Четыре года до Пятого Мора. Лотеринг. «Убежище Дейна»

Давет

Самое длительное отсутствие в тот период, когда мы со Скай еще не были любовниками, растянулось на два с половиной месяца. Вернувшись, я был уверен, что она, как и все остальные, с кем я не имел ничего общего, кроме пары переброшенных друг другу словечек, попросту забыла меня. Возможно, помнила смутно, но не придавала никакого значения. Однако я глубоко ошибался всякий раз, когда она, только завидев меня, замирала на секунду, словно бы время вокруг нас останавливалось, затем прерывала свое занятие и прямым ходом направлялась ко мне, чтобы поприветствовать и пообщаться. И с каждым последующим разом ее реакция становилась все более удивительной, почти бесценной. Складывалось впечатление, что Скай, не зная обо мне ровным счетом ничего, что следовало бы знать о человеке, с которым ты планировал завести дружбу, скучала по мне.

У меня не было подобного опыта. Для всех, с кем я когда-то знакомился, с течением времени моего долгого отсутствия я становился всего лишь невзрачным прохожим и не представлял никакой значимости. Для кого-то — заклятым врагом, способным и потому опасным, которого нужно было убрать. И это было нормально в моей среде. Людям свойственно забывать тех, кто в их жизни не играет никаких ролей. Равно как и стирать с лица земли.

По мне никто никогда не тосковал.

Когда я вернулся после длительной отлучки и снова столкнулся со Скай, мне стало любопытно, вспомнит ли она меня...

Она не подвела. Вспомнила. Даже, я бы сказал, переборщила, во всем превзойдя мои ожидания.

Скай помнила все, о чем мы говорили, каждую мелочь, обгоняя даже меня с моей памятью успешного лжеца. Она подошла сама, назвала меня по имени, чем немало удивила, и спросила, почему я задержался на четыре дня. Я вскинул брови, в немного отупелом состоянии таращась на нее, и она пояснила, что незадолго до ухода я проговорился, что уйду на три недели, а путешествие выдалось на четыре дня дольше запланированного. Скай с каким-то едва уловимым укором добавила, что ждала меня, непутевого.

Я стоял в полной растерянности, не зная, что вообще можно сказать по этому поводу. Сначала эта конкретика показалась мне смешной, а девочка — мнительной, но при этом такое скрытое беспокойство тронула меня. Вряд ли кого-то еще так волновало мое затянувшееся отсутствие...

Я пригласил ее в таверну, и она, немного смутившись, призналась, что ей ни разу не доводилось бывать в этом заведении. Я искренне удивился такому открытию и поинтересовался, почему она никогда не заходила туда раньше, а она нехотя пробурчала что-то про отсутствие повода и подходящей компании и поспешила отойти от темы.

Как-то слишком галантно я открыл дверь и впустил даму вперед. Сам не ожидал от себя проявления подобных манер. Я угостил Скай элем, который, надо отметить, пришелся ей очень даже по вкусу. Скай оказалась на редкость крепкой девочкой, несмотря на то, что в первый раз в своей жизни выпивала серьезно, и язык ее развязывался не столько благодаря выпивке, сколько благодаря самой атмосфере. Кажется, ей было комфортно со мной, отчего становилось немного неуютно мне самому. Скай просто нужно было подтолкнуть к беседе, и постепенно она вошла во вкус.

Я впервые примерял на себя роль болтуна, а собеседник — внимательного слушателя. В данном случае — простого слушателя, который интересовался моей жизнью не потому, что считал меня подозрительным, а потому, что считал меня... интересным. Приятным собеседником. Без задних мыслей, без каких-либо тайных подоплек, планов, замыслов и угроз... Против воли я открывал ей чуть больше, чем считал нужным, и мне нравились наши беседы, во время которых мне не приходилось постоянно читать между строк и вычислять, каким же способом она планирует меня прикончить.

Я давно отвык от подобного обращения.

Скай задавала настолько простые вопросы, что я порой не мог дать на них ответы. Я не знал, каким был мой любимый цвет. Я никогда не задумывался о том, какую альтернативу «путешествиям» мне хотелось бы подобрать, выпади такая возможность. И я точно никогда не сосредотачивался на глубоких ощущениях, погружаясь в пучину морской стихии... Скай находила что-то эстетическое в том, чтобы нырять. Я растерялся от того, как мало нужно было человеку для того, чтобы ощутить себя свободным и счастливым. В последний раз я нырял, чтобы укрыться от шныряющих по берегу противников, а потом, по глупости не додержав дыхание буквально две секунды, вбежал в воду навстречу волне, чтобы отмыть себя от чужой крови...

Мне даже в голову не приходило, что порой людей интересуют такие пустяки. Может, я слишком мало контактировал с ними, но это казалось... странным. Неестественным. Пустой тратой времени и слов. В каждом подобном вопросе всегда скрывался какой-то подтекст, скрытый смысл, уловка, призванная завести меня в ловушку.

Но Скай слушала меня внимательно, не перебивая, чувствуя каждый звук, впитывая каждое слово, улавливая малейшие перемены в настроении. И никогда не отводила глаза. Порой даже мне становилось немножко неуютно с непривычки. Будто бы я сидел на допросе, на который охотно вызывался сам.

В один момент Скай ошарашила меня окончательно, признавшись, что скучала по моим рассказам о странах за океаном. Я поспешил отшутиться, она, немного смущенная, поддержала меня смехом, и мы продолжили беседу в непринужденной, ничему не обязывающей форме. Но это ее ничего не значащее признание, несущее в себе двусмысленный оттенок, выбило почву из-под моих ног. Ситуация, несмотря на пустую болтовню, раскрепощенную атмосферу и зарождающееся между нами взаимопонимание, накалялась.

И мой разум забил тревогу. Колени дрогнули под столом, то и дело дергаясь в сторону выхода, и дерзкая грубая усмешка, пропускающая сквозь себя холод и излишки напущенного равнодушия — мой естественный способ самозащиты — едва ли скрывала неожиданный приступ паники, сдавливающий мое горло. Я знал, что мне нужно было бежать куда глаза глядят прочь от этой девчонки, от этих разговоров, от ее взгляда, обращенного на меня, точно на кого-то, на кого еще осталась надежда...

