В Минратоусе царил хаос.
Хаос начинался от гигантских городских ворот, около которых бессменными статуями застыли дежурные големы, охватывал площади, расползался ядовитыми испарениями по многочисленным улицам, заполненным бродягами, нищими, погорельцами и беглецами, которые спасались от наступающей армии варваров.
Хаос вливался в наглухо запечатанные окна высоких, белоснежных молчаливых башен магистров, всачивался в сердца и души и безумным отчаянием отсвечивал в глазах бывших холеных аристократов. Хаос завершался в постоянно осаждаемом толпой здании Сената, где непрестанно велись заседания о том, как выйти из положения, и ни одно не приносило пользы.
Это было словно воплощение Зазикеля, возрожденного первозданного смятения. Крылья Древнего раскинулись над Тевинтером, в эйфории своего торжества острыми крючьями впиваясь в его обескровленное, истощенное сердце.
Боги не жалеют и не щадят, и слабые должны погибнуть.
А толпа требовала хлеба.
На настоящий момент Империя потеряла около двух третей своей территории, в том числе и плодородные поля на юге. А жара этого года действительно выглядела почти карой свыше: практически весь урожай был утрачен, скот падал от моровых болезней, и угроза голода, несмотря на все изначально оптимистические прогнозы, стала более чем реальной.
— От внутреннего бунта нас защищает только Центральный дивизион, — хмуро себе под нос пробормотал Гессариан, отворачиваясь от окна. — Но я боюсь, если армия Андрасте все же подойдет к столице, нас не спасет и это.
Вигорт тяжело передернул плечами.

Прошло уже несколько месяцев с того времени, как он вернулся в Минратоус. Успешно бежав с поля битвы, он всего раз наткнулся на разведывательный патруль варваров, не стал ввязываться в сомнительный поединок, а сделал солидный крюк к западу. Там Вигорту повезло нагнать отступающие части дивизиона Се-Тев, который в спешке зализывал раны.
На вопрос командиров о том, что им теперь делать, магистр мог только отводить взгляд и сухо пожимать плечами.
Что делать, он не знал. Но только не сдаваться.
Вступать в очередное сражение с пополнившей своей ряды армией Андрасте было полным безумием, поэтому Вигорт согласился с мнением командующих о том, что стоит пока что дождаться подходящего момента, и позволил огрызкам дивизиона отступить дальше на запад, через Безмолвные Холмы к Вейсхаупту.
Так еще оставалась надежда на помощь Серых Стражей. Официально те не вмешивались в разборки Империи, но вряд ли остались бы равнодушными к осаде их собственной крепости.
Сам Вигорт спешил в Минратоус.
Путь в столицу занял намного дольше, чем ему хотелось: приходилось искать обходные пути, ускользать от расползшихся отрядов, высланных Мафератом. Приходилось признать, что вождь аламмари при всем своем «не аристократическом» происхождении был прекрасным полководцем и отлично понимал, что нельзя давать Тевинтерской армии опомниться после поражения и вновь собраться с силами.
Тогда против них было солнце и неожиданно появившееся подкрепление в лице эльфов Шартана. Но в другой раз все может быть иначе.
Война еще не была проиграна.

— Война еще не проиграна, — повторил Вигорт, отвечая своим мыслям. Развернулся к устало осевшему на кресло Гессариану. Архонт, казалось, растерял все свои силы, его тело выглядело немощным, усохшим и дряблым. — Даже если варвары соберутся прямо под стенами Минратоуса. Маферат не дурак, он понимает, что столицу с наскока им не взять. Это выльется в годичную осаду как минимум, а их резервы тоже не вечны.
Гессариан чуть качнул головой.
— Запасы пищи заканчиваются, Вигорт. Продержаться год будет… проблематично.
Подтекстом звучало: проблематично будет удержать чернь от бунта. И даже лощеные аристократы могут попытаться выступить против Сената, чтобы сохранить себе жизнь — уже неважно, какой ценой.
Сколько останется на их стороне?
Маг стиснул зубы, резко выдыхая — злость и раздражение вспыхнули комком где-то в груди и тут же скрылись за непроницаемой сталью.
— Даже если мы не продержимся год, варвары об этом не знают.
С минуту они смотрели друг другу в глаза: два волка — один, уставший от многолетнего груза и почти сдавшийся, другой — холодно-жестокий и еще готовый драться насмерть за свою законную добычу.
И Гессариан уступил, отвел взгляд.
Повел плечами, опустил веки, словно пытаясь спрятаться от всепроникающего солнца, которое, казалось, теперь обступало их со всех сторон.
— Даже если так… это еще не все. Мне докладывали, что в народе начались волнения. Идеи Андрасте слишком заразительны… даже среди магов. И эта вера в Создателя, вера во всепрощение и милосердие, она в какой-то степени привлекательнее для людей, чем вечная война и сражения. Они больше не хотят верить Древним, Вигорт.
Магистр отвернулся, сложил руки за спиной.

