Денерим горел в лихорадке. Густой запах гнили, смерти и разложения царил на улицах, и когда-то людный город, устоявший перед набегом порождений тьмы, погрузился в зловещую тишину.
Эпидемия неизвестной болезни обрушилась на город спустя год после Пятого Мора, когда люди только забыли о горе и потерях. Сначала эпидемия накрыла эльфинаж, хватая эльфов бесплотными руками, а потом разрослась и появилась в квартале торговцев. Когда паника добралась до дворца, никто в Денериме не мог отрицать: смерть явилась, неся боль и ужас.
«Все это куда хуже, чем было во время Мора, — думал Логейн. — Порождений тьмы мы убили, но эпидемию не излечить лезвием клинка».
За время эпидемии тейрн, кажется, постарел лет на десять, некогда черные волосы побелели. Логейн словно истончился от боли и страха и сам стал похож на зараженного. Каждое утро он кашлял кровью, его терзал жар. В глубине души тейрн понимал, что он умирает.
Послышались крики, и Логейн подошел к окну. Там, за стенами дворца, люди гнили в своих постелях сотнями, вдыхая приторную сладость болезни. Кто-то кричал, а потом один из домов охватило пламя.
Горожане снова сжигали свои жилища и своих умерших в надежде, что огонь спасет от заразы. Но даже жаркое пламя было бессильно.
В замке царила гробовая тишина — лишь скрежет лат Логейна нарушал ее. Слуги пробирались по коридорам, стараясь не шуметь, и только вопли умирающих в своих комнатах людей нарушали зловещее безмолвие. Стражников не было видно, и защищать дворец было некому. Кто-то из воинов уже умер, кто-то умирал, однажды заметив черные пятна у себя в паху и на руках.
Смерть косила всех.
Логейн прошагал мимо запертых комнат — за дверьми страдали и медленно гнили знатные банны, которым не посчастливилось приехать именно в такое время. Из-под дверей доносился сладкий, похожий на мед запах заразы — приторно-сладкий, оседающий гнилью на языке. Кто-то заливался кровавым кашлем, а в чьих-то комнатах царила мертвая тишина — обитатели этих комнат уже предстали перед Создателем, а их тела разлагались на шелковых простынях. И некому было предать их пламени. Некому было омыть их тела. Дворец гнил изнутри, как отравленная язва.
«Это конец».
Логейна передернуло. Он многое видел в своей жизни — искалеченные трупы, пар из разрезанных животов, вывернутые наизнанку кости.
Но никогда он не видел, как люди, почернев, просто разлагались заживо, истекая черным гноем.
Логейн искал лекарей, но они и их зелья были бессильны. Священники с их молитвами и свечами — тоже.
Первые не оставляли попыток приготовить лекарство.
Вторые же заперлись в церкви и молили Создателя о помощи, пока зараза не сразила их всех, одного за другим, вместе с горожанами, которые надеялись найти под сводами церкви спасение. Они верили, что Создатель не покинет их.
«Идиоты».
Создателю плевать, сколько людей умерло и умрет после. И только глупцы полагают иначе. Эпидемия не жалеет никого. Даже королей и королев. И героев.
Внезапный приступ кашля заставил Логейна согнуться, мучительно выдавливая из себя кровь.
— Тейрн Логейн!
Едва справившись с приступом, тейрн обернулся.
Бледная, взлохмаченная служанка стояла за его спиной, едва держась на ногах.
«Тоже заражена», — подумалось Логейну.
— Что еще случилось? — спросил тейрн, сплевывая отдающую гнилью кровь.
Служанка была мертвенно-белой.
— Королева, — выдохнула она. — Ей стало хуже. Я боюсь, что она… умирает.
Слова как раскаленный нож, они режут больно и оставляют раны кровоточить. Логейн согнулся и опустил плечи, вдруг почувствовав себя стариком.
«Моя дочь умирает, — подумал он. — А я чувствую только холод и слабость».
Служанка залилась слезами. Ей было страшно. Она была еще молода, и ей совсем не хотелось умирать.
— Скажите, — всхлипнула она, — мы ведь выживем? Все мы?
«Выживем? Дурочка».
Но сказать это вслух Логейн не посмел. Сказать правду — подписать себе и другим окончательный смертный приговор.
— Все будет в порядке, — задыхаясь, сказал тейрн. Кончики пальцев похолодели.
«Может, кто и выживет, а вот я умираю», — добавил он про себя.
Служанка справилась со слезами.
— Королева Анора хотела вас видеть, — прошептала она. — Перед тем, как она…
Логейн кивнул.
— Веди.
Коридоры тянулись бесконечным серым лабиринтом. Логейн шел за служанкой, не понимая, где они находятся. В глазах плыло, губы сделались сухими, и Логейн облизнул их, почувствовав медный вкус крови на языке.
«У меня изо рта идет кровь. Смерть так близко».
Комната Аноры. В ней пахнет духами, грязным бельем, зельями, потом и смертью. Сладкий, тошнотворный запах гниения и страха. Нет ничего хуже этого запаха.
Логейн увидел дочь на кровати и едва узнал. Ее тело обмякло и сделалось влажным, на коже проступали бесцветные узелки, лопающиеся и покрывающие тело вонючим гноем. Лицо почернело, а ногти отваливались с рук. Это было отвратительное, мерзкое донельзя зрелище, и все же Логейн не отвернулся. Это все еще была его дочь, хотя эпидемия превратила ее в еще живой труп.
— Отец… — хриплый, как будто чужой голос Аноры. И бледная ладонь, шарящая по постели в поисках руки тейрна.
Логейн сел на кровать и взял руку Аноры в свою, чувствуя, как медленно сползает с костей кожа. Анора словно таяла, как снег весной. Скоро от нее ничего не останется.
— Что происходит в городе, отец? — глаза Аноры, раньше ясно-голубые, а теперь тусклые, смотрели на него рассеянным взглядом.
— Ничего не меняется, — коротко ответил Логейн.
Анора кивнула.
Во дворце кто-то отчаянно закричал. Тейрн услышал топот множества ног по плитам пола. Кто-то в исступлении бился о запертые двери, и Логейн мог себе представить ужас этих людей. Потом в дверь Аноры стала колотить женщина, умоляя отворить. Ей никто не открыл. Если женщина ищет спасения, то в комнате, где медленно умирали Роза Ферелдена и Герой реки Дейн, спасения ей не найти.
Глаза Аноры наполнились слезами.
— Мора нет, — чуть слышно шепнула она. — Зато мы умираем от эпидемии. Мы все гнием, отец.
А потом Анора перестала дышать.
В зашторенные окна слабо бился рассвет. Логейн выпустил руку дочери и сел прямо на пол, прислонившись спиной к стене. Он чувствовал, как сердце бешено бьется, как по губам сочится кровь, а в паху раздуваются черные язвы, и ему захотелось обнажить свой меч и прекратить страдания. Но к своему ужасу, он не обнаружил в себе смелости убить себя.
К полудню Логейн подполз к гниющей дочери и закрыл глаза.
А ночью Героя реки Дейн уже не стало.