В литейной пахло раскалённым металлом и чем-то ещё специфическим, чему Авелин не смогла дать название. Насколько ей было известно, старый цех использовался нечасто, и всё же похоже на то, что недавно здесь плавили металл. А ведь в огромном котле вполне можно сжечь труп, и тогда они будут искать Лиандру Хоук до шестого пришествия Архидемона.

— Смотрите, здесь ещё кровь! — воскликнула Бетани дрожащим голосом, тыча пальцем в тёмное пятно на каменном полу.
— Да мало ли кому она может принадлежать! — пробурчал Карвер. — Маму похитили позавчера, если бы это была её кровь, она уже давно бы высохла.
— Может, здесь кошка задавила крысу, — поддержал храмовника их четвёртый спутник, наёмник-эльф по имени Фенрис.

Авелин видела его впервые. Дело было щекотливым, брать на него стражников было нельзя; Бетани решила лично участвовать в поисках похищенной матери, и Авелин подумалось, что они и вчетвером справятся. Но Мерриль не оказалось дома, и потому Карвер привёл этого вот молчаливого угрюмого эльфа. Сказал уклончиво, что Фенрис их с сестрой старый знакомый. Эльф-воин, говорящий с тевинтерским акцентом… На память Авелин не жаловалась и потому сразу поняла, что это именно Фенрису Хоуки помогли два года назад в эльфинаже с убийством тевинтерских работорговцев. Его меч насторожил стражницу — двуручный, тяжёлый, Фенрис заметно сутулился под его весом, и Авелин засомневалась, что он сможет им сражаться: эльф выглядел не намного шире и выше своего оружия. Не станет ли он обузой в битве?.. Но первый же бой показал, что её опасения напрасны. Увидев, как умело и споро он разрубил надвое призрака, Авелин окончательно успокоилась на этот счёт.

Найденный в одном из помещений люк вёл в катакомбы. Подземелье выглядело обитаемым; они то и дело проходили мимо ниш и помещений с разными конструкциями откровенно пыточного вида: колодки, крепления на столбах с перекладинами… А в одной из комнат обнаружился уже начавший разлагаться женский труп с седыми волосами. Это была не Лиандра, хвала Андрасте, но на этом приятное кончалось: руки неизвестной были отрезаны по самые ключицы. Авелин вздохнула, ей добавилось работы: нужно будет перевезти тело в морг и опросить всех, кто заявлял о пропаже женщины, схожей с этой годами и внешностью. И обязательно допросить всех работников литейной.

Следующая находка в какой-то мере была ещё страшней. Спальня, в одном углу которой стояла продавленная кровать, а в другом покосившийся стол, заваленный письмами (Авелин забрала их, чтобы использовать в качестве улик, если дело дойдёт до суда), и комод. А на комоде стояли портрет Лиандры Хоук и ваза с букетом слегка увядших белых лилий, источавших душный горьковато-приторный аромат. Авелин поморщилась, отходя подальше, чтобы этот навязчивый запах не лез в нос. Слишком уж он напоминал сладковатый душок разлагающегося трупа.

— Это же мама?! — ахнула Бетани, потрясённо глядя на картину. — Но откуда взялся этот портрет? Подобные платья были в моде лет пятнадцать назад, а она ведь всё время была с нами, в Лотеринге…
— Спросишь у похитителя! Задница Андрасте, это не должно оставаться здесь! — и Карвер схватил портрет, вырезал холст из рамы и спрятал его в свою сумку.


Должно быть, это была лаборатория. Полки с книгами, столы с ретортами и склянками разной степени наполненности, какие-то чаны… И запах. Удушающе-приторный, напоминающий запах лилий. И чем дальше они шли, тем сильнее он становился. Похоже, источник его находился в правом углу, где у кровати, на которой покоилось что-то белое, неподвижно сидел какой-то старик в сером камзоле. Неужели это и есть похититель? Или это его слуга?

