Начало Пятого Мора. Остагар

Хоук

Ненавижу перемены. Болезненные сдвиги тяжелых, с таким трудом установленных в нужном порядке плит среди разгула ожесточения и кровопролития, насилия и неуверенности в завтрашнем дне. Меня точно связали по рукам и ногам, терзаемую тревогами за себя и своих близких, лишенную всяческой надежды на скорое благополучное разрешение кошмарных беспорядков, и заставили взглянуть в лицо своему самому страшному демону. На моих глазах мой маленький прочный мирок рушился, как карточный домик, и я ничего не могла сделать…

Моя жизнь всегда была мирным затишьем посреди беснующейся бури, захлебывающейся в собственном мраке. Крохотный светлый мирок без скоропалительных решений и преждевременных потерь. Так всегда и должно было быть. Так должно оставаться. Но реальность сужалась и менялась, точно горячий воск, в пространстве сразу на нескольких уровнях, вопреки моим желаниям, и от этих метаморфоз быстро уставали глаза.

Только моя сила. Заточенное оружие. И не жалеть своей ярости. Выпустить ее наружу, забыть о самоконтроле и бить, кромсать тех, кто посмел нарушить мой покой. Слишком высока цена. Слишком тяжело привыкать к новым условиям, приучаться жить заново.

Мне нужна стабильность, нужен упорядоченный мир, уверенность в надежном будущем, пусть скудном, пусть изначально примитивном и жалком, не таком, о каком мечтают маленькие дети, без забот и последствий. Я хочу делать все сама, полагаясь на собственные силы и, быть может, как это всегда делает Давет, немного на интуицию. Удача — ненадежный помощник, ветреный и легкомысленный. Но за семь лет я смирилась с мыслью, что порой ей приходится вверять свою жизнь.

Обычно меня с насиженного места никакой угрозой смерти не сдвинешь.

Сорвав стебелек эльфийского корня, я, уже не задумываясь о своих действиях, отправила его в рот. Легкий, совсем не вызывающе горьковатый на вкус, как чуть-чуть недозрелый овощ, он вполне заменял мне пропущенный завтрак. Недаром ближайшие четыре кустарника были ободраны. Как и остальная снесенная подчистую ненавязчивым, но весьма деятельным ураганом моего утреннего голода съедобная растительность, включая маленькие красные ягодки, похожие на косточки, но все еще чистые и не втоптанные в землю.

Война — действительно худшее из ожиданий.

Обмотав кусок ткани вокруг своих грязных исцарапанных пальцев, я с нажимом потерла их, стирая влажную грязь. Местные солдаты украдкой посматривали на меня откуда-то снизу с плохо скрываемым любопытством, очевидно, думая, что я этого не замечаю. Пообщались бы вы, ребятки, с Даветом на протяжении шести-семи лет, вам бы для наблюдения даже глаза не понадобились!.. Кажется, я досаждала им уже час или полтора, уставшая с дороги, все еще голодная и все-таки немного напряженная, хоть внешне и абсолютно спокойная, и по их поведению было ясно сразу, что их немного нервирует мое присутствие.

Впрочем, меня не особенно волновали их чувства, как и они сами. Не пристают, не надоедают глупыми вопросами — и ладно. Парни были молодыми, может, моими ровесниками, и потому, видимо, к такому причудливому зрелищу, как мое неожиданное появление накануне битвы, не привыкли. Ребятки просто стерегут территорию, докладывают и подсказывают дорогу. Но приход вооруженной до зубов одинокой девушки-солдата в легкой, но весьма приличной и дорогой броне с позолотой ввергла их в некоторое состояние легкой растерянности, граничащей с дебилизмом. Кажется, один из них решил, что я блудный воин из королевской армии, другой — из королевской постели, а третий смотрел на меня так, будто я сошла с небесной обители Создателя в качестве символа победы. Мне, конечно, это льстило, однако никто из них так и не удосужился дать мне внятный ответ на вполне простой вопрос. Равно как и никто не поверил мне, когда я призналась, что не представляю из себя ничего настолько невероятного, ради чего нужно было бы расстелить ковровые дорожки по мосту.

Теоретически все было проще. Карвер, хоть и с большой неохотой, но все-таки придумал мне небольшую легенду, не такую уж и далекую от правды, и замолвил за меня словечко перед своим командующим. Словосочетание «капитан Варель» подействовало на ребятишек, как всученное «ты права» в лицо моей матери под конец спора: они приструнились с такой готовностью, что я чуть не отпрыгнула. И с тех пор добавляли обращение «миледи» всякий раз, когда я о чем-то их спрашивала. Один из них, самый религиозный, которому до сих пор чудился священный свет и мерцание над моей головой, на вежливую просьбу послать за Карвером Хоуком незамедлительно метнулся на другую сторону длинного моста, с которого взору открывалась внушительная картина достижений нашей армии. Сам по себе полуразрушенный и разгромленный Остагар являл собой великолепное зрелище бессмертной оборонительной крепости, внушительной и прекрасной, чье имя было увековечено в истории древней, словно мир, страны и выбито на ее стенах застывшими каплями пролитой крови тех, кто не умел отступать.

Но сползающий по не знающим времени стенам башен пепельный свет размывал границы суровых ферелденских лесов, окутывая зловещим мраком мое ближайшее будущее. Лес упрямо молчал, замерший перед грядущим, и от его мертвого молчания становилось не по себе, точно от неблагоприятного предсказания. Нельзя смешивать эти краски с непролитой кровью. От этого веяло унынием, связанным с предстоящими переменами. Все менялось. Ощутимо менялось.

Свет, знавший слишком много, чтобы вот так легко делиться своими секретами, стирал границы, дабы нарисовать их заново, по-другому… Для меня это было равносильно какому-то кошмару. И что самое мерзкое, этот кошмар, медленно пробуждаясь и разрастаясь, продолжал наращивать свою мощь и реализовываться.

Через пятнадцать минут примчался тот парнишка и сообщил, что я должна ждать. Ну, конечно. Прошло столько времени, и я, снова наивная, уже решила, что период ожиданий остался далеко позади. Солнце едва показалось из-за широкой полосы темных лесных красок и теперь поднималось очень неохотно и неуклюже, будто старуха из глубокого кресла. Я всегда отличалась терпением, по крайней мере, в сознательном возрасте, и, погуляв немного по окрестностям, выбрала себе вакантное место на самом высоком холмике прямо перед горным обрывом, чтобы контролировать происходящее вокруг. Где и находилась последний час в ожидании каких-либо новостей или, что лучше, их живого источника. И была, в принципе, довольна. Почти всем. На самом деле мне срочно требовался этот час одиночества. Возможно, последний глоток спокойствия перед падением в неизвестность. Моральная подготовка к неминуемым переменам.

