Себастьян вновь подал голос, вложив в него всё властное нетерпение и неудовольствие, на которое только был способен. — Рыцарь-командор уже ждёт нас в казармах, убей его и покончим с этим!
Интегра медленно поднимается, больше не глядя на Андерса, неторопливо обходит его, вставая напротив старкхевенского принца, явно нервируя его своей неспешностью — о, да, она умеет действовать на нервы тем, кто наивно решает, что она, Интегра Хоук, сломя голову бросится исполнять их приказы. И в натянутой, будто стальная струна, гулкой тишине звучит её коротко брошенное:
— Нет.
Себастьян с минуту моргает, словно не понимая смысла этого короткого слова, и тут же взрывается праведным гневом, переходя на крик:
— Ты не можешь просто так взять и отпустить этого убийцу! Если ты это сделаешь, клянусь, я вернусь сюда с армией Старкхевена и камня на камне не оставлю от Киркволла! Убей его, или этот порочный город узнает, что такое настоящая справедливость и настоящая месть!
Хоук слушала его с ничего не выражающим лицом, а когда его яростная тирада была закончена, хладнокровно повторила:
— Нет.
Ещё одна минута, на которую принц потерял дар речи, заполнилась возбуждённым перешёптыванием спутников.
Андерс же смотрел на Хоук, почти что перестав дышать и не зная, чему верить: «Что это, Интегра, отказ в единственной милости, на которую я смел уповать — в смерти от твоей руки, или… надежда?!»
— Я не буду сражаться с тобой, Хоук, моя смерть ничего не изменит, — Себастьян шипит, будто раскалённые угли, политые водой. — Но я вернусь и вернусь не один. Знай, я найду твоего драгоценного Андерса, и, прежде чем ответить перед Создателем, он сполна поплатится передо мной! А ты — такая же отступница, как и он, с тобой я тоже найду, о чём поговорить, когда за моими плечами будет армия, и ты ответишь…
— Тебе уже пора, Себастьян, — холодный голос Интегры словно окатил принца ведром ледяной воды. — Старкхевенский трон уже заждался, когда же на него опустится твоя благочестивая задница. Если захочешь встретиться со мной снова, я не буду ни возражать, ни тем более прятаться.

Андерс уже не видел, как уходил Себастьян, потому что Хоук вновь встала перед ним, на этот раз глядя на него сверху вниз.
— Не дождёшься, — вдруг коротко хмыкнула она, глядя ему в глаза. — Смерть будет для тебя слишком лёгким решением, так что даже не надейся оставить нас всех расхлёбывать заваренную тобой кашу. Да и, в конце концов, кто я такая, чтобы лишать тебя счастья лицезреть плоды твоей давно желанной и наконец свершившейся мечты? Нет, ты увидишь всё, к чему ты так стремился, и это, — магесса кивнула в сторону валяющихся на земле трупов, — только начало. Идём.
— Что? — опешил Андерс, не поверив своим ушам. — Ты хочешь… чтобы я пошёл с тобой? Защищал храмовников? Пошёл против своих братьев из Круга?
— Хочу.
Только сейчас он заметил, что Хоук была напряжена, как натянутая тетива лука. «Не дай мне повода, — говорили её глаза, — не дай мне повода решить, что ты безнадёжен».
— Возможно… это единственный способ восстановить порядок и сдержать разворачивающуюся бойню, — отвечает он, чувствуя, как Справедливость внутри его головы взвыл так, что за его яростными метаниями было даже не разобрать слов. — Если ты считаешь, что подобное искупление будет для меня лучше, чем смерть, я буду с тобой, Интегра. До тех пор, пока смогу сдерживать чудовище внутри себя, — и под её на доли секунды потеплевшим взглядом (ему ведь это не показалось?) Андерс добавил, улыбнувшись против воли: — Спасибо за мою жизнь. Я постараюсь хоть на этот раз не испортить всё.
 
Они прорывались с боем почти через все улицы, тяжело, серьёзно и надолго увязая в каждой стычке. Андерс и не подозревал, как много магов готовы пойти на крайние меры от отчаянья, впустив в себя демона и превратившись в одержимых, и эта мысль заставила его горько усмехнуться: а так ли сильно он сам отличался от этих несчастных? От запаха крови, дыма и плазмы вызываемых демонов уже мутило. Дважды на них нападали группы храмовников, сведённые с ума демонами желания; призракам, магам крови, одержимым и демонам гнева они уже давно потеряли счёт, и лишь однажды им пришлось сразиться с группой магов, не призвавших чудовищ себе на помощь. И они тоже погибли от их рук, как и все остальные. Справедливость неистовствовал и бесновался, Андерс лишь крепче стискивал зубы. За всё приходится платить.

Дорога до порта потонула в мареве сражений. Они бились вновь и вновь, Андерс спешно залечивал полученные соратниками раны, подходили к концу лечебные зелья, а последнюю бутылку лириума Хоук спрятала в карман на случай «если уж совсем припечёт». Они получили короткую передышку лишь на корабле, с воды наблюдая, как сотрясают казармы взрывы заклинаний. Плыли молча, каждый в уме рассчитывал шансы выбраться живыми из этой заварушки, а кое-кто — и само сомнительное наличие этого шанса.