Но мне не хватило сообразительности вовремя сбежать прочь туда, где мы бы больше никогда не столкнулись нос к носу...

Мы болтали обо всем на свете, не замечая, как стекало сквозь наши разговоры время, и только когда перламутровый свет луны пробился в небольшую прореху под потолком, я с удивлением обнаружил, что перекатило за полночь. Вынужденно прерывая беседу, я ощущал болезненное разочарование внутри. Она и так задержалась дольше обычного, и задержалась из-за меня. Ее мать, как, впрочем, и отец, с ума сходили от волнения. Вряд ли кто-нибудь додумался бы искать пай-девочку в таверне. С едва знакомым ей неместным засранцем, да еще и напоившим ее.

Как «снедаемый совестью» виновник происшествия, я вызвался проводить ее до дома. Разумеется, Скай мало что угрожало на пути домой, но наученный горьким опытом, я решил перестраховаться. В конце концов, не было ничего плохого в том, чтобы проводить девочку до дома? Скай оказалась хорошим человеком, одним из тех немногих, встречавшихся мне на пути, чей интерес был искренним, а суждения — непредвзятыми, и потому случись с ней что-нибудь дурное, я бы, скорее всего, расстроился. Несмотря на то, что ее жизнь не должна была меня волновать.

Скай, кажется, тоже не обрадовалась предстоящему расставанию и ненавязчиво предложила пропустить еще по кружке за ее счет. И сколько я не отнекивался, протягивая ей деньги, осмелевшая и адаптировавшаяся к здешней атмосфере Скай, предварительно расхвалив заведение перед покрасневшим от удовольствия и гордости Даналом, лично выторговала у него две кружки по цене одной, сэкономив два медяка, как она мне шепнула с загадочной улыбкой, «для следующей встречи». Из таверны мы вышли только через двадцать минут, но и этого нам было мало, чтобы смириться с предстоящим расставанием. Скай раскрепостилась, и луна проливала свет на истинную красоту, скрытую в ее прекрасной улыбке, когда она, маша рукой из стороны в сторону, рассказывала мне о деревне и ее жителях. Ее улыбка посвящалась исключительно мне, как будто я был каким-то особенным для нее, и я, как мог, растягивал шаги, наслаждаясь этими бесценными мгновениями спокойствия.

Когда мы оказались возле забора, ограждающего ее уютный домик от пугающей реальности, я еще долго не решался уйти... Мне казалось, будто мы расстаемся навсегда, хотя переждать нужно было всего лишь ночь... А Скай нерешительно держалась за ручку калитки, с неохотой поглядывая на дверь, за которой ее уже давно поджидал папин хмурый взгляд и материнские испуганные причитания, граничащие с истерикой.

Не сговариваясь, мы оба придумывали всяческие уловки, призванные потянуть время, проведенное вместе. Скай насыщала свои рассказы, я их дополнял. Мы мыслили одинаково и одинаково наслаждались простыми разговорами, какие обычно имели место у двух абсолютно нормальных людей. Я впервые за долгое время решился отринуть осторожность и немного расширить границы дозволенного для человека, который нажил себе немало врагов и отовсюду ждал подвоха. А у Скай из-за страха выдать себя никогда не было хороших друзей вне семьи, и она ловила каждое мое слово, словно познавая через меня тот мир, который уже не надеялась увидеть в полноценной картине...

Я мог бесконечно долго слушать ее, но глухой шум в доме подействовал как отрезвляющая пощечина. Несколько секунд я просто упивался тем, что видел перед собой. Скай поджала губы и грустно мне улыбнулась. Она не хотела уходить. Незаметно для меня эта девчонка успела завоевать мою симпатию, пробраться в мою голову и громко заявить о своем присутствии.

Внутри снова поднялась волна разочарования вперемешку с искренним недоумением. Это же было просто смешно! У меня так долго не было друзей, что я утратил всякую надежду завести их, а со временем и вовсе перестал их искать. И вдруг в мою жизнь без спроса врывается шестнадцатилетняя девчонка и начинает рушить с таким трудом выстроенные баррикады! И, что оказалось самым непонятным для меня: у нее это получалось. Она медленно меняла мою жизнь.

Я аккуратно шагнул навстречу ей, чтобы подвести некий итог этого дня и попрощаться, толком не представляя даже, как это делается без стрел и кинжала, и Скай подняла на меня доверчивый взгляд, слишком доверчивый для осторожной и подозрительной отступницы. Она смотрела на меня так, как никто до нее, словно бы у нее не было никого ближе, и только это имело значение.

— Мы встретимся завтра в условленном месте в условленный час, — то ли уточнила, то ли напомнила, а скорее всего, объявила Скай столь твердо, что мне оставалось лишь повиноваться. — И постарайся не опаздывать, пожалуйста. Я даже не знаю, где тебя нужно будет искать... Пощади мою пунктуальность.

— Проклятье, — я не смог сдержать улыбку. — У меня все наоборот... Я... вообще не обращаю внимания на время, для меня день не делиться на часы и минуты. Я уже давно... — в другом случае я бы не задумываясь солгал, а сейчас аккуратно подбирал слова, чтобы выразить правду как можно более деликатно, — живу для себя.

А правда состояла в том, что Скай стала первым человеком, которому мне захотелось открыться. Может, на самом деле я обладал какими-то качествами, о которых даже не подозревал. Может, я мог быть хорошим товарищем и преданным другом, но просто раньше мне не выпадала возможность проявить себя... Но подсознательно я был убежден, что без участия Скай нигде не обходилось.

— Жить для кого-то другого — это нормально, — заверила Скай так тихо, словно эти слова предназначались лишь мне, и даже ночь не имела права подслушивать, и против воли я взял суть себе на заметку, — и не так страшно, как это кажется поначалу. По крайней мере, в это хочется верить... Понимаешь, многие люди берут на себя определенные обязательства, связывая свою жизнь с кем-то другим. И мысль, что так станет проще, утешает. Раз люди продолжают так делать, значит, это действительно нормально.

Сказала ли она это нарочно или же просто озвучила свое мнение по этому поводу, однако Скай сейчас очень тонко и завуалировано предложила мне дружбу.