Отсюда все казалось таким мирным… и таким многообещающим.

Кажется, это был первый столь долгий рассвет в моей жизни. Незримая граница между миром и хаосом, пропасть, в которую мы уже давно падали, не ощущая полета, переломный момент, через который мы проходили, сами того не зная, но уже догадываясь… Что-то происходило в этом месте, что-то, пока неподвластное нашему восприятию. Смутные сомнения терзали меня: что-то не так в этом рассвете. Что-то грядет. И дело не в предстоящей битве. Точнее, в ней… но этот день таил в себе иные сюрпризы — секреты, припасенные на десерт. Бой точно был оплачен и устроен для отвода глаз кем-то большим, кем-то более могущественным и циничным. Я знала одно: что-то произойдет. Битва — лишь часть общей картины, которую мы еще не в состоянии увидеть целиком. И это пугало меня, не давало покоя. Прошлая жизнь так или иначе покидала меня, и серые языки холодного предрассветного пламени выжигали остатки мира детства, стремительно перестававшего существовать во мне. Этот день будет долгим, возможно, одним из самых долгих в моей жизни.

Я горько усмехнулась. Повсюду кипела-бурлила жизнь, люди не мешкали ни секунды, стараясь потратить драгоценное время на что-то важное, что-то, что непременно следует успеть, прежде чем мы все можем кануть во тьму, но… я была спокойна. Возможно, ненадолго. Скорее всего. Это же просто смешно! Я привыкла ждать. Я всегда ждала. Казалось бы, это мой удел, моя карма — ждать, надеяться, переживать долгие мучительные дни один за другим в ожидании чего-то или кого-то, кто должен вернуться… Я никогда не избавлюсь от этого проклятья. Даже сейчас, стоя перед холодным ликом обманчивого покоя, я ждала.

— Скай? Ты всю битву собираешься обозревать здесь? Почему не пришла сразу? — его голос умел одной капризной нотой вывести из себя мать и доконать Бетани, но взять штурмом старшую сестру представлялось не такой простой задачей.

Мой брат, в отличие от меня (разумеется, ведь иначе быть не может), успел оббежать всю занятую территорию, засветить свое имя везде, где это только было возможно, и теперь с легкой душой, видимо, и наивной уверенностью в том, что его, отважного добровольца, до мозга костей патриота и смелого воина, все непременно запомнили и приняли в первые ряды вместе с королевской свитой, был готов встретить армию врага с пугающим меня фанатизмом, огромным мечом наперевес и кричащим девизом: «Сейчас или никогда!» Я не стала говорить ему, что таких добровольцев набралось десятки и сотни, и отсортировывать всех смелых воинов по категории «Карвер — не Карвер» никто не станет. Не поверит ни за какие коврижки, но в глубине души все равно расстроится.

Закатив глаза, я подавила поднявшуюся во мне волну чисто сестринского раздражения и опустила ее до нежного снисхождения. Я любила его, больше жизни любила, но порой он напоминал мне маленького капризного ребенка, и чувство ностальгии, прокрадываясь в сердце, отдавало светлой болью давно утерянного с каждым последующим стуком. То было мое счастливое время, когда они были детьми: Карвер — капризным ребенком, а Бетани — наивным. Эти неисправимые черты порой вынуждали меня обращаться с ними как с маленькими, что, по сути, являлось абсурдом! Видимо, этот псевдоматеринский инстинкт — то немногое, что досталось мне от матери. Оставалось надеяться, что ее излишняя забота, от которой «страдали» не только мы, но и добрая половина деревни, не найдет в будущей мне ужасающего продолжения. Надеюсь, кто-нибудь ущипнет меня, если я начну печь пирожки храмовникам, вязать бездомным котятам свитера, посылать бедным гномам, живущим среди холодных камней, печи и скупать все близлежайшие участки под частную лечебницу с кричащим названием «Сердце(а) Ферелдена». Хотя идея со свитерками для животных мне нравилась даже в здравом уме…

Я не любила эту ностальгию. И держалась на ней. У меня никогда не было настоящих друзей. И рождение аж сразу двух малюток, о которых я могла заботиться, стало для меня самым приятным подарком за все мое детство. Тогда они еще не знали страха, не спорили, кому утром мыть посуду, и не формировали в себе предрассудки. В то время они делили не семейные обязанности, а радугу и ягодные пироги, и это была самая светлая пора не только в их, но и в моей жизни. Для них все было одинаково интересно и безопасно. Их поддерживала вера в чудо, и они видели мир эмоциями, положительными эмоциями. Близнецы мало знали и потому ничего не боялись. Это детское бесстрашие передавалось и мне. Рядом с ними я чувствовала себя комфортно…

Уж слишком теплым было это время. И безвозвратным. Болезненно безвозвратным.

И иногда мой безмерно любимый брат мог немного раздражать меня своим играющим на моих нервах детством. Впрочем, не меня одну. Меня он раздражал даже в меньшей степени, ибо я прошла многолетнюю науку с Даветом. Это не то же самое, а даже похуже. С основным отличием: Карвер всегда находился где-то поблизости, в то время как Давет весомую часть своей жизни проводил вдали от меня. Я до сих пор не решила, было ли это преимуществом или недостатком для моего опыта.

— Мне велели ждать, — спокойно ответила я, тяжело вставая с облюбованного места и отряхиваясь.

— Мы оба прекрасно знаем, какой ты бываешь изобретательной, если тебе что-то нужно. Дальше мамы шагнула, — упорно не отставал он, и, не оборачиваясь, я уже видела, как он беззлобно усмехается, скрестив руки на груди.

В другое время я бы с ним поспорила, а при необходимости поставила бы на место, велев заткнуться по-хорошему или просто рявкнув в голос, но сейчас исключительно из ответной вредности я еле удержалась от радостной улыбки. Пусть даже это был назойливый, быстро утомляющий, раздражающе резкий и капризный голос, но я была счастлива услышать его!

— А ты наконец-то смирился с этим? — я обернулась, лицезрев своего брата в полной боевой готовности, целости и сохранности, и на душу пролилось тепло. В ответ на мою пропущенную сквозь сарказм радость он распахнул объятия, в которые я направилась в ту же секунду.

