Риса торопилась как могла, подгоняя детей, но силы давно оставили её, тонким ручейком крови утекая из раны. Голова кружилась, тёмные мушки перед глазами временами сливались в сплошную пелену. Приходилось останавливаться и ждать, пока зрение прояснится.
Терять драгоценное время.
Риса умирала и знала это, удар копья задел бедренную кровяную жилу, и сейчас её могла спасти только магия.
Как жаль, что она бездарна, словно рождённая рабыней, хотя приходится Данариусу племянницей.
Собственно, поэтому её и бросили на островах три года назад, когда стало ясно, что экспедиция провалилась. Вместе с рабами, прикрывавшими отход кораблей хозяина, и малолетней дочерью.
Данариус не собирался рисковать имуществом и жизнью, дожидаясь, пока его личная кухарка добежит из лагеря до шлюпок.

— Быстрее… — прохрипела женщина, толкая отставшего маленького коссита в спину. — Быстрее!
Как хорошо, что она жила в деревне косситов. Дети послушны и дисциплинированы, словно маленькие взрослые, им не надо объяснять, что происходит, куда пропали родители и почему нельзя отходить далеко в джунгли…
— Мама? — малыш обернулся, но Риса не дала ему сосредоточиться, ещё раз пихнув в спину. Нужно увести детей подальше. Кому, как не ей, знать, на что способен Фенрис, исполняя приказ хозяина.
— Нужно… идти дальше, — женщина закашлялась и пошатнулась, оперевшись на ствол пальмы. В глазах снова всё поплыло, слетевшиеся на запах крови насекомые лезли в уши, забивались в складки одежды. — Дальше…
Руки разжались, и Риса сползла на землю, понимая, что уже не сумеет подняться. Душили злые слёзы. На свою бездарность, на дядю, взявшего её в поход только за тем, чтобы она очаровала его ученика и сына его близкого друга. Чтобы зачала ребёнка.
Хорошо, что он не знал, что это ей удалось сделать ещё до отплытия на Сегерон.
— Мама? — дети — и маленькие косситы, и её дочь, единственный среди них человек — обступили её полукругом. Мариса шмыгнула носом, сердито вытерев его о рукав, и, не выдержав, отчаянно разревелась. Плач подхватили остальные, и через минуту рёв разносился на все джунгли.
— Тш-ш… тихо… нельзя шуметь… — Риса протянула к дочери окровавленную руку. — Всё будет хорошо… Только не бойся.
Дети не затихали. Им было страшно, слов самой Рисы они даже не услышали. Ей тоже было страшно. И обидно. Она даже не смогла выполнить такую простую и важную задачу — спасти детей, увести как можно дальше от деревни!
— Тихо, пожалуйста!.. — из последних сил попросила Риса, а затем застыла, чувствуя, как страх перехватывает горло и скручивает внутренности.
Кто-то шёл через джунгли.
Шёл к ним.


Басра умирала. Это было ясно с первого взгляда, и даже ей самой. Глупо подставилась, не смогла спасти имекари.
И имекари не лучше. Впрочем, какой спрос с тал-васготов? Пусть даже маленьких? Неправильное воспитание — корень всех бед Тедаса.
Кунари бы ни за что бы не выдали свою позицию громким плачем.
Правильно воспитанные имекари вообще не стали бы плакать.

— Мама!!! — единственная не-коссит среди маленьких тал-васготов бросилась к умирающей, в отчаянии обнимая её за шею. Глупо. Только сама испачкалась в крови и добавила боли раненой. Женщина скривилась, с заметным трудом подняв руку и погладив дочь по спине. Ашаад уважительно кивнул — басра умела терпеть боль.
— Тихо, малышка, — прошептала басра и подняла затуманенный взгляда на коссита. — Он… он поможет… поможешь?
Ашаад не стал тратить слова, чтобы произнести вслух очевидный ответ. Помогать басра он точно не будет. И даже не потому, что она басра и не заслуживают помощи, а потому, что с такими ранами не справится даже тамассран. Наверное, такую рану не под силу исцелить и тевинтерским саирабазам.
И помогать имекари ашаад тоже не собирался. Это не его забота. Он разведчик, а не женщина, не воспитатель и не жрец. Имекари — дело тамассран. Не ашаадов. И нынешняя ситуация — закономерный итог ереси серых демонов. Они сами обрекли детей на гибель, не желая следовать путем Кун.