В ее голосе мелькали такие интонации, которые, пробив своей мощью, своей искренностью все мои преграды, расковыряли мою душу. В какое-то мгновение я поймал себя на том, что не ищу в Скай и в ее словах по старой верной привычке никакого подвоха.

В знак закрепления моей уверенности Скай протянула мне руку, и я с опозданием ощутил сквозь рубашку тепло ее пальцев на своем предплечье — вроде бы простой жест, говорящий о многом, но на незнакомом мне языке. Я тяжело задышал, словно бы мое сердце затянули в тиски, и тысячи вопросов слились в один тяжелым шум в моей голове, давящий на виски изнутри. И только улыбка Скай, столь открытая, столь... непривычная, мягкая, призывающая довериться ей, просто позволить этому случиться, не задумываясь хотя бы раз в жизни о возможных кошмарах, которыми могут обернуться эти рискованные шаги, поверить, что то, что она делала, то, что мы делали — это нормально... удерживала меня здесь.

Каждый миг затронувшего жалкие секунды прикосновения я остро осознавал ее тепло.

Поддавшись импульсу, я накрыл ее руку своей, никак не заботясь о последствиях, о том, что это могло значить для нас. Я не понимал, что мы делали, но уже чувствовал, как что-то важное в моей жизни безвозвратно менялось, а я, мечась в панике, никак не мог сообразить, что именно. Я ступил на незнакомую мне территорию — разоренное поле сражения, которое я проигрывал десятки раз, не успевая даже прощупать почву, что сбрасывала меня на колени. Будь на месте Скай какая-нибудь девица, с подобными которой я частенько имел дело, сбрасывая напряжение, я бы не задумываясь пригласил ее в свою комнату, и мир принял бы свой прежний облик. Это был мой обычный способ жить. Но передо мной стояла Скай, ключ ко всем ответам, вопросами к которым я раньше никогда не задавался.

Я терял связь с реальностью, и под давлением необходимости физически убедиться, что происходящее со мной не сон, и Скай не исчезла в моем подсознании, точно иллюзия, все крепче сжимал своими пальцами ее ладонь, не отдавая себе отчета в том, какой смысл вообще вкладывал в этот жест. Нас словно бы разделяла невидимая грань, и чтобы остаться рядом с ней, я держал ее руку, как протянутую мне спасательную веревку. Неведомой силой меня затягивало куда-то в глухое безмирье, где не было Скай, и я едва удерживал себя о того, чтобы обхватить ее ладонь двумя руками, поцеловать каждый ее палец и прижать к своей груди, дабы дать ей почувствовать через тонкую кожу, что она делала со мной.

Сделала.

— Но... я надеюсь, мы еще продолжим эту беседу, — ее пальцы выскользнули из моих, и внутри поднялась новая волна разочарования, когда Скай толкнула калитку. — Я надеюсь, ты придешь и будешь приходить всякий раз, как пожелаешь. Я всегда буду рада тебе.

С этими словами она улыбнулась на прощание, заставив мое сердце пуститься вскачь, и ушла, оставив меня, запутавшегося, сбитого с толку, потерявшего контроль над своей жизнью и над всем происходящим в ней, наедине с воспоминаниями сегодняшнего вечера. Я показался сам себе маленьким ребенком, загнанным в ступор столь резкими переменами в жизни, когда заветную мечту жестоко отобрали и поставили перед глазами ее материальное воплощение. Будучи все-таки человеком, я давно мечтал о таком, отчаянно хотел испытать нечто подобное, не играя при этом в извечные игры типа «Поймай меня, если сможешь» или «Больше никогда не вернусь». А Скай не была похожа на человека, который раздавал приглашения приходить в любое время направо и налево.

Попытки осмыслить, расставить все по полочкам, добудиться до своего разума оставались тщетными. Все это было слишком... честно. Искренне. Я взглядом молил ее доказать, что все это лишь минутный порыв, что все это не имеет значения, что все в мире можно поделить на черное и белое, призывал ее безжалостно разбить все мои иллюзии и пробудившиеся надежды, чтобы я мог справиться с этим, как всегда, и вернуться к прежнему ритму жизни, призывал сеять раздор, голод, зверство, через которые я привык пробивать себе путь, но Скай лишь усугубляла ситуацию, своей искренностью вырывая меня из зоны комфорта, из среды насилия, жестокости, безнаказанности и лицемерия, с которой я уже давно слился.

Скай обращалась со мной так, будто я был дорог ей, будто если бы моя жизнь висела на волоске, и спасти меня могла бы лишь опасная магия, она без колебаний прибегла бы к ней. Скай могла ни с того ни с сего взять меня за руку и продолжать беседу, будто ничего не происходило, неосознанно поглаживая костяшки моих пальцев. Иногда она переходила с нормального разговорного тона на тихое сбивчивое бормотания, нашептывая мне недвусмысленно интимным голосом какие-то глупости, от которых я хотел бежать со всех ног просто потому, что не знал, как реагировать. Я привык, что такие моменты приводили к двум исходам: либо к смерти, либо к вновь разбитому сердцу и побегу в очередное никуда. Скай дрожащими руками, робко, аккуратно, точно мое лицо было тонким стеклом, прикасалась к моим щекам, и вопреки волне беспокойства, бушующей внутри, мне становилось приятно...

Скай оказалась тайной эгоисткой и собственницей. Но мне это нравилось. Эта любопытная форма эгоизма была незнакома мне в своем проявлении. Скай тайком называла меня «своим», всегда старалась держаться как можно ближе и упорно не решалась разжать объятия, будто боялась, что кто-то мог украсть меня у нее. Она считала, что имеет право знать все мои секреты, хотя и не говорила об этом прямо, но не с целью использовать их против меня, а с целью поддержать или, возможно, помочь, если получится. Скай относилась ко мне и ко всему, что было связано со мной, серьезно и эгоистично, точно я был ее братом, ее отцом, ее ребенком или мужем, за которого она была готова порвать любого, кто посмеет попытаться обидеть или отобрать у нее меня, ее сокровище. С таким надежным и понимающим человеком грех было не поделиться своими впечатлениями и мыслями.