Это было у Карвера, а по воле случая, соответственно, и у меня, что-то формата эффектного появления, которое перестало быть таковым после третьего-четвертого раза для всех, кроме него самого. Коротенькое шоу перед формальным приветствием. У всех нормальных людей это обычно означало «Рад тебя видеть!» или что-то в таком духе.

Просто мой брат — это не все нормальные люди. А ведь все разряжаются по-разному.

Войдя в крепкие объятия Карвера, я сжала его руки и глубоко вздохнула.

Жив. Цел и невредим. Иначе бы не язвил с таким довольным лицом. Мысленно я поблагодарила небеса и всех богов за это. На душе стало ровно наполовину легче.

Однако главный любитель ломать комедии, от которых я потом неделями на травах сидела, а то и лежала, все еще находился где-то за гранью видимого и осязаемого, что совершенно не способствовало хорошей моральной подготовке даже ко сну, не говоря уже о серьезной битве.

— Ты видел Давета?

— Сегодня утром, в компании Серых Стражей. Он же у нас теперь важная шишка, верно, Скай?..

— Ты говорил с ним? Он в порядке?

— С какой-то девицей мотается. Час назад шарил возле шатров, вынюхивал что-то…

На мгновение я застыла. Слова о девице зазвенели у меня в ушах, и только расслабленное лицо Карвера и абсолютное равнодушие в голосе заставили меня перевести дух. Клянусь, если бы я принимала все шутки так близко к сердцу, как это было раньше, то Мор начался бы на пару часов раньше гарантировано.

— А про мои дела ты узнать не хочешь? — не вопрос, а скорее предложение с явным укором в голосе выдал мне Карвер, выпуская из братских объятий.

— Хочу, конечно, — выдохнула я с усталостью и облегчением. — Карвер, не будь лопухом хотя бы из уважения к моему беспокойству. Мать места не находит, практически не ест. Живет на одних настойках Бетани… Иначе не отправляла бы меня сюда. А я иначе и не пошла бы, если бы не волновалась… Мы все переживаем за тебя, Карвер. И сейчас, когда я убедилась, что ты жив, мне важно убедиться, что Давет жив в такой же мере, как и ты. Потому что во всем Остагаре меня волнуете только вы оба.

— Да уж, — усмехнулся Карвер и опустил отчего-то виноватый взгляд в жалкой попытке это скрыть. — Моя смерть на поле битвы стала бы, наверное, чуть более трагичной, чем мамина от передозировки трав, но… получил пару ссадин. Зажили быстро. Я, Скай, свое дело все-таки знаю.

Я пропустила мимо ушей это классическое, нарочно ярко выраженное обвинение, адресованное всему этому злому миру, ополчившемуся на бедного Карвера, и в особенности мне.

— Ты же сообщил обо мне? — поспешила я сменить тему, хотя этот вопрос меня интересовал в последнюю очередь. — Проблем не будет?

— Брось, Скай, не неси ерунды. Когда на войне отвергали помощь добровольцев? Мы же пушечное мясо!

— Очаровательно, — не самый лестный прогноз на сегодня.

— Как говорит местная жрица, «победить Мор можно только вместе, путем объединения всех наших сил!»

— «Бойтесь, порождения тьмы, ибо мы будем молиться!» — поддержала я, беззлобно посмеиваясь над этими религиозными фанатиками. Карвер хоть и не разделял мой скептицизм в отношении к Церкви и Создателю в полной мере, но, по крайней мере, иногда внимал голосу разума. — Веди меня, — решилась я. — Хочу ознакомиться с местностью. И сходить на экскурсию к Серым Стражам.

Меня медленно повели через длинный мост, настолько длинный, что Карвер успел поделиться самыми пакостными подробностями о своем капитане, а еще вкратце рассказал о том, что нас ожидает. По его рассказам, все шло хоть и не очень гладко, но практически не выбиваясь за пределы первоначальных планов. Принимая во внимание пессимизм моего брата, я пораскинула мозгами и пришла к выводу, что все не так уж и страшно. Поднявшись на небольшую равнину, мозговой центр армии, я услышала собачий лай.

Поразительно, ведь я прожила в Ферелдене всю свою жизнь, слышала множество легенд о мабари и их значении, но никогда не видела этих псов вживую. Кажется, я многое упустила в этой жизни… но сегодня наткнулась на шанс наверстать упущенное. Это была часть культуры Ферелдена, а я считала себя неотъемлемой частью этой страны. Это была и моя культура… и еще я всегда хотела себе домашнего питомца. Храброго и грозного, чтобы прогуливаться с ним и с наслаждением наблюдать, как все, кто когда-то надо мной потешался, шугаются и уступают мне дорогу. Но мать упорно не желала слушать меня, мотивируя отказы тем, что у нас «и так полно зверья в доме», а выдохнувшись под моим напором, плавно переходила к некой папиной «аллергии на шерсть». Когда папа краем уха улавливал ее слова, совершенно непередаваемый оттенок искреннего удивления, горячо заверяющего, что он сам впервые слышит об этой «аллергии», сводил меня с ума, вместе с папиным пальцем, едва заметно наворачивающим деликатные круги у виска за маминой спиной. А то, что жуки, пауки и мыши не считались за домашних животных, мать во внимание никогда не брала.

Солдат, дежуривший возле входа, кивнул Карверу и ободряюще подмигнул мне. Что ж, приятно было видеть, что люди не падают духом. И сохраняют чувство юмора в самые мрачные времена.

Меня провели под высокой каменной аркой мимо шатра магов, пребывающих, судя по отсутствующим взглядами и застывшим телам, в Тени. Я знала это, потому что… мой отец делал так же.

На входе в шатры дежурили храмовники.

Внутри все стянуло в тугой узел.

Я всю жизнь остерегалась храмовников. Всю жизнь страдала от панического страха попасться им на глаза. Они забирали меня в кошмарах, требовательно стучали в дверь, подсматривали в окна, находили меня снова и снова и забирали из дома, отнимали меня у моей семьи и бросали в клетку к остальным, давно забывшим, как выглядит мир на самом деле. И сейчас я стояла прямо напротив них.

Ноги задвигались тяжело и непослушно, будто я разучилась ходить.

— Успокойся. Даже если бы они и знали что-то, на войне до этого никому дела нет. Ты сражаешься на их стороне. Расслабься и веди себя уверенно, — твердым шепотом напомнил Карвер, и я выдохнула, словно просыпаясь от глубокого сна. Миг, и я увидела храмовников в совсем ином свете. Я взглянула на них с безразличием, ведь мы все прекрасно знали их тяжелую работу, осуждали или одобряли ее, и нас она не касалась. Я доброволец с двумя верными кинжалами за спиной и пришла объединиться со своими земляками, чтобы выступить против врага за нашу общую родину. Но мои руки пока что отказывались меня слушать, парализованные страхом, и брат накрыл их своей ладонью.