Кунари просто хотел быть уверен, что женщина умрет. Ашаад две недели наблюдал за деревней и видел, как басра несколько раз надевала тевинтерские одеяния. Не все тевинтерцы маги, но риск недопустим.
Теперь же у него больше нет дел у мёртвого селения. Долг велит вернуться в бересаад и доложить об увиденном стэну.
Ашаад бросил на женщину последний взгляд и, развернувшись, скрылся в джунглях, игнорируя растерянных имекари.


Наверное, он был несправедлив к тал-васготам. Или их тлетворное влияние просто не успело коснуться чистых разумов имекари.
В любом случае, за полдня они не потеряли его след. И упрямо не отставали больше, чем на полмили.
Глупые имекари.
 
В джунглях не выживет даже правильно воспитанный тамассран имекари. Если ему не больше пяти-шести сезонов. Но то, что из детей тал-васготов до сих пор никто не погиб — царапины и ушибы не в счёт, — вызвало у ашаада… некоторое уважение. Он даже остановился на ночевку раньше на целый час, позволяя имекари его догнать.

Кунари успел разложить костёр, соорудить лежак из охапки листьев и шёлкового одеяла, проверить оружие, а имекари всё ещё робко жались за деревьями, рассредоточившись вокруг полянки.
Наверное, решили, что ашаад их не видит.
Как разведчик, ашаад полностью одобрил их действия, но на месте тамассран выпорол бы за исполнение.

Запах разогретого на костре мяса и свежезаваренного чая заставил кусты заволноваться. Громким дружным хором пробурчали несколько животов, кто-то из маленьких тал-васготов всхлипнул. Звонкий девчачий голос приказал всем молчать.
 
А потом к костру выбралась маленькая басра. Она успела потерять ленточку из волос, обзавестись ссадиной на лбу и по пояс вымазаться в уже подсохшей грязи, но присутствия духа не потеряла.
— Мы хотим кушать, — заявила басра обвиняющим и просящим тоном одновременно, исподлобья уставилась на ашаада и сунула палец в рот, видимо, пытаясь справиться с волнением.
— Это не моя забота, — предельно серьёзно сообщил ашаад, допивая чай.
— Но мы же хотим!.. — возмущённая маленькая басра притопнула ножкой. Кунари едва удержался от усмешки. Малышка походила на недельного котёнка пятнистой кошки. Слепого, слабого, с едва заметными зубами и мягкими коготками, но уже наглого, настойчивого и громкого.
В ответ ашаад пожал плечами и убрал припасы в мешок, готовясь ко сну.

Имекари не обманули его ожиданий. Уже через полчаса после того, как ашаад «заснул», на его лагерь был совершён дерзкий набег. Имекари изо всех сил старались не шуметь, втроём утаскивая мешок с припасами в джунгли. А маленькая басра честно молчала, отдавала приказания жестами. Очень… выразительными жестами.
Ашаад едва удержался от смеха, когда на прощание маленькая поганка обернулась к нему и провела пальцем по горлу, а потом приложила палец к губам.

Спустя пару часов мешок непонятным и почти неслышным образом вернулся на место. Ну не считать же треск пары сломанных веток и рёв из-за наколотой пятки провалом операции? На другом-то конце острова ашаад бы точно ничего не услышал.
Сообразительные имекари. Не желают ограничиваться разовым перекусом. Наверное, тамассран не прогонят таких. В любом случае, если они дойдут, то будут достойны шанса стать кунари.

После обеда он «забыл» две освежёванные и разделанные тушки ящериц у кострища, ограничившись хвостами, и, наполняя флягу из крохотного источника, «потерял» небольшую связку бананов.

Стоя у почти пересохшей речки и не замечая передвижение стада яростно ругающихся «кабанов» по его следу, ашаад решил, что слишком «устал», чтобы сегодня форсировать такую сложную преграду.
Лучше он сейчас обустроит лагерь, приготовит ужин и сходит освежиться, прежде чем съесть его.