Бетани начала читать «паралич»: Авелин увидела, как вокруг кровати замерцал бледный круг, обозначающий поле воздействия заклинания. Остальные осторожно, чтобы не звякнуло, достали оружие и начали подкрадываться к старику. Глаз его Авелин разглядеть не смогла, они скрывались за свисающими седыми прядями; виднелся лишь кончик крючковатого носа, плотно сжатые тонкие губы да костистый подбородок. Они подошли вплотную, но старик будто не замечал их, сгорбившись над женщиной в наряде невесты, лежащей перед ним в окружении вороха белых лилий. Авелин заметила, что он обеими руками держал руку женщины. «Словно любящий муж у постели тяжелобольной жены», — пришло на ум невольное сравнение. А женщина и вправду походила на умирающую — бледное лицо её почти сливалось с белыми кружевами фаты, губы посинели, карие глаза были широко распахнуты, глядя в никуда. И лишь мигом позже к Авелин пришло узнавание. Лиандра Хоук!

Кольцо «паралича» пропало: видимо, Бетани решила не тратить заклинание там, где могут справиться и воины. Фенрис ринулся вперёд и заломил старику руки за спину, стаскивая его с кровати и ставя на колени, Карвер бросился к матери, начал звать её по имени и трясти за плечи, подбежавшая сестра оттолкнула его и склонилась над матерью, раз за разом пытаясь применить исцеляющее заклинание.

Старик поднял голову, и Авелин поняла, что, невзирая на седину, не так уж он и стар: лицо его было гладким, да и белый ряд зубов не имел промежутков. Но вид у него был изнурённый, а покрасневшие, воспалённые глаза его смотрели затуманенно и невидяще, будто у слепца. То ли болен, а то ли нанюхался дурной травки — зрачки были размером с булавочную головку.

— Дети… — проскрипел он, переводя немигающий взгляд на Хоуков. — Дайлен… Солона… Ревка, любовь моя, посмотри, они совершенно такие, как ты хотела…
— Что ты сделал с нею? — крикнул Карвер, сжимая кулаки.
Он ещё не понял, что мать их мертва. Ещё не увидел швы, темнеющие на белой коже шеи и плеч. С ними Лиандра походила на неаккуратно чиненую тряпичную куклу и картина эта вызывала у Авелин ощущение нереальности происходящего. Или же это оттого, что она всего лишь неделю назад видела Лиандру Хоук живой и улыбающейся? Смерть друзей и родных всегда труднее воспринять…
— Она не захотела вернуться, — пробормотал мужчина. — Я нашёл её тело, я собрал его, а она не захотела вернуться…
Авелин невольно вздрогнула. Кем надо быть, чтобы сначала разобрать человека на части, а потом заново сложить и сшить куски и думать, что он после этого оживёт?..
— Мама! Мамочка!.. — зарыдала Бетани, осознав наконец смерть матери. Карвер стоял над нею истуканом, беспомощно опустив руки и не зная, что делать.
— Пойдёмте отсюда, — вздохнула Авелин, отводя взгляд от замершего в руках Фенриса безумца. — Заберём монну Лиандру, и…
— Нет! — взвыл доселе тихий пленник, вырываясь из рук потерявшего бдительность эльфа. — Вы не отнимете её у меня!

Он резко выбросил вперёд руки, и Авелин сбило с ног волной силы и пронесло по воздуху, впечатав в стену. Маг, раздери его демоны! А глаза такие от передозировки лириумным зельем! От удара у стражницы вышибло дух и на миг потемнело в глазах, а когда она смогла приподнять голову, то увидела, что безумец стоял у ложа своей жертвы, подняв вверх руки и что-то колдуя.

Рядом с Авелин вставал на ноги Карвер, но он не успевал добраться до мага. Бетани Авелин не видела, но вылетевший откуда-то слева огненный шар мог быть делом только её рук. Пламя охватило мага, он завизжал и замахал руками, бросился вперёд, не разбирая дороги, и упал на кровать с телом Лиандры. Пламя перекинулось на простыни, на свадебное платье… Маг выл и катался по ложу, желая загасить пожиравший его огонь, но лишь воспламенял всё, чего касался.

Карвер и Фенрис замерли в растерянности, не зная, что предпринять. Бетани подошла к Авелин и молча помогла ей подняться, потом повернулась к костру и направила в него ещё один огненный шар. Пламя взметнулось под потолок, с треском пожирая тела убийцы и его жертвы.