Спасибо, Карвер.

Мы спокойно прошли мимо, и я успокоилась мгновенно, когда перестала ощущать их мимолетные взгляды на своей спине.

Все прошло. Все закончилось. Брат прав, страх был моим сильнейшим врагом все это время. Я не должна ему поддаваться. Я давно изменилась. Я стала намного сильнее.

— О, а он все там же, — присвистнув, произнес Карвер язвительно. — Иди. Скажи, что ты думаешь по этому поводу.

Я проследила за его взглядом, и мои глаза, пошарив по округе, опустились на уже семь лет как знакомую спину. Брови сошлись на переносице, и брат предусмотрительно попятился куда-то в сторону, спуская меня на Давета, точно пса на добычу.

Сделав пару тихих шагов вперед, я увидела лицо стоящей перед ним блондинки, с недоумением поглядывающей на него из-под светлых ресниц. Мне вдруг очень сильно захотелось эффектно появиться прямо перед ее кривым лицом, поддаваясь детскому разбушевавшемуся порыву продемонстрировать свое превосходство. Все-таки хорошо, что за последние четыре года мне удалось немного поработать над собой. Иначе она бы уже давно горела заживо ярким пламенем, а меня уводили храмовники. Потому ревновать я не стала, но вдруг воспылала жутким, как чесотка, желанием узнать подробности их разговора с особым акцентом на детали конкретно реплик Давета. Мало того, что теперь почти Серый Страж и снаряжение себе солидное прикупил, прочное, закрытое, так еще и открыто флиртует с какой-то девицей, которая, отметила я про себя с точки зрения чисто женского восприятия, мне в подметки не годилась.

Мне было двадцать три года, а я чувствовала себя сорокалетней женой старого фермера с пятью детьми, неухоженная, толстая, вечно всем недовольная грузная женщина, чей муженек постоянно шатается по молодым девкам, пытаясь найти утешение. Вся суть моей жизни: накануне битвы, чей исход был мне абсолютно неизвестен, вместо того, чтобы сконцентрироваться на миссии, на том, как не допустить поражения и остаться в живых, я буду упрямо беспокоиться о том, что мой мужчина, пусть без задних мыслей, пусть несерьезно, пусть ради смеха, но все-таки строит глазки какой-то бабенке.

Я раздраженно фыркнула. Скорее из-за самой себя, чем из-за него. Любая женщина, находящаяся рядом с Даветом на расстоянии вытянутой руки (или двух — правой и левой), отправлялась в разряд соперниц, будь то молодая, источающая жизнь и силу воительница или ворчливая подавальщица из лотерингской таверны.

Так часто бывает. Ты уверена, что четко определила для себя образец идеального мужчины. Каким он должен быть, его внешность, характер, привычки, вплоть до формы зубов и оттенка кожи. А в итоге становишься счастлива с отчаянным мерзавцем, за которым по пятам идут жизнь и смерть, а за ними, не отставая, толпы блюстителей закона.

И ни о чем не жалеешь. Встреча с ним отметает все четко обозначенные границы, за которые ты никогда прежде не собиралась заходить, и образы, на которые всегда опиралась…
А потом ты застаешь его ведущим непринужденные беседы с какой-то смазливой девицей и забываешь о самоконтроле в то же мгновение, когда вспоминаешь о своей патологической ревности.

— Кхм, — я деликатно прокашляла в кулак и демонстративно скрестила руки на груди.

Подействовало моментально, судя по тому, как Давет встрепенулся. Разумеется, он узнал меня. Где-то в стороне ехидно посмеивался Карвер.

Сивая девка удивленно вскинула брови. Медленно-медленно Давет обернулся ко мне, чтоб я смогла лицезреть его бесстыжие глаза в полной мере.

— Скай? — его губы расплылись в кривой улыбке. Кривой и виноватой.

— Простите, что я вынуждена прервать ваше свидание, — обратилась я к ним с деланной небрежностью, хотя мой взгляд был прикован исключительно к Давету, отчего он немного поежился. — Мне нужно всего лишь пару минут. На личный разговор, — бросив испепеляющий взгляд на девку, я с нажимом отчеканила: — Очень личный.

Та пожала плечами и спокойно отправилась прочь, отчего мне вдруг пришло в голову, что ей не особенно-то хотелось оставаться. С этой мыслью под шипение закипающей ревности я очень красноречиво взглянула на виновника происшествия. Давет вжал голову в плечи, сдавая позиции.

— Что, Давет? — дождавшись, пока мы останемся наедине, бросила я с вызовом. — Накануне война, и ты решил броситься в омут с головой?

Как только девка исчезла из виду, границы восприятия мгновенно сузились до овала его лица, и весь мир стал вращаться вокруг него.

Давет еще немного постыдился из уважения, а потом резко сбросил с лица все притворное напряжение и широко улыбнулся мне. Я растаяла почти мгновенно.

Его улыбка нашла на моем лице свое зеркальное отражение, в ней не было ничего подозрительного, а глаза сверкали ярко и чисто, точно звезды над Лотерингом. Он был искренне рад меня видеть. И я даже не представляла, какими словами, существующими в этом мире, можно описать ту взаимность, которой я ему отвечала…

Я упустила те шаги, которыми преодолела смешное по сравнению с переживаниями последних дней расстояние, разделявшее нас, и не успела даже осознать, как оказалась в его руках.

— Все хорошо, — прошептал он мягко и ласково, прогоняя все переживания, и зарылся в мои волосы. Объятия окрепли, словно Давет пытался выдавить из меня дрожь. — Теперь все хорошо.

Да. Теперь все хорошо.

Мне действительно стало легче, будто я переложила часть бремени на его широкие плечи. Он был таким уверенным, держался стойко, спокойно, будто бы это бремя ничего не весило. Даже его извечная коронная усмешка успокаивала, словно бы подтверждая, что мои терзания действительно пусты. Только с Даветом я могла найти в себе силы бороться со своими кошмарами.