Когда мы стали любовниками, смущение и нерешительность, часто сопровождающие Скай в наши первые встречи, улетучились мгновенно, точно их и не было. Она не упускала момента поцеловать меня — просто так, без причины, словно ей вдруг взбрело это в голову. Проклятье, меня никто никогда не целовал просто так! Прелюдия непременно приводила к закономерному финалу, а затем к немедленному поиску вещей по всей комнате и, естественно, побегу.

Оглядываясь назад, на очередную спящую любовницу, я ничего не испытывал. Более того, порой, просыпаясь за десять минут до начала рассвета — время, необходимое, чтобы собраться и уйти на безопасное расстояние, — я лицезрел объект вчерашней страсти без особого восторга, каждый раз в последний, и удивлялся, как вообще этой ночью мог ее желать. Глядя на лицо нынешней, я не мог вспомнить лицо предыдущей. Меня не интересовали ни имена, ни истории. С отступающей сладостной волной, опускающей меня своими остывающими языками отливов на твердую почву, уходил и весь трепет вожделения, оставляя после себя лишь холодное безразличие, покрывающее мою душу толстой коркой льда.

Верный своим убеждениям, я собирал вещи и сбегал с мыслью, что мы больше никогда не увидимся. Это облегчало мне жизнь. Мы всего лишь помогли друг другу расслабиться.

Скай молча, безо всяких сомнений, вопросов и околичностей, присвоила меня себе. И в ответ отдавала себя всю, без остатка, даже если я не просил об этом; голыми руками была готова распороть себе грудь и протянуть мне лихорадочно бьющееся в ее окровавленных руках сердце, каждым стуком выкрикивающее мое имя, призывающее меня отбросить страхи, спугнуть тени прошлого и просто рискнуть, уверяя, что на сей раз все пойдет иначе. Лежа рядом с ней, я засыпал с мыслью, что мне необязательно спешить куда-то, чтобы остаться неуязвимым. Я думал только о том, как пробирало до дрожи тепло ее присутствия рядом, такого хрупкого и маленького в моих руках человечка, мирно посапывающего на моей груди.

Она... отличалась от всех остальных. Она была другой, особенной. И такой особенной и неуловимо родной она принадлежала мне.

Мы никогда не говорили об этом друг с другом. Это был наш с ней деликатный заговор, не требующих дополнительных слов и разъяснений. Мы просто были вместе, поддерживали друг друга, ободряли, ждали друг друга, опираясь на твердое плечо взаимности. Нам не нужно было обсуждать нас, чтобы определить, что именно руководило нашими безумными совместными выходками. По крайней мере, мне с моей панической боязнью красивых слов, сравнений и книжных выражений.

Войти со Скай в столь тесную эмоциональную связь означало потерю себя самого, а я не хотел пережить это вновь. Первый раз дался мне со слишком большим трудом. Но я слишком поздно осознал, что момент, когда под давлением необходимости удостовериться, что все происходило взаправду, я ответил на простое прикосновение с вложенным в него огромным смыслом, стал переломным в моей жизни.

По пути в таверну я ощущал внутри какой-то волнующий подъем — это было незнакомый, но приятный трепет предвкушения следующей встречи. Предплечье до сих пор горело от ее прикосновения, будто она выжгла на мне клеймо безраздельного владения.

Одна хмельная беседа со Скай полностью обезоружила меня, но риск, на который я пошел, гадая, пожалею ли об этом или на сей раз нет, полностью оправдался. Засыпая в тот вечер, я думал только о ней. То утро я ждал с нетерпением, как и любое другое, обещавшее мне плодотворный полезный день, но по другой причине.

И будь я в ту ночь потрезвей, я с деланным безразличием заверил бы себя, что Скай просто заинтриговала меня, и ради интереса я бы посмотрел, к чему могут привести эти наши последующие встречи.

Моим возможностям почти не было предела. Я тот, кто выживает, и то, что вызывало у обычных людей трепет и оцепенение, для меня являлось просто очередной миссией выживания, которую я должен был из невыполнимой превратить во вполне реальную и относительно простую.

Но были в этой жизни вещи, которые выбивались за грань моих возможностей. Чувства, с которыми я не умел справляться. Скай была права. Причиной моей нерешительности был страх вновь ошибиться, вновь позволить кому-то предать себя. Мне нельзя было подпускать людей так близко, чтобы они могли воткнуть нож мне в спину, в который проклятый раз разбить протянутое им беззащитное сердце. Я слишком много потерял за всю жизнь, но восполнить утерянное так и не сумел. Это было невыгодно и несправедливо. Они отрезали меня себе по кусочку, забирая все, а взамен стремительно исчезали по кровавым следам, оставляя меня, уязвимого и беспомощного, засыпать в колыбели смерти...

Я не мог позволить себе отвлекаться на такую роскошь, как чувства. Слишком многое стояло на кону. Слишком рискованно было подвергать себя такой опасности, когда я стоял на полпути к своей цели, единственного, что имело значение... Но Скай подставила мне подножку, и я свалился на незнакомую мне тропинку, ощущая, как разбивается вдребезги защитная оболочка неуязвимости, которой я себя окружил. Только встав и решившись открыть глаза, я обнаружил, что вокруг было не так страшно... Страх породили мои упорные отказы рассмотреть новый путь как возможность, как предоставленный мне шанс попробовать снова, на сей раз без ошибок и потерь.

Мне вновь предоставили выбор. И если раньше у меня не оставалось никаких сомнений, то сейчас, глядя на протянутую мне руку помощи другого человека, я колебался.

Слабость, коей я считала подобную зависимость, природа которой до сих пор была мне чужда и непонятна, подавляла меня.

Появление в моей жизни Скай возвращало меня к старым сентиментальным мечтам, которым так и не суждено было сбыться. Я видел мир, в котором одиночество, постоянные скитания и страхи были оставлены далеко позади и давно позабыты, и я грезил этим миром. Было слишком опасно и одновременно слишком заманчиво вновь кому-то довериться...

И, словно наивный мечтатель-оптимист, я не удержался.

И, кажется, на этот раз не прогадал.