Утро встретило его холодной росой, громким щебетом птиц и сосредоточенным сопением столпившихся вокруг имекари. Ашаад мысленно хмурился и упорно продолжал «спать», давая юным тал-васготам шанс уйти, не потеряв достоинства.
Хотя что тал-васготы могут знать о достоинстве?
Но имекари медленно и неуверенно сжимали кольцо, нерешительно пихая друг друга локтями и перешёптываясь. Кто-то предположил, что «страшный жадный дядька» помер от обжорства, ещё два голоса его поддержали.
— Тихо! — в намечающуюся дискуссию вмешался звонкий голосок басра. Её послушались — на поляне действительно стало тише. А девочка подобрала палочку, на которой ашаад вчера зажарил змею, и нерешительно потыкала мужчину в подмышку.
Кунари резко распахнул глаза и сел. Слитный визг приветствовал «воскресшего», и половина имекари исчезла в кустах.
— Да стойте же! — басра сердито махнула прутом, едва не попав ашааду по уху. — Идите сюда! Он не кусается.
— Не стоит сообщать непроверенные сведения, басра, — мрачно посоветовал ашаад, отбирая у ребёнка игрушку, пока она не ткнула им кому-нибудь в глаз.
Например, ему.
Басра сжалась, словно мышь, которую нерадивая хозяйка застала на столе. За объеданием оставленной на ужин краюхи.
Сложно выглядеть иначе, если едва достаешь собеседнику до колена. Но через минуту девочка приоткрыла один глаз, убедилась, что бить и кусать её пока не собираются, и взяла себя в руки.
— Кунари не кусают других кунари! — звонко заявила она. — Мы, — она махнула ручками, видимо, обращая внимание ашаада на своих товарищей, — кунари! Анаам эсаам кун! Во-о-от.
Ашааду захотелось рассмеяться.
— Кунари защищают других кунари! — продолжала хорохориться басра. Кусты за её спиной зашевелились, и на ашаада выжидательно уставились маленькие тал-васготы. Кто-то с надеждой, а кто-то с недоверием.
— Вы не кунари, — ашаад покачал головой. — Я ничего вам не должен.
Басра закусила губу. Её глаза наполнились слезами, но она не расплакалась, а лишь сжала кулаки и с ещё большей решимостью посмотрела на ашаада.
— Значит, мы хотим стать кунари! Отведи нас к тамассран. Пускай они решают!

Ашаад задумался, машинально пересчитывая имекари. Они не его забота. И поиск новых виддатари — тоже.
Но эти малыши заслуживают уважения. Они достаточно сильны и крепки духом, чтобы дать им шанс пойти путём Кун.

Сейчас имекари трезво оценивают свои силы. Без помощи ашаада они погибнут. Даже если он продолжит оставлять им еду и будет делать частые остановки. Удивительно, что ещё никто из хищников не соблазнился такой лёгкой добычей.

— Да, — кивнул коссит после долгого молчания. Некоторые имекари уже плакали, но, подражая своей предводительнице, делали это почти беззвучно. — Пускай решают тамассран.
Он отвернулся от басра и начал неспешно собирать вещи. Имекари потребовалось всего несколько минут, чтобы осознать смысл его слов. Когда кунари двинулся дальше, они гуськом пристроились за его спиной. Остановившись и осмотрев нестройную колонну, ашаад поманил пальцем безрогого тал-васгота. Тот, прихрамывая на левую ногу, опасливо приблизился к ашааду и испуганно пискнул, когда кунари подсадил его на плечо.
Басра сама пристроилась рядом, вцепившись в штанину.
— Я же говорила! — обернувшись, победным шепотом заявила наглая мелочь.
Ашаад улыбнулся и погладил виддатари по голове.


— Расаан говорит, что я буду хорошей таллис, — беззаботно болтая ногами и стуча босыми пятками о камень, щебетала имекари. — У меня нужный характер. Я ловкая и умная. И незаметная. Я буду почти как ты, только в землях басра.
— Для начала тебе следует быть в храме и постигать путь Кун, — с лёгким оттенком недовольства в голосе пробурчал ашаад, не отрываясь от свежевания туши гигантской ящерицы.
Зверя заметила имекари. Она же её и прикончила. Ядом. Ашааду пришлось вырезать большой кусок, но он всё равно сомневался, что оставшееся мясо пригодно в пищу. Но на шкуре способ убийства не отразился, и её ещё можно использовать.
— Не должна, — имекари показала ему язык. — Мне нельзя привыкать к правильному поведению. Иначе я буду плохой таллис. А вот тебе следует меня учить!
— Я не тамассран.
— Ага. Ты разведчик. И я буду разведчицей. Ещё лучше, чем ты. А ещё у меня будут тамассран-басра. Родители.
— Глупое слово, — фыркнул ашаад.
— Сам ты глупый, — она спрыгнула с валуна и подошла к нему, обнимая за левую руку. Прошло три года, а она всё равно едва достаёт ему до пояса. — Ты будешь по мне скучать, когда я уйду?
Глупый вопрос. Глупая имекари. И он тоже глупый, раз не желает промолчать.
— Да, — тихо ответил кунари и слегка оттолкнул её, чтобы кровь не забрызгала будущую таллис.