Я позволила себе обессилено прильнуть к его груди и закрыла глаза, чувствуя, как крепко он поддерживает меня за талию из опасений, что я попросту упаду. Ноги действительно подкашивались, голова внезапно закружилась. Кровь стучала в виски, и с дрожью рассасывались застывшие тромбами в жилах тревоги…

Создатель, мои нервы кровоточили. Сколько их я потеряла за последние дни?.. Вести о войне, уход брата, бесконечные слезы матери, бесследно пропавший Давет и вот наконец… они здесь, рядом, оба близких и дорогих мне человека со мной, под моими крылышками, живы… Живы, и я могу увидеть их, обнять, сделать все, чтобы мы вернулись с этой проклятой войны втроем, домой, в Лотеринг, где сможем придумать, что делать дальше… Там любые страхи и опасности покажутся несущественными, будто бы выдуманными. И мы будем вне зоны досягаемости для этих лишений и беспорядков. Вместе мы выберемся из этой трясины. Давет найдет способ, он всегда знает, что делать. Он выведет из огня мою семью. И мы все будем в безопасности. Все было не напрасно, все нервы были потрачены не зря.

Сердце снова забилось. Они рядом. Вот кому под силу перевернуть всю мою жизнь с ног на голову.

— Разве меня сейчас не переваривали бы недра глубин, если бы я действительно сделал что-нибудь слишком вольное?

Его каждое слово вызывало трепет. Я не видела его уже две недели! Сейчас они казались мне дольше любого месяца…

Давет нежно взял меня за подбородок, и несколько мгновений мы безмолвно смотрели друг другу в глаза. Мне хотелось заплакать от счастья, хотелось окутать нас магией и исчезнуть из этого мира туда, где не будет этой проклятой войны, где риск погибнуть не будет тяготить нас, отяжелять наше существование… Я не выдержала и бросилась к его губам, отчаянно желая, чтобы это мгновение никогда не кончалось. В мире больше не было красок, все они искрились и играли оттенками в этих золотисто-янтарных глазах…

Рука Давета переместилась на мою шею, и, мягко обхватив ее, он резко выдохнул и прикоснулся своими губами к моему лбу. Своими поцелуями он точно вдыхал в меня силы… Предположение, что эти поцелуи не станут последними, было болезненно-счастливым, и я старалась сосредоточиться на этой мысли. Я не должна думать о плохом, только не сейчас, когда удача улыбнулась мне, вернула мне их двоих живыми.

Да, заключила я про себя. Все шло даже лучше, чем предполагалось.

— Статус рекрута Серых Стражей ударил тебе в голову? — сострила я, когда он отстранился, ласково проведя ладонью по моей щеке.

— Брось, Скай, я всего лишь спрашивал у нее, когда мы будем наступать.

— Почему-то в первоначальном виде этот вопрос оказался длиннее, — я испытующе смотрела на него и не собиралась отставать даже на пороге войны, пусть и в шуточной манере. И как только такой человек, как Давет, умудрялся так долго терпеть эту мою черту?

Он развел руками и снова обнял меня, виновато улыбаясь. Это и был ответ на мой неозвученный вопрос.

— Ничего личного, радость моя. Клянусь.

— Да. И это вместо того, чтобы встретить меня и попутно объяснить, какого порождения тьмы с тобой произошло, что еще вчерашний вор и отступник превратился в рекрута древнего уважаемого ордена!

— Я же прислал письмо… — попытался оправдаться Давет, прекрасно зная, каким жалким он выглядел в этот момент.

— Ага… и письмо твое смехотворное… «Скай»… «Меня поймали»… «Грозила виселица»… «Вступаю в орден Серых Стражей»… «Буду при Остагаре»… И самая лучшая фраза, которую ты мог написать, — это «не волнуйся»! Гениально, Давет! Мне, конечно же, в ту же минуту стало легче!

На сей раз он даже оправдываться не стал. Молча приготовился понести любое наказание, уповая на милосердие в знак нашей давней «крепкой дружбы».

Но вот беда. Ни он, ни я не могли злиться друг на друга долго, это было проверено временем. И прежде чем вынести Давету приговор, я потянулась и поцеловала его на прощание, потом на прощение, потом…

Когда мы оторвались друг от друга, я уже давно обо всем позабыла. Только краем глаза заметила, что Карвер, наблюдавший за нами, сделал вид, будто его сейчас вырвет. Все тот же маленький завистливый негодяй!

Но в свете не самых перспективных событий происходящее со мной, все эти мелкие детали и радости здорово встряхнули и подбодрили мой боевой дух. Мысль, что я буду бороться за свою землю с двумя самыми лучшими воинами по обе стороны от меня, плечом к плечу, здорово обнадеживала. В самом крайнем случае, если я вдруг увижу, что кому-то из них грозит серьезная опасность, я незаметно воспользуюсь магией, пуская заклинания через клинки, чтобы спасти тех, кто мне дорог. Остальное будет уже неважно. Никогда неважно, если кому-то из моих родных грозит гибель.

Давет соединил свою ладонь с моей, и наши пальцы сплелись. Это стало своего рода символом безграничного доверия друг к другу. Способ сказать, как он рад, что я рядом, без слов, с которыми он так и не научился обращаться. А я уже давно их не требовала.

— Знаешь, все просто, — пожал Давет плечами, и я упрямо сжала комок наших переплетенных пальцев на случай, если он забудется в своей болтовне и решит отпустить мою руку. — Я был в Денериме, промышлял воровством… Все шло как обычно, и ранним утром я вышел на охоту, ибо денежки кончились быстрее, чем я успел что-либо предпринять. Большой и неуклюжий мужчина с важным видом и тугим кошельком стал для меня лакомым кусочком… — Давет махнул головой в сторону, и я заметила недалеко от нас высокого мужчину с черным хвостом, спускающегося вместе с молодым солдатом. Этот громила отличался ото всех, кого мне удалось увидеть здесь. — Так вот… я промахнулся. И стал жертвой собственного профессионализма. Мужик оказался внимательным, да и бегал он быстрее, чем я ожидал… Правда, поймал меня не он, а стража… В общем, поднялся бедлам, я оказался в центре всех событий… Немного неловкая ситуация вышла. В такую передрягу я еще никогда не попадал, — продолжал рассказывать Давет таким беззаботным голосом, каким в таверне обычно рассказывают очередные сплетни. — Знаешь, я даже не ожидал, что успел стать в Денериме таким популярным… Как заходишь вечером выпить, так каждый раз одно и то же: «Чего желаете, молодой человек? Вы приезжий? Что-то я не припомню вас…» А как на виселицу, так весь Денерим вдруг вспомнил мое лицо!..

Если бы не его тон, я бы с ума бы сошла. Наверное, я была чересчур беспокойной, но с Даветом как-то иначе пока не получалось… Все равно что упустить маленького Карвера из виду на ярмарке.