Допустив в своей жизни немало горьких ошибок, я не мог просто так верить каждому, кто мне улыбался и говорил добрые слова. Я ушел от этих бессмысленных интриг, не оборачиваясь, с уверенностью, облаченной в холодную стальную оболочку страха позволить кому-то разбить меня вновь, что больше никогда не предам разум в угоду сердцу.

Скай разглядела за ходячим оружием, отчаянным лгуном, вором, убийцей и давно оставившим в далеком прошлом честь, достоинство и благородство никому не нужным скитальцем, уже больше десяти лет рыщущего в поисках одного и того же, простого человека, с которым можно было поговорить по душам. Кажется, она искренне верила, что для лжи, убийства и постоянных исчезновений у меня имелись более чем веские причины. Я становился жертвой обстоятельств, и обстоятельства вокруг меня были просто прокляты складываться так, что ради выживания мне приходилось совершать ужасные вещи.

Я отмахивался, уговаривая себя, что у нее просто имелся некий талант видеть благородство там, где им и не пахло. Но Скай заглядывала в корень проблемы. Она умела рассуждать, и я не без интереса слушал эти ее рассуждения, в которых я становился жертвой обстоятельств, жестоко брошенным, забытым Создателем и всем миром мальчишкой, которому приходилось учиться выживанию с самых детских лет, которому приходилось идти по головам, чтобы выжить, так же, как могли пройти и многие другие во имя выживания. И в этом не было ничего постыдного.

Мне не нужна была жалость. Я никогда себя не оправдывал. Если бы я оплакивал каждую свою жертву, то давно бы уже сошел с ума. У меня не было времени ни на себя, ни на других. Я просто делал то, что приходилось ради выживания и добывания нужной информации. Я просто шел к своей единственной заветной цели. Скай же никогда не осуждала меня и мои поступки, видя кровавый исход единственным возможным вариантом развития событий, и всячески обеляла меня, неустанно твердя, что я — самое прекрасное, что когда-либо появлялось в ее жизни.

И это было взаимно. Эта взаимность и превратилась со временем в прочную связь, которая удерживала нас вместе на протяжении самого долгого срока в моей жизни, когда я мог принадлежать кому-то и не быть при этом ни рабом, ни оружием, ни мишенью.

До этого момента я был уверен, что знал всю правду о себе. Я был уверен, что давно утерял свою человечность и навсегда отринул всякую возможность привязаться к кому-то столь сильно.

Сначала мне хотелось оборвать поток ее мыслей, заявив, что я не нуждаюсь в ее жалости, но я не стал этого делать. Она искренне верила в то, что говорила. Говорила обдуманно и медленно, спокойно. И невольно, под влиянием ее убежденности в собственной правоте начал верить и я.

Рядом с ней я чувствовал себя нормальным. Если в мою душу закрадывалось сомнение в правильности того, что мы творили (а что мы творили, всегда казалось мне сплошным безумием), то Скай умело рассеивала эти сомнения мягким жестом, искренней улыбкой, прикосновением, простым заверением, что мне незачем переживать...

Все, что требовалось — просто удрать куда-нибудь подальше, где Скай никогда бы не смогла меня найти; навсегда распрощаться с ней и с этой деревней и продолжить поиски в одиночку, как это было всегда. Я бы вернулся в среду, в которой ориентировался, в которой четко знал, что нужно делать, как нужно действовать. Исходя из знаний, опыта и характера противника или ситуации в целом я мог продумать каждое свое действие пошагово вплоть до мелочей. Для составления плана мне требовалось три секунды, не больше. Я знал свои возможности и знал, что они были почти безграничны там, где я привык существовать.

Но Скай упорно тянула меня на неизведанную мною местность. Опасную местность. Слишком опасную, чтобы терять время на ее исследование.

Но почему-то я поддался. Сбился, проморгал момент, когда она распахнула дверцы и вошла в мою жизнь, растерялся буквально на секунду... и я словно бы заснул и проснулся где-то в неизвестном мне месте, в незнакомой среде с непривычным миропорядком. Такие перемены всегда делали меня уязвимым для любого удара. Слишком много раз я спотыкался об одни и те же камни, и страх ошибиться преградой стоял передо мной, лишая всякой возможности просто глубоко вздохнуть и рискнуть, позволить этому произойти, наплевав на все возможные последствия, и будь что будет. Слишком много бесценного времени своей жизни я легкомысленно спустил на то, чтобы окончательно убедиться, что подобная эмоциональная зависимость не для меня, что я не создан для таких отношений, каких от меня добивалась Скай. Я стал ветреным, ненадежным, диким и недоверчивым; я всегда был готов бежать, безо всяких сожалений оставляя все недостроенное позади, чтобы где-нибудь как можно дальше начать все с чистого листа, опираясь на опыт и знания. Таким меня вырастила улица, и я не был готов жертвовать остатками своей хрупкой израненной веры, — единственной защиты оставшейся человечности — чтобы их безжалостно разбили на моих глазах, оставив ни с чем.

Слишком многое могло пойти не так. Слишком многое могло обернуться катастрофой, и я словно раскачивался на висящем над пропастью хрупком мосту, гадая, в какую сторону бежать, чтобы выжить. Я впервые нашел надежного, понимающего и всегда готового помочь друга, разделяющего мою симпатию. Именно поэтому я остерегался очередных ошибок: я уже сбился со счета, сколькие попытки завести отношения закончились плачевно, но был глубоко убежден по многолетнему опыту, что это был, возможно, единственный аспект жизни, в котором мне фатально не везло. Это казалось каким-то наказанием, проклятьем, платой за все те умения, которые я отточил, за мою непобедимость.

Я боялся потерять ее. И потому остерегался подпускать слишком близко. Я боялся очередного падения.

Скай была слишком дорога мне. Я нигде не задерживался надолго, находясь в постоянных поисках, и по этой основной причине все отношения, не успев зародиться, рушились с треском. Никто не был готов ждать меня без гарантий, что я вернусь, и тратить свое утекающее время...

Вероятно, когда природа отрезала любовь всем по кусочкам, она жестоко обделила меня.

Но вдвое обогатила Скай. Она могла бы поделиться с любым достойным ее человеком.

Но она выбрала меня.