Мередит не приняла капитуляцию магов — ещё бы, она ведь так долго всего этого добивалась. Смотреть на её фанатизм было до того противно, что Хоук, брезгливо поморщившись, поспешила отвести свой небольшой отряд в сторону от читающей своим бойцам пафосные проповеди рыцаря-командора, когда та ждала подхода основных сил, по совместительству «великодушно» дав ту же возможность и Первому чародею.
Хоук распечатала-таки последнюю бутылку лириума, и теперь, прохаживаясь среди своих спутников и перебрасываясь с ними парой-тройкой слов — подбадривающих или, как обычно, колких и ехидных, она маленькими глотками, словно дорогое вино, отпивала из склянки. Андерс наблюдал за ней и откровенно любовался: помимо прочих достоинств (а о недостатках сейчас можно было и умолчать), Интегра была ещё и отличным командиром: несмотря на то, что все эти годы одним из её любимых занятий было выводить свою команду из себя, забавляясь реакцией, сейчас она для всех находила нужные слова. Немного, но по существу. И целитель даже в очередной раз ощутил укол ревности, услышав, как Фенрис называет её самым важным человеком в своей жизни. А ведь только недавно клялся, что на дух её не переносит! Впрочем, как давно клялся в этом и сам Андерс?..

Предавшись воспоминаниям, целитель не заметил, как Хоук успела внезапно оказаться рядом с ним, и, лихорадочно соображая, почему она так выжидательно смотрит на него, маг лишь полминуты спустя заметил протянутую ему бутылку лириума, почти ополовиненную. Он принял её, ещё хранящую тепло рук Интегры, и задумчиво повертел в ладонях.
— Ты думаешь, мы ещё сможем что-то изменить, Хоук? — тихо спросил он, скорее, для того, чтобы ещё хотя бы на минуту задержать её рядом с собой, а не для того, чтобы услышать ответ. Ответ и так давно был всем известен.
— Всегда можно что-то изменить, — Интегра пожала плечами, однако уходить не спешила.
— Может быть, убить меня было бы и не такой плохой идеей, — неожиданно произнёс целитель, отставляя в сторону опустевшую склянку и с тоской размышляя, что отпечаток губ Интегры на стеклянном горлышке, скорее всего, станет его самым последним поцелуем. — Не то чтобы я не был благодарен тебе за то, что ты поверила в меня после всего этого… Но ведь я практически предал тебя, Интегра. Разрушил всё, что только мог разрушить, и я даже не знаю, отчего мне больнее — от мысли, что я обратился против своих собратьев, или от того, что я причинил столько боли тебе. А ведь ты и только ты всегда спасала меня от меня самого, но я был проклят ещё до встречи с тобой. Может быть, когда я погибну — сейчас или позже, Справедливость наконец обретёт свободу и покой, перестав быть Местью…
— Твоя жизнь и свобода интересуют меня куда больше, — перебила его Хоук, одними кончиками пальцев едва ощутимо касаясь его щеки. — Посмотри на меня, Андерс, посмотри мне в глаза. Нет, я не хочу видеть в них раскаяние или что-то в этом роде. Просто посмотри, Андерс, — голос Интегры был непривычно тих и серьёзен, а глаза глядели двумя чёрными безднами, всегда так просто затягивающими целителя в свой бесконечный водоворот. — Говорят, когда навсегда уходишь в Тень, уже не помнишь своей жизни, остаётся лишь несколько самых ярких и значимых воспоминаний. И если сегодня мы погибнем, я хочу помнить твои глаза, их тёплый янтарный цвет, ведь именно они делали каждый день моей жизни чуточку счастливее.
Руки мага помимо его воли притянули к себе девушку, уже не думая о том, что она может отстраниться или оттолкнуть его.
— Я люблю тебя, Интегра. Я всегда буду любить тебя, — прошептал Андерс почти в самые её губы, прежде чем коснуться их своими.
Поцелуй был долгим, медленным, нежным и словно бы прощальным, что, впрочем, было не так далеко от истины, ведь их шансы выжить в предстоящей битве были предательски близки к нулю. За всё время, проведённое вместе, у них почти никогда не было таких поцелуев — они всегда были полны страсти, но не нежности, и сейчас Андерс ласкал её губы так чутко и нежно, как только был способен, ощущая привкус эльфийского корня и лириума на её языке, за всё прося прощения и за всё говоря спасибо.
Никто не мешал им, никто не торопил, и лишь поспешный скрип пера Варрика по бумаге нарушал такую внезапную тишину.