— Но итог оказался куда более неожиданным, чем последствия моей обычной утренней процедуры, — присвистнул Давет. — Тот старикан и спас меня от петли. Дункан, в Серых Стражах довольно давно, набирает себе в орден всех, кто знает, как заставить оружие петь и плясать. Правда, кошелек пришлось вернуть, но… Скай, я, кажется, раз и навсегда освободился от необходимости постоянно скрываться.

Последнюю фразу он произнес тихо. Иначе. Точно его голос был за границей привычной слышимости. Точно его голос раздавался откуда-то из прошлого. Точно он перешагнул через границу между тем Даветом и новым, совсем другим Даветом. Между юношей, отвернутым миром, и воином, жаждущим реванша.

В качестве поздравления я поцеловала его так нежно, как только могла, и прижала к себе, стремясь показать таким образом, что я счастлива за него и всегда поддержу, что бы ни случилось.

Давет заслужил это. Давет заслужил гораздо больше. Но он еще добьется своего. Он заставит этот мир пасть перед ним на колени и вымолить прощение. После дурацкой войны он сможет, наконец-то, жить открыто, не страшась ни казней, ни мести, для самого себя.

А я всегда буду рядом.

Но я не упустила ту деталь, которая требовала немедленной конкретизации, ибо если он потенциальный Серый Страж, то…

— Значит, если он Серый Страж, и ты скоро им станешь, то у тебя появилась возможность… все выяснить? — спросила я осторожно.

— Даже лучше, — его улыбка была неповторима, улыбка совсем другого, точно переродившегося человека. — Нас собираются послать в Дикие земли Коркари. Понятия не имею, для чего, но пошлют туда трех рекрутов и одного новенького Стража, того блондина, с которым болтается Дункан. Может, что-то типа какого-то испытания или еще чего-то…

— …и там ты сможешь начать финальные поиски? — закончила за него я.

— Да, — его лицо мгновенно посветлело. Кажется, Давет сам не до конца верил в чудо, перевернувшее всю его жизнь. — Да, я наконец-то найду их. По крайней мере, одну из них должен найти.

Никогда я еще не видела его таким взволнованным. Никогда. Очевидно, Давет действительно стоял на пороге совершенно новой жизни.

— А задание Стражей? — напомнила я деликатно. — Едва ли они дадут тебе уйму свободного времени.

— Радость моя, я же профессионал! — наигранно оскорбился Давет.

— Которого чуть не повесили, — не удержалась я. Просто лишний раз напомнила ему быть осторожным. В своей манере.

— И не повесили! Я один из тех, кого стоило спасти, — гордо ответил Давет. — А потому знаю, что нужно делать. Не представляю, чем мы будем там заниматься, но точно знаю, что у меня получится выкрасть пару минут, чтобы сделать все по-своему.

— Разве ты не всегда все делаешь по-своему? — беззлобно фыркнула я.

— Дело не в том, как часто я это делал, а в том, что на сей раз я не промахнусь. Осталось лишь пробраться туда так, чтобы остальные не заметили. Или заметили, но не успели поднять шум. А в этом я точно профессионал.

Я ничего не сказала, хоть и сомневалась. Не в Давете и не в его способностях, а в ситуации. Даже если он знал, на что идет, откуда он мог знать, что именно произойдет, когда он найдет ее? Что он собирается делать? Что будет потом?

Я вновь взглянула на него, и все сомнения растаяли. Это же Давет. Его взгляд, хитрость которого невозможно было распознать сразу, и извечная усмешка утверждали, что в рукаве всегда про запас припрятаны несколько козырей.

А мне оставалось только ждать. Опять.

— То есть… ты все равно уйдешь? Надолго?

Я не хотела отпускать его. Проклятье, я только и делала, что отпускала его. Кровавый одинокий рассвет вспыхнул перед моими глазами, и все вдруг перестало иметь всякое значение, отступив на второй план.

Я не могла допустить, чтобы он пропал где-нибудь в логове одичавшей ведьмы.

— Ну… честно, я пытался это выяснить, но этот старикан теперь предусмотрителен со мной. Слова лишнего не сболтнет. Я и про Коркари подслушал случайно. Теоретически ни я, ни остальные про них знать еще пока не должны… Поэтому я без понятия, зачем мы идем туда. Конечно, хотелось бы ненадолго, у меня и свои дела еще есть…

Пусть Давет и пытался казаться легкомысленным, то, как он смотрел на меня, не могло ввести в обман. Он прекрасно понимал, о чем я говорю. Конечно, разумом я знала, что мне не удержать его. Но эмоциям не могла это объяснить. В такие моменты я хотела удариться в слезы, как маленький ребенок, своими отчаянными капризами пытающийся добиться желаемого. Хотела схватить его за руку и не отпускать, нимало не заботясь о последствиях. Просто не отпускать от себя свое сокровище.

А другой рукой прихватить и своего вспыльчивого амбициозного братца, глотнувшего свободы от женской опеки. Чтобы не наделал глупостей. Из-за них обоих я и бросилась в Остагар, облепившись травами, настойками Бетани и прочей ерундой «на все случаи жизни». Нельзя сказать, что Карвер был счастлив узнать о моем прибытии, очевидно, уже решивший про себя, что я хочу затмить его на поле боя и присвоить всю его славу, но я преследовала совершенно иные цели.

Когда ужасающие новости, промчавшись по южной территории, достигли Лотеринга, первое, что я сделала, стоило только этой информации об угрозе коснуться моих ушей, — ринулась в дом и стала отчаянно рыться в старых папиных записях, лихорадочно перебирая жалкие обрывки пожелтевшего пергамента в надежде найти какое-нибудь заклинание поиска, чтоб удостовериться, что Давет жив. Однако он сам нашел меня уже спустя кошмарную бессонную ночь — самые страшные и болезненные муки ожидания за всю мою жизнь. Как только мои руки коснулись листа, я поняла, кому он принадлежал и кому предназначался. Мое сердце знало, что Давет держал этот жалкий листок бумаги в своих руках еще до того, как я успела его развернуть, а дрожащие пальцы чувствовали его тепло… Мой голос дрогнул и сорвался с всхлипом.

Он жив.

Мне потребовалась пара минут, чтобы прийти в себя и позволить паре строчек дойти до моего сознания.

Масла в огонь подлил Карвер, которого буквально ослепила идея отправиться защищать родные края, и мать, как ни старалась заколачивать двери и остальные проемы в доме, не смогла удержать его.

Я сама сходила с ума от волнения, теперь за них обоих, оставшихся двух самых дорогих мужчин в моей жизни, и когда напряжение достигло пика, и нам троим стало невыносимо находится в одном доме, мать сорвалась: я должна пойти за Карвером.