— Ты спятила? — заорал Карвер, подбегая к сестре и хватая её за плечи. — Потуши огонь, чтобы мы могли попрощаться с мамой и сжечь её тело в крематории!..
— Знаешь, — необычайно серьёзная Бетани смотрела на брата пустым взглядом, — у наших предков существовал такой обычай — сжигать убийцу заживо на погребальном костре его жертвы, связав их вместе… — и она перевела взгляд на горящее ложе и смотрела на пламя до тех пор, пока оно не прогорело. Авелин не увидела ни единой слезинки на застывшем лице Бетани Хоук.


Чувствовать себя обманутой теми, кого Авелин считала своими друзьями, да что там, почти семьёй, было больно.
Оказалось, два года назад Хоуки собственными глазами видели, как Фенрис дырявил грудь тому тевинтерцу в эльфинаже. А промолчали, потому что внезапно прониклись дружескими чувствами к беглому рабу и пообещали хранить его тайну! Можно подумать, Авелин сдала бы его храмовникам или тевинтерским работорговцам. Расспросила бы и отпустила восвояси — ведь убивал он только опасных для общества отщепенцев, да и Хоуков он видел на месте преступления и знал, что Бетани магесса. Да он ведь и сам потом к храмовникам пришёл и стал им служить, тем не менее, продолжая хранить тайну Хоук, за что Авелин была ему благодарна. Должно быть, этот тевинтерец, невзирая на своё тёмное прошлое, не лишён понятия о чести. Так что Бетани сглупила, не признавшись ей уже тогда. Авелин была уязвлена и обижена её недоверием, но не читать же нотации расстроенной смертью матери девушке, рыдающей сейчас на её плече.

— Я не знаю, что мне теперь делать!.. — всхлипывала Бетани, в очередной раз утирая покрасневший нос и припухшие глаза влажным уже платком.
Стражница рассеянно гладила её по вороным кудрям, раздумывая, куда пристроить бедную девочку.

После смерти матери Бетани не годилось продолжать жить вместе с дядей, да она и сама этого не хотела. Но куда же ей пойти? Жить в Нижнем городе в снятом на деньги брата доме Хоук боится, и Авелин понимает её: слишком уж лёгкой добычей станет одинокая девушка, рядом с которой нет защитника в лице мужчины. Брат далеко и не успеет её защитить, а нанять охранника у него не хватит денег. Да ещё попробуй найди такого, кто сохранит тайну Бетани. Фенрис мог бы стать телохранителем Хоук, но он уже надёжно пристроен, навряд ли Орден Храмовников отпустит одного из своих охотников на магов. Предлагать Бетани найти себе покровителя в лице мужа или любовника Авелин даже не стала, сама понимала, что это чревато тем же самым Кругом в лучшем случае. В худшем же мужчина и вообще может убить магессу из страха перед её даром. Авелин серьёзно обдумывала возможность пристроить Бетани в стражу. Только вот для этого Хоук надо будет научиться владеть мечом и тщательно контролировать свою магию. Пообещав «что-нибудь придумать», стражница ушла.

А через неделю Хоук сама пришла к ней в казармы. Выглядела она спокойной и задумчивой.
— Знаешь, Авелин, больше не надо мне помогать в том деле. Я нашла выход. Я теперь живу в Верхнем городе… в особняке Фенриса.
— Так, садись и рассказывай, — Авелин силком усадила девушку в кресло, а сама склонилась к ней, тревожно вглядываясь в смущённое лицо магессы. — Он принуждал тебя? Шантажировал? Если что, я могу надавить на него, или он вообще погибнет при сопротивлении аресту. Карвер знает?
— Авелин! — возмущённо воскликнула Бетани, пресекая бесконечный поток её вопросов. — Я не это имела в виду! Мы не любовники! Я там вроде как служанка. Но именно что «вроде»: там уже есть одна служанка, тевинтерская эльфийка, которую мы с Фенрисом спасли из рук малефикаров, она-то всё и делает по дому. Точнее, в тех нескольких комнатах, которые отведены для проживания. А я ею командую, ну и готовкой занимаюсь. Как в доме дяди. И, конечно, Карвер знает! Это была его идея. Фенрис всё равно живёт в том доме бесплатно, так что мой ушлый братец и эльфу не платит, и сэкономил деньги на аренде отдельного дома для меня.
— А, вспомнила, как меня убедительно попросили не задавать вопросов о кое-каком пустующем особняке Верхнего города… А он, оказывается, и не пустует вовсе, — задумчиво произнесла Авелин, глядя на кусающую губы Бетани. — А ты не боишься, что он и тебя однажды убьёт, как других магов, за которыми охотится по приказу Мередит?
Бетани поникла и уставилась на свои руки, нервно комкающие платье.
— Я ведь не маг крови и из Круга не сбегала… А он… Фенрис дружит с Карвером и не боится моего дара. Он хорошо относится ко мне. Даже по моей просьбе учит меня сражаться одноручным мечом. И ни в чём мне не отказывает… И Карвер не против…
— Ладно, — вздохнула Авелин, глядя на опущенную голову магессы, — хорошо, что ты пришла и рассказала мне об этом. Теперь я хотя бы знаю, с кого спрашивать, если с тобой что-нибудь случится. И всё же будь осторожна.