Последний бой был самым тяжёлым, и многих вещей в нём Андерс предпочёл бы никогда в своей жизни не видеть. Например, раздувшегося омерзительного монстра, в которого превратился Первый чародей, воспользовавшись магией крови. Например, глаза Хоук, когда Орсино ненароком обронил, что магию крови изучил по записям Квентина — человека, убившего Лиандру, и, мало того, всё это время он всё знал и покрывал его. Тогда целителю показалось, что опоздай Орсино с трансформацией хоть на полминуты, и рванувшаяся вперёд с утробным рыком Интегра разорвала бы его на мелкие клочки голыми руками. Но чародей успел, и тошнотворный бой вновь затянулся надолго. Также Андерс предпочёл бы никогда не видеть покрытую с ног до головы кровью — чужой и своей собственной — Хоук, когда всё закончилось, и мелкий пепел, оставшийся от Орсино, тонким слоем покрыл пол под ногами, а её глаза всё также горели желанием убивать всякого, кто подвернётся под руку. Целитель инстинктивно старался «не подвернуться». Не хотел бы он видеть и спятившую Мередит, размахивающую лириумным мечом, и ожившие бронзовые статуи, и сгоревший труп рыцаря-командора, когда всё внезапно закончилось. И внезапно опустившихся перед ними на одно колено храмовников он тоже видеть не желал.
Смертельная усталость не оставила в сердце места даже для радости от того, что они остались живы и победили. Да и можно ли было назвать это победой, учитывая уплаченную цену?

Внезапное предложение Защитнице кресла наместника Киркволла заставило короткий нервный смешок сорваться с губ целителя, а воображение уже рисовало ему Хоук в некогда принадлежавшей Думару короне, принимающую собрание аристократов… половина из которых наперебой требовала от новой наместницы немедля посадить опасного террориста за решётку. А вторая половина — без промедления казнить. Андерс настолько увлёкся отстранёнными размышлениями о том, что вторых будет явно побольше половины, что в себя его привёл только хриплый смех Защитницы, чуть ли не согнувшейся пополам в его внезапном приступе, заставившем всех, включая его самого, изумлённо замереть.
— Да вы спятили, Каллен, — отсмеявшись, выдавила она из себя, размазывая по покрытому сажей и кровью лицу выступившие слёзы. — Да ноги моей к утру уже не будет в этом городе!
 
Они собирались всю ночь, как будто бы даже не торопясь. Целитель настолько вымотался, что у него даже не было сил спрашивать, что и зачем они делают.
— Мы уходим, Андерс. На рассвете отплывает наш корабль, — вот и всё, что сказала ему по этому поводу Интегра, и уточнять дальше он не стал.
 
Они простились с друзьями — немногословно, но тепло, и к назначенному времени поднялись на борт корабля.
С первыми лучами солнца полоса морской воды, отделявшая их от порта, начала расширяться, постепенно начиная казаться непреодолимой бездной.
Интегра, необычно молчаливая с того момента, как всё закончилось, стояла, облокотившись на борт, и провожала взглядом город, ещё покрытый всполохами непотушенных пожаров, ещё дымящийся пепелищем на месте бывшей церкви.
— Хоук, куда мы плывём? — Андерс облокотился на борт рядом с ней, проследив её взгляд на удаляющийся Киркволл. Туда, где прошло так много лет её жизни, туда, где оставался дом, друзья, ненужное ей наместничье кресло. Туда, где он впервые встретил её, туда, где поверил в возможность счастья.
— В Тевинтер, — отозвалась девушка, не повернув головы.
— Зачем? — маг озадаченно поднял бровь. — Тебе же не нужно было бежать, напротив, все чуть ли не на коленях умоляли тебя остаться!
— К тевинтерским магистрам, — Интегра будто не расслышала вторую часть его фразы. — К тевинтерским знаниям, к тевинтерским магическим библиотекам. Я ведь обещала, что Справедливость ещё ответит за сделанное, — недобрая усмешка зазмеилась по её губам, — а поэтому я найду способ выбить его из твоей дурьей башки, чего бы мне это ни стоило. Я ещё не проиграла.
Андерс молчал, глядя, как ударяются о борт перекатывающиеся волны и как всё мутнеет на горизонте далёкий город.

— Интегра, всё, что ты сделала, — наконец заговорил он после продолжительного молчания, — то, что сохранила мне жизнь, то, что не отреклась от меня, то, что сейчас увозишь меня из Киркволла, бросая всё, что нажила за эти годы, то, что хочешь разделить нас со Справедливостью… — целитель вновь замолчал, подбирая слова. — Ты делаешь всё это только потому, что ненавидишь проигрывать?
Волны с тихим шелестом касались корабля, всё тише и отдалённее становились крики чаек, и Хоук, продолжавшая безмолвно и недвижимо провожать взглядом всё удаляющийся горизонт, неожиданно протянула магу руку. И лишь когда он инстинктивно потянулся к ней в ответ, накрывая её ладонь своей и переплетая пальцы, она ответила:
— Нет, — ветер развевал её волосы, а глаза её неожиданно тепло улыбались. — Я делаю это, потому что люблю тебя, Андерс. Больше своей жизни.

Корабль таял на рассветном горизонте, уходя прочь от Города Цепей, и с берега было давно уже не разглядеть, как на палубе две тёмные тени переплетают объятия, сливаясь в одну, чтобы никогда больше не расставаться.