С одной стороны, я никогда не заходила за территории своей деревни одна, без семьи или сопровождения Давета. С другой, хоть я и не могла припомнить такую материнскую идею, которая пришлась бы мне по душе, эта мысль показалась мне самой разумной. Как старшая, я должна была защищать свою семью, я это обещала. А в Лотеринге мать и сестра оставались в относительной безопасности. Мать знала мои возможности, знала силы Карвера и даже доверилась ненавистному ей «безнравственному ублюдку» Давету. Я и сама размышляла об этой идее на грани отдаленных предположений формата «а вот если бы…», и заявление матери стало для меня чем-то вроде напутственного пинка. Там был мой брат, который мог под влиянием мании величия и нездорового патриотизма буквально расстелиться под армией, а вместе с ним где-то шатался мой мужчина, который умел взбудоражить мое воображение одним своим невразумительным письмом.

В конечном итоге мы с матерью пришли к первому в нашей жизни согласию, и я, облепив себя мешочками со всякой полезной дрянью, которая «могла бы пригодиться», прихватила две пары клинков и отправилась в путь.

И сейчас, когда я наконец убедилась, что те двое, ради которых я пришла сюда, в безопасности, я меньше всего хотела, чтобы они рисковали собой. Присутствие Давета всегда действовало на меня каким-то магическим образом благоприятно, хоть этот человек и водил пальцами по моим нервам, как по натянутым струнам. Когда Давет был рядом, яростные пожары, окружавшие меня плотным кольцом, быстро утихали. Я знала, что вместе мы непобедимы. Да что там! Если поставить Давета и сотню солдат, то вопрос, кто из них победит, останется спорным до тех пор, пока не рухнет в озеро крови последний идиот, осмелившийся предположить, что он может тягаться с Даветом.

Такое оправдание я нашла своему эгоистичному порыву, но мои пальцы продолжали отчаянно впиваться в его ладонь. И дело было не в этих Диких землях, по которым Давет и в детстве гулял точно на лужайке под радугой.

Я ненавидела эту войну за то, что держать все под контролем было не в моей власти. Я понимала причины, но внутри меня все бунтовало, протестуя против такой расстановки вещей. Мне хотелось взять в охапку двух близких мне людей, засесть с ними в дальний угол и ждать, пока придет сигнал выступать. А потом выйти навстречу врагу, держа их обоих за руки, чтобы не разбежались, и прикрывать их, не отставая ни на шаг. Но это Давет! Человек, который появлялся, чтобы исчезнуть. Приходил, ободрял меня, ставил на ноги и уходил с чувством выполненного долга быстрее, чем я успевала прийти в себя.

Увидев тоску в моих глазах, Давет поднял мое лицо так, чтобы наши взгляды нашли друг друга.

— Это еще не война, — заверил он необыкновенно мягким голосом. — Это просто небольшая прогулка по лесу. Чтобы развеяться… Я уйду ненадолго. И как только вернусь, мы с тобой отработаем пару антимагических приемчиков, — Давет подмигнул мне, и, почувствовав облегчение, я поняла, что ему удалось восстановить мой боевой дух.

Да, это Давет. С ним ничего не случится в лесу, который он успел прочесать десятки раз. Тем более в компании других воинов. Проблема действительно заключалась во мне. И это утреннее дурацкое предчувствие, не дающее покоя… Я оказалась мнительнее, чем сама думала.

— Ну и кто же идет с тобой? — шмыгнув, точно зареванная, поинтересовалась я, оглядывая окрестности. Идея поддаться заразительной беззаботности Давета казалась никак не хуже, чем снова и снова переживать из-за собственных выдуманных предсказаний.

— Видишь того серого рыцаря? — наклонившись, Давет охотно приобнял меня за талию и указал куда-то в сторону кучки солдат, с упоением вслушивающихся в слова жрицы. — С пушком на подбородке, напоминает недобритого надутого козлика. Этот тип уже весь день упорно молится и надоедает всем новостью, что его избрали в орден. Оставил горячо любимую беременную жену дома и отправился защищать Ферелден.

Я прищурилась и почему-то попыталась представить себе «горячо любимую» жену этого мужчины, но дальше усатой жены Данала, грозы «Убежища Дейна», из-за которой семье не единожды приходилось расширять все двери в доме, продвинуться не смогла — фантазия отказывала.

— А второй я… не вижу, — Давет безнадежно огляделся.

— Второй? — я ведь не ослышалась. — В орден берут девушек?

— Еще как берут, Скай. Я сам был, признаться, немного удивлен, но она, видимо, чем-то пленила Дункана. Старикану драмы захотелось — пойти на войну под руку с молодой любовницей и под романтический звон мечей, с последним поцелуем…

— И что же, она действительно стоит всего этого? — нервно перебила его я. Все еще плохо реагирую на подобные шутки, особенно когда он говорит об этом таким мечтательным тоном. Нужно продолжать исправляться.

— Внешне обычная девушка. А так магесса. Ее забрали из Круга.

— Из Круга? — почему-то эта новость взволновала меня. — Вот повезло-то ей… Из Круга да в пасть к порождениям тьмы… По крайней мере, убивать на своих условиях должно быть приятней, чем сидеть в четырех стенах и гадать, что происходит в мире.

— Должно быть, — согласился Давет. — Она оказалась не очень-то разговорчивой… Но я могу это понять. Если бы я в первый раз за двадцать лет вышел бы из закрытой клетки в мир, я бы тоже вел себя несколько скромно… А вообще здесь достаточно героев. Командующие принимают это как должное, конечно же, но практически каждый из них, — он провел рукой по воздуху, привлекая мое внимание к окружающим нас людям, — сумел чем-то отличиться.

— Мне достаточно героев в одном твоем лице, — нельзя было сказать, что Давет любил людей больше, чем я, однако сейчас меня не интересовали эти герои. — Лучше тебя они не найдут. Если бы все умели то, что умеешь ты, это был бы позорно быстрый выигрыш.

На удивление, ответа я не услышала. Подняв глаза, я лицезрела непривычную картину подозрительного Давета, задумчиво глядящего куда-то сквозь время.

— Давет… — протянула я, и он встрепенулся, нашарив меня глазами в округе, точно потерял.