Меня, из которого ей не единожды приходилось терпеливо выметать все сомнения, будто скопившийся в углу мусор. Меня, приносящего ей сплошные проблемы, переживания и тревоги. Меня, человека, который против воли обрекал ее приносить себя и свое бесценное время, которое она могла потратить с толком, в жертву.

И вот сейчас, три года спустя, когда я еще раз ровным тоном напомнил себе, что чувства — это не кандалы, и что мы сумеем справиться, Скай вновь застала меня врасплох, всполошив весь мой упорядоченный внутренний мир.

Я возвращался из Денерима, куда меня любезно подбросила Изабелла, оказавшая мне вместе с этим целый ряд товарищеских услуг, по пути размышляя, стоит ли мне сразу известить Скай о своем прибытии или же подождать до утра, так как, по моим расчетам, прибыть в Лотеринг я должен был ближе к ночи, задержавшись в Бресилиане не без уважительной причины, что, в общем-то, совпало с реальным исходом событий. Как всегда, я вошел в таверну с активным потоком желающих освободить голову перед сном и потому остался незамеченным для большинства посетителей. В тот момент, двигаясь по инерции быстро и ловко, моя тяжелая уставшая голова была занята лишь мыслями о том, как привести себя в порядок, встретиться со Скай и составить план дальнейших поисков с того момента, на котором я, не без помощи любезной Изабеллы значительно продвинувшись вперед на внушительное расстояние за кратчайший срок, остановился. Неуловимой тенью под плясом свечей я прошмыгнул по стенам, на ходу отметив, что Данал был занят: я не любил говорить с ним в присутствии посторонних...

... но одновременно во мне зародилось страшное подозрение. Такими длинными спутанными локонами цвета жидкой черной жемчужины не обладал ни один другой житель этой деревни.

Не видя, куда иду, я впивался голодным взглядом в темную фигурку за стойкой Данала. Конечно же, это была она. Мотнув головой, она откинула назад спадающие на лицо черные локоны и тяжело поднялась, очевидно, подвыпив немало за сегодняшний день. Кто же еще мог сидеть в таверне в таком гордом одиночестве и вести себя при этом абсолютно естественно?

И сердце забилось в панике, когда я почувствовал, что вот-вот утеряю ее из виду.

«Нет! Не уходи! Останься! Я вернулся, я рядом, я...»

На мгновение мне показалось, что ее тело пробила легкая дрожь. Точно услышав кого-то, зовущего ее по имени, Скай резко обернулась, и сердце оборвалось в груди, когда наши взгляды встретились под нарастающую глухую тишину застывающего времени...

Только сейчас я почувствовал, как сильно скучал по ней...

Одному лучше. Одному проще. Никто не разобьет протянутое так наивно и доверчиво беззащитное сердце.

Я выстроил стены и запер его на замок, чтобы никто не мог причинить мне боль. Я едва мог сам уловить его глухие толчки в пустой тишине, но по каким-то причинам она услышала его через всю таверну, наполненную шумом и хохотом громких лотерингских голосов...

Мне хотелось думать, что она почувствовала мое присутствие.

Это казалось... закономерным окончанием моей долгой поездки. Я не знал, откуда вообще взял эту чепуху, но являлось ли простым совпадением то, как стремительно она ответила на мой немой оклик?..

Сокрушительной силой на меня обрушились эмоции, которые раньше легко отфильтровывались, допуская до меня лишь вполне удовлетворительные качества физической стороны отношений. Но я скучал не по этому. Не только по этому, и в этом состояла моя проблема.

Подгоняемый предвкушением, я бросился наверх, за угол, к комнате, ставшей моим почти что домом, а сердце ускоряло свой ритм, рискуя вырваться из груди через глотку. Я предпринял попытку глубоко вдохнуть, дабы подавить волнение, и расправил плечи. Однако заслышав стремительно приближающиеся шаги по лестнице, как бы я ни готовился, но воздух все равно застрял в горле...

Я так и не научился дышать ровно в ее присутствии...

Я настолько привык полагаться на свой хваленый самоконтроль, что, оставаясь абсолютно беззащитным, когда он ехидно махал мне рукой на прощание, я рисковал пропасть в любую секунду...

... но стоило Скай крепко обхватить мои бёдра ногами, прижавшись всем телом так сильно, как это только было возможно, как мне стало наплевать.

Ее оточенные рефлексы были молниеносны и безупречны: она отстала от меня лишь на долю секунды, когда я, выхватив ее из-за угла, оторвал от последней ступеньки, и песочные часы, отсчитав последнню песчинку четырехнедельного расставания, перевернулись. В следующее мгновение Скай оказалась буквально впечатанной в стену, удар с которой я смягчил подставленной за ее головой ладонью. Мой рассудок затуманило, ослепило примитивное желание заполучить ее всю и крепко забыться в ее руках до тех пор, пока мы оба не упадем замертво... и она снова рядом, воплоти, обнимает меня и живо отвечает на каждое колебание моих губ, забывших ее, чтобы вновь познать...

Мне не пришлось прилагать особых усилий, чтобы позабыть обо всем на свете. Скай сделала все за меня. Я лишь отказывался воспринимать что-либо, кроме ошеломляющей мысли, что она рядом.

Я скучал по ней... больше, чем сам ожидал. Больше, чем когда-либо себе позволял скучать по кому-то. Не отдавая себе отчета в том, что я творил с собой, с ней, в том, что происходило со мной всякий раз, когда я оставлял ее и возвращался обратно, настойчиво игнорируя все инстинкты самосохранения, все сигналы тревоги, посылаемые мне моим здравым умом, я дико скучал по этой девушке!..

Думать о том, что я просто использовал её тело в своих личных целях, как это бывало раньше с любой девушкой, уже давно было постыдно и невыносимо. Одним своим образом, поселившимся в моей голове, она заставляла меня чувствовать по-настоящему, только в ее объятиях ощущать себя цельным и реальным; муки разочарований делить пополам, доверять свою жизнь в борьбе с серьезными противниками, одинаково тяжело переживать разлуки и встречать друг друга, озаряя весь мир точно красное солнце охватывающей радостью, всепрощающим взглядом...