Авелин даже не удивилась, когда через три месяца Хоук призналась ей, что они с Фенрисом стали любовниками. Лишь настойчиво посоветовала проследить за тем, чтобы у этой связи не возникло последствий в виде ребёнка-полукровки с магическим даром. Время было уж больно неподходящее: от засевших в порту кунари можно было ожидать чего угодно. Как бы не пришлось спешно покидать город, если Аришоку вдруг придёт на ум захватить Киркволл. Да и эльф, как казалось стражнице, не годился в мужья и отцы. Но этого она Бетани уже не стала говорить. Обидится ещё, глупышка.


И если у Бетани появилась какая-никакая семейная жизнь, то у самой Авелин это дело так и не сдвинулось с мёртвой точки. Хотя симпатичного стражника по имени Донник Хендир она заприметила ещё несколько лет назад, до того, как стала капитаном. Он производил впечатление обстоятельного и серьёзного мужчины, надёжного и неколебимого, как чёрные стены Киркволла. Такой и в бою прикроет спину, и в браке будешь с ним, как за каменной стеной… Да и нравится он ей, что уж. Ах, какие у него руки… И глаза… И всё остальное… Но как дать ему понять, что он ей небезразличен?

Авелин долго думала и додумалась послать ему анонимный подарок. Ту самую купленную у Бодана шкатулку. Медные бархатцы, по её мнению, символизировали силу и нежность, что косвенно должно было указывать на неё. На следующий день Донник с ошеломлённым видом ходил по казарме и приставал к стражницам с вопросом, какие цветы им нравятся. Осмелился он спросить и у Авелин. А у неё язык будто льдом сковало. «Бархатцы, бархатцы, бархатцы…» — крутилось в голове, но губы произнесли внезапное: «Тюльпаны». После его ухода капитан достала из стола бутылку с вином и одним махом осушила половину, кляня себя за нерешительность. И ещё несколько дней потом боялась, что кто-нибудь из стражниц назовёт эти проклятые бархатцы. Но, на её счастье, подобные непритязательные цветы ни у кого не вызывали особой любви, и Донник так и остался в неведении насчёт личности дарителя.

Следующий подарок она решила сделать более прозрачным и намекающим только на неё. Составила новое расписание, согласно которому Донник направлялся на караул в Верхний город — самое лёгкое из возможных дежурств, — и вывесила его на доску рядом со своим кабинетом, оставив дверь чуть приоткрытой, чтобы слышать реакцию прочитавших об этом. Могла и не стараться: то, что творилось за дверью, было слышно, должно быть, даже в кабинете наместника — настолько бурными получились обсуждения. Дежурства в Верхнем городе все стражники ждали не меньше, чем пришествия Создателя, и потому внеочередной конкурент их, мягко говоря, расстроил. Высказывались ехидные предположения, что удачливый сукин сын Донник либо соблазнил капитана, либо услужил самому сенешалю Брану и теперь до окончания службы в страже будет дежурить только в Верхнем городе… в спальных покоях Брана. Донниково: «Да это ошибка…» потонуло в грянувшем хохоте и едких шутках о том, какие именно обязанности будут у нового фаворита сенешаля. Пунцовая от гнева и смущения Авелин стрелой вылетела из кабинета, заменила злосчастное расписание на старое, попутно наорав на почтительно замолчавших стражников, и вновь скрылась в кабинете, громко хлопнув дверью. Она не знала, радоваться ей или обижаться на то, что первый вариант — о её соблазнении Донником — никто из стражников не рассматривал даже как шутку.

А третий подарок она сделать не успела: на город напали кунари.