— Да, — промолвил Давет наконец поразительно ровным тоном, никак не соответствующим его мыслям, чем вверг меня в жуткие сомнения окончательно. — Да, ты права. Послушай… Сейчас бессмысленно отрицать очевидное. Войну можно либо выиграть, либо проиграть. Сегодня мы с тобой либо погибнем, либо уцелеем. Мы просто игнорируем это, но… нужно просто пробить себе пути к отступлению заранее, если ситуация станет безвыходной… Во всяком случае, меня такая тактика всегда выручала. Ибо я все еще жив. А это говорит о многом, после всего того неописуемого дерьма, в котором я купался всю жизнь.

Я ошалело пялилась на Давета, не веря своим ушам. От кого угодно можно было ожидать подобных слов. Но только не от него. При этом говорил Давет так легко, будто мы обсуждали погоду.

Но он был прав. Мы упрямо избегали то, чему нужно было взглянуть в лицо хотя бы раз. Конечно, мне не хотелось погибнуть на этой войне. У меня было ради кого жить. Слова Давета точно сорвали печать с Завесы, и чувства, которые я оставила по ту сторону, еле удерживая под контролем, хлынули с новой силой. Я больше не могла просто так отмахиваться.

— Давет, ты ничего не хочешь мне рассказать? — уточнила я на всякий случай, тяготясь тревожным предчувствием.

— Нет, Скай, все в порядке. Я говорю тебе это, потому что знаю по собственной шкуре, что только благодаря этому она еще на мне.

— Да уж, — усмехнулась я, но усмешка далась мне тяжело. — Ты-то точно.

Мы стоили друг друга. Дополняя друг друга и подпитывая, мы вместе становились стихийным бедствием, разрушительной силой, которую невозможно было подавить… И пусть я, прямая, стойкая и тяжелая, как земля, не обладала его гибкостью и изворотливостью, но зачем они мне нужны были, если Давет мог запросто взять меня за руку и поднять на нужную высоту? Давет прошел через слишком многое, чтобы строить себе замки над небосводом, но кое-что никогда не обесценится, и он это прекрасно понимал. Он твердил, что прошел через слишком многое в одиночку, чтобы нуждаться в чьей-то помощи или поддержке. Но я знала, что это ложь. Мы оба знали. И потому я в ответ прилагала все усилия, чтобы в этом мире появился хотя бы один уголок, пусть до смеха крохотный, пусть жалкий, где Давета будут ждать… и впервые за долгое время это будет не засада и не обманчивое гостеприимство. Я совью ему уютное гнездышко из золотых злаков, опущу красное солнце к горизонту, соберу с полей и окутаю его всем лотерингским теплом, в котором он сможет наконец спокойно заснуть, абсолютно убежденный, что ему ничто не угрожает, а сама устроюсь у него под бочком и буду беречь эти бесценные мгновения. Уж я позабочусь об этом.

Только бы было кому строить рай. Только бы он вернулся из своих дебрей. А я брошу все силы, чтобы мы вернулись в Лотеринг втроем.

Напоследок, прежде чем удалиться к Стражам, Давет провел меня в псарню, чтобы отвлечь от дурных прогнозов и предположений. Он знал мои слабости, знал, что я люблю животных, этих бессловесных тварей, которые порой могут понять больше, чем люди.

Это был первый раз в моей жизни, когда я своими глазами увидела боевого мабари. И не просто увидела: псарь чуть ли ни обниматься к Давету полез, бормоча что-то про какой-то белый цветок. На мою просьбу погладить пса псарь ответил, что он болен. Присмотревшись, я ужаснулась. На меня смотрели кроткие печальные глаза огромного сильного животного, храбро встречающего накатывающие одна за другой волны боли. На мгновение мне показалось, что в уголках этих темных, все понимающих глаз застыла влага. Как же ему было больно…

Проклятье, передо мной медленной смертью погибал мабари, предел моих детских мечтаний, а я даже не представляла, как ему помочь… Не таким я представляла себе первую встречу с этим гордым, верным, сильным животным.

На мой жалобный взгляд Давет не очень словоохотливо пробормотал что-то про помощь псу. Я настояла на том, чтобы он объяснил, и Давет признался, что пытался помочь псарю вылечить пса. Я еще раз взглянула на затянутую в намордник темную морду мабари. Внутри снова все скрутило.

Я ненавидела, когда страдали животные. До боли, до истерики, до рвоты ненавидела. Они привлекали меня гораздо больше, чем люди. И гораздо чаще удостаивались моего сочувствия и моего времени.

— Я постараюсь найти нужный ему цветок, пока буду в лесу, — пообещал Давет то ли мне, то ли псу. — Если он поможет псу вылечиться, а тебе, Скай, воспрянуть духом, то я перерою весь лес, но притащу красивый букетик под романтический вечер… А теперь мне пора. Иначе кровавую пирушку начнут без нас, а меня такое не устраивает. Так что жди меня, радость моя! Будет совсем скучно — послушай, что там про Создателя впаривают. Я один раз даже постоял с этим рыцарем за компанию, послушал. Красиво говорит! Я, дурень недалекий, узнал, что если мы все помрем, то помрем не только с разрешения, а даже с благословения Создателя!

«Все будет хорошо, — твердила я про себя, глядя, как Давет и трое его товарищей (непривычно было думать, что у Давета есть товарищи) уходят за пределы разбросанного лагеря в неизвестность, — все будет нормально. Давет всю свою жизнь только и занимался выживанием. Он знает все на свете. Он почти всю жизнь провел в лесу. С ним ничего сейчас не случится. Это же просто смешно!»

Глупая. Я сама лично видела Давета в действии, видела, как он двигается, как плавает, как прыгает с деревьев, как залезает на крыши, пролезает в дома, искусно побеждает шайки разбойников, точно это ничего не стоит. Я видела, как он совершает невозможное. Мне просто следовало напомнить себе об этом. Давету никто не нужен, чтобы раскалывать невыполнимые задания, как орехи. Он знает и умеет почти все на свете! Он буквально физически чувствует свое окружение, вплоть до крошечной пыли и воздуха, на каком-то ином уровне, недостижимом для простых смертных. Давет способен сокрушить врага меньше, чем за секунду.

Этого человека просто невозможно застать врасплох.

Но вот когда я обернулась и Давет уже исчез из виду, все напоминания о его непобедимости вылетели из головы. Мне казалось, что я только что отпустила его в логово смерти.

Чтобы вернуть самообладание, потребовалась вся сила воли. Это ведь было похоже на любое расставание с Даветом, и схема действий давно сидела у меня в печенках: подавить страх, сесть ровно и ждать, когда он вернется. Не сидится — так и не надо. Можно чем-нибудь себя занять.

А где у нас спрятался мой непутевый, слегка взбалмошный, бесстрашный младший братик?..