Ее дыхание стало прерывистым, а поцелуи — настойчивыми. На мгновение прервав поцелуй, Скай набрала полные легкие, отчего ее грудь пленительно скользнула по моей, заставляя мысленно проклясть всевозможные препятствия в виде нашей одежды, и с новой силой бросилась на мои губы. Во мне жаркой волной поднялась неимоверная потребность сократить расстояние в тех местах, где наши тела не касались друг друга. Заполняющий их воздух колол, и я прижался к ней еще сильнее, когда казалось, что ближе уже невозможно, ощущая, как окрепли ее объятия.

Скользнув руками под ее рубашку, я погрузился в плотную пелену безудержного, осязаемого восторга, и остановился, позволяя первому впечатлению пройти. Каждой частичкой тела, которое я познавал, она источала волны стремительно нарастающего возбуждения, перекатывающиеся от нее на меня. Я скучал по ее теплой коже, по источаемому ею запаху... она не изменилась ни капли. Это породило отдаленное теплое чувство, будто я вернулся домой...

Не разрывая контакта с ее местами грубой, слегка солоноватой на вкус кожей, я спустился ниже, к груди, задержавшись на шее, там, где металась в экстазе горячая жилка, и с губ Скай, замерших в предвкушении на мгновение, сорвался томный протяжный стон. Наше дыхание стало тяжелым, синхронным, и Скай, обхватив мою шею руками, прервала поцелуй, не отстраняясь. Открыв глаза, я увидел затуманенный пеленой необоримой страсти несфокусированный взгляд горящих в предвкушении карих полуоткрытых глаз, жаждущих этого момента.

В голову ударил жар, как во время лихорадки. Она билась в интимно-болезненном состоянии, и я чувствовал, как ее напряжение призывным криком отвечало моему. Это было бессознательное состояние сильного опьянения или серьезной горячки, и только Скай, как лекарство, могла забрать всю мою боль... Точно демоны, хлынувшие из самых сладких кошмарных снов, овладели мною, и теперь я, одержимый своими самыми извращенными желаниями, мог получить все, что желал. И казалось, никогда ничего и никого я не желал сильнее, чем Скай. Мои самые сокровенные мечты осуществлялись здесь и сейчас. Я не понимал и половину того, что творил со Скай, с ее податливым горячим телом, обвивающим меня, точно прочная темнота, во власть которой я падал, и куда ни глянь, она окутывала меня, но с каждым глотком ее запаха я хотел большего... я видел то, что хотел видеть, мог ощутить, прочувствовать, прикоснуться, взять себе... Мысль о том, что на сей раз это был не сон и не бред, сводила с ума. Я не жалел о том месяце, проведенном вдали от нее, получив шанс восполнить все сейчас с лихвой. Ради такого я бы не пожалел и двух.

Я бредил ею. И был готов умереть сладкой мучительной смертью, двигаясь с одинаковой с ней скоростью, достигая идеальной синхронности, вторя ее стремлению, к завершению этой болезни...

Создатель, как она прекрасна!.. Ощущение томительно сладкой тяжести, почти достигшей критического уровня, становилось все призывнее, а мы продолжали покрывать друг друга поцелуями, с жадностью, с безудержной радостью, точно обезумевшие... Я ощутил ее горячие руки на своем животе, мучительно медленно скользящие вниз, и пришла моя очередь сжимать зубы, чтобы сдержать сладостный стон. Резко вдохнув, я почувствовал так нарочно знакомый мне запах пряных трав, дешевого пива, сладких цветов и магии, и последнее, что молнией пронеслось в голове — осознание того, что если я хотел заставить себя немного успокоиться и восстановить дыхание, это было величайшей ошибкой в моей жизни...

От этого запаха мне окончательно снесло крышу.

В это мгновение она сорвалась и у Скай, чье жаркое напряжение стало уже невыносимым, судя по вспыхнувшему ореолу магии, пробивающейся из ее тела под давлением эмоций.

Паника, охватившая меня в этот момент, утихла с глухим звоном сорванного одним верным движением замка. К счастью, Данал не отличался ни сообразительностью, ни находчивостью, и потому никак не догадывался поставить на двери замки, которые требовали чуть больше усилий, чем мне пришлось приложить сейчас для взлома...

Мои последние четкие мысли остались за тихо претворившейся дверью, отсекающей собой весь оставшийся мир...

Мы забрали свой кусочек, оттеснили его от внешнего мира, чтоб никто не мог побеспокоить нас на дне нашей стихии. Казалось, два отступника обманули небо и землю, найдя себе идеальное пристанище, ставшее крошечным пузырьком воздуха в толще воды, но таким уютным для двоих...

Она хватала мои руки, сжимала их, тянула к себе, вновь и вновь находила меня и двигалась навстречу, и нам обоим, капризным и ненасытным, с каждым движением было все мало. Нам всегда было мало друг друга.

...Много позже, когда мы, обессиленные, мокрые и чрезвычайно довольные, как бы не сглазить — счастливые, лежали в плотных объятиях, упорно не желая отлипать друг от друга хотя бы для того, чтобы отдышаться нормально, я не мог вспомнить, я ли, потеряв голову, с животным рыком, перешедшим в хриплый стон в унисон с ее вскриком удовольствия, на одном дыхании ворвался в нее, или Скай воздействовала на это сама, взяв инициативу в свои руки во всех смыслах... но память тела никогда не подводила меня. Мое затуманенное животной похотью сознание отчетливо запечатлела буквально выжженные в нем движения Скай, изгибающейся в моих руках... Я на секунду замер, поглощённый ощущениями, новыми для меня и одновременно старыми и знакомыми...

Я знакомился со Скай заново; каждое движение, каждый толчок был словно очередной день, проведенный с ней в увлекательной беседе, в более окрепшем объятии, в новой для меня близости, такой, какой я раньше никогда не знал... Заново вслушивался в наши разбивающиеся друг об друга стоны, призывные крики, побуждающие ускорить темп, дабы усилить, обострить ощущения; наши имена, дразнящим шепотом тающие у самого уха, точно сладость, и стекающие в единый ритм магического заклинания, известного лишь нам одним в целом мире... Я вошел в ее личное пространство и безраздельно хозяйничал, как мне хотелось, а Скай упивалась нашим долгожданным единением, позволяя мне властвовать, как единоправному владельцу ее сердца и тела.

Каждым вскриком стирая себе голос, Скай просила и требовала еще, точно одержимая. Как я мог отказать ей?

Ее стоны участились, и сбивчивые слова слились в единый безумный крик. Она двигалась вместе со мной, непроизвольно впиваясь ногтями в голову и покрывала плечи и шею полупоцелуями, слизывая пот. Выгнув спину навстречу мне, она то сжимала руки, то комкала простынь, то хлопала по моим плечам, призывая наверстать все упущенное за какие-то пятнадцать минут...

Я жил ею. Ощущениями, запахом, вкусом, голосом, сокрушительным осознанием вожделенной близости с ней... В этот момент весь мой мир состоял из девушки, собственнически обвившей меня руками и ногами...

Упершись руками в кровать, Скай резко прижалась ко мне до предела, отчего я на мгновение застыл, не ожидавший столь порывистой волны наслаждения, пронзившей меня, точно вылетевшей из тени стрелой на поражение, и муть, перекрывшая мое ясное зрение, полыхнула. Сладкая дрожь сковала меня в своих раскаленных объятиях. Мы стали двигаться вместе, в унисон, быстро и отчаянно, сливаясь воедино, как оброненные друг на друга капли воды из разных кувшинов. И плевать я хотел, что нас наверняка заслушался весь первый этаж, что Данал раз двадцать бил в потолок веником, что магическая аура Скай, вся синий огонь и сияние сверкающих красок, заполняла всю комнату, что мы два раза чуть не свалились с кровати, и что упиваться этими непередаваемыми ощущениями нам оставалось уже не больше минуты...

С каждым проникновением мы оказывались все ближе, затягиваемые в один вихрь безумия, и не было ни сил, ни смысла сдерживать так долго томящийся в груди крик сводящего с ума восторга, застрявший режущим комком за стеной стиснутых до скрипа зубов... Мне хотелось, чтобы она кричала, как можно громче, о своих ощущениях. Точно иссохший от жажды, точно погибающий с голоду, точно испепеляемый солнцем, я остро нуждался в подтверждении того, что она чувствовала то же, что и я. Ее голос пробуждал меня, отзывался ответной реакцией во всем теле, сипел и срывался, ее голос придавал мне сил ускорять толчки, за которыми одна за другой набрасывались волны невероятно сладких ощущений... Каждое сжатие ее мышц стирало границы мира, Лотеринга, этой комнаты, и мы словно бы парили в невесомости, высоко над всей этой рутиной, вне этого пространства, поглощенные друг другом и лишь друг другом живущие... Даже если бы весь мир взорвался, даже если бы мы проваливались под землю, я не смог бы остановиться... это было равносильно мучительной смерти, куда более пугающей, чем в байках, какими пугали наивных людишек в Церкви или Круге магов...

Прояви сострадание, Скай... хотя бы каплю... нет, больше... Создатель!..

Секунда, чтобы дотянуться до утопии... и единственная на опустошенную равнину времени связная мысль, ослепившая меня вспышкой непередаваемого наслаждения: пусть это никогда не кончится...

Но все закончилось. Закончилось диким вскриком Скай, в исступлении вонзившей ногти в мои плечи, и она дернулась в конвульсии, стиснув бедра почти до спазма, что побудило меня мгновенно последовать за ней, запрыгнув в этот апогей безумства к ней навстречу... Блаженство остановило время, и тело освобождалось от напряжения, оставляя невыразимо сладостное опустошение внутри...

Я освободил Скай от своего веса и завалился рядом, не выпуская из рук, и несколько минут мне понадобились, чтобы просто пожить этим наслаждением, этим пресыщением, лишившим меня возможности говорить. Мои губы дрожали, не смыкаясь друг с другом, и все, на что было способно мое тело сейчас — стремительно обогащать осушенные внутренности прохладным воздухом. Скай повернулась ко мне лицом и с наслаждением обвила мое тело руками, упорно не желая расставаться после месяца разлуки.

Мне не хватило этого, чтобы полностью восстановить в памяти несравненный образ Скай, забытый нарочно для того, чтобы потом вспомнить вновь.

Придется вспомнить еще разок. Может, два...

Мы были одни на целом свете, и любое движение приводило к панике, словно я мог спугнуть это умиротворение и лишиться сладко обволакивающей меня неги — последствие ярких, все еще живых ощущений долгожданного воскрешения. Я упивался тем, как неистовые волны невероятного удовольствия накатывали одна за другой, оставляя меня обессиленным и опустошенным...

Наверное, действительно было правильно оставить на время свое маниакальное стремление, перестать жить одними недостигнутыми целями, отсрочить момент, когда моя жизнь, джержащая лишь на поисках, став полноценной, утеряет весь свой прежний смысл... сделать что-то не так, как я привык, и получить в награду за отвагу и смелость либо очередной удар разрушительной силы, либо самое чудесное существо на свете в свои объятия...

Было правильно попросту прекратить отрицать очевидное хотя бы в такие моменты. Хотя бы себе самому.

С тяжелой неохотой отпустив ее и укрыв разгоряченные плечи свалившимся на пол одеялом, я все-таки вспомнил, что отстутвовал в течение месяца упорного молчания. Скай не удалось привить мне дурную привычку всегда и всюду, что бы ни случилось, сдерживать свои общения. В будущем она могла бы сыграть со мной злую шутку. Я наслаждался своей независимостью. Так мне легко удавалось получать все необходимое безо всяких проблем и сожалений.

Но лишний раз переходить дорогу самой Скай и пробуждать ее гнев, особенно после столь бурного великолепного секса, я не решался. Мне каждый день приходится рисковать жизнью, но это не делает меня самоубийцей!

В конце концов, она имела право знать, чем я именно я был поглощен во время своего путешествия и что выяснил, что так долго пропадал без вести.

А выяснить удалось больше, чем я надеялся — столько, сколько мне потребовалось, чтобы выйти на прямой след.

— Я нашел ее, — наконец оповестил я Скай, выдохнув эти слова вместе с медленно остывающими остатками абсолютного удовлетворения.

На этом наша дикая ночь любви закончилась...

Отредактировано: Dreamer