Боги отвернулись от людей, и люди платят тем же. Потому что люди слабы, потому что им требуется защитник, тот, на кого можно сложить свои проблемы и обвинить в своих бедах. Древние не принимали на себя ответственности.
А вот Создатель… На Создателя можно было сгрузить все, что угодно, начиная от личной тупости и заканчивая смертью жены.
Действительно удобно.
И Вигорт внезапно осознал, что всем этим разговором Архонт очень легко и ненавязчиво подводил его к одной-единственной мысли, которая выглядела абсолютным кощунством, которая была безумной, нереальной, возмутительной…
И правильной.

— Смена религии, — хрипло произнес Вигорт. Слова давались с трудом, горячим свинцом проталкивались через горло. — Ты хочешь устроить смену религии. Принять — официально и по закону — веру Андрасте…
Принять. Веру. Андрасте.
Гессариан остро взглянул на него, пробежался сухими длинными пальцами по резному подлокотнику кресла.
— И заключить мир, Вигорт. Понимаешь? Мы ничего не потеряем, если подпишем эти несколько бумаг. Какая к демону разница, кому будут поклоняться толпы?! Древние боги, Архидемоны, Создатель — дело только во внешнем виде церквей и храмов. А Империя обретет уже утраченных союзников.

Первым инстинктивным желанием Вигорта было четко и конкретно высказать старому пню все, что он думает о подобном плане. Но, задумавшись на мгновение, магистр вдруг начал понимать, что идея не выглядит такой уж безнадежно провальной.
А Древние…
А Древние никогда не требовали поклонения себе. Они принимали дань Уважения и делились силой. И карали неудачников. И вознаграждали дерзких. Но они никогда не просили возводить себе храмы или верить в них, как в единственно возможных богов.
Символика — пустое слово, пустые жесты, пустые ритуалы. Главный ритуал всегда лишь в сердце.

— Да, — медленно, невообразимо медленно произнес Вигорт, все еще не в состоянии толком поверить, что он говорит это. — Да, это может сработать.
Гессариан тяжело поднялся на ноги, задумчиво провел пальцем по губам, словно уже прикидывая масштабы грядущей работы. Хотя, как осознал боевой маг, старик уже давно все просчитал сам. И пришел к выводу, что это наилучший вариант из всех возможных. А сейчас еще и сумел убедить в этом Вигорта.
А эта старческая немощь, эта усталость — все показное?
Волк еще умеет скалить зубы.
«Никогда не недооценивай Архонта», — вспомнил магистр древнее негласное правило всех имперских политиков. Те, кто так делал, обычно плохо заканчивали свою карьеру. А Вигорт, помимо всего прочего, искренне хотел остаться в выигрыше.
Но сейчас был тот самый момент, когда и здравый смысл, и интуиция дружно требовали согласиться, и маг не стал больше спорить.

— Надо будет убедить Сенат, — чуть наклонив голову, произнес он, не сводя пристального взгляда с вновь застывшего у окна Гессариана. — Полагаю, здесь моя помощь вам уже не будет нужна. Я займусь… агитацией.
Внутренней пропагандой.
Архонт едва заметно кивнул, бледные пальцы скользнули по белоснежному подоконнику и спрятались в длинных рукавах мантии.
— И составь послание для Андрасте. Потом покажешь мне, я подпишу. Надо, чтобы на этот раз нам поверили.
Надо, да.
«На сей раз это будет намного сложнее», — думал Вигорт, откланиваясь и широким шагом покидая приемный кабинет Гессариана. После провалившейся попытки дипломатии в прошлый раз варвары будут везде подозревать надувательство и очередной обман. И как же их теперь убедить в том, что пора заключать мир?
А очень просто.
Очень просто, потому что у обеих сторон уже иссякают силы, и никому не хочется, чтобы эта война затянулась еще на несколько лет — а так все и случится, если Империя не подпишет перемирия с войсками Пророчицы. А люди… Люди скоро устанут воевать, и Создатель уже не будет казаться таким милосердным и справедливым.
Конец такой войны не определен, и хотя бы Маферат должен это понимать.
Ну это если не учитывать то, что вождь аламмари теперь искренне ненавидит самого Вигорта…
А значит, бумага должна быть составлена максимально открыто и честно, что Империя должна четко обозначить все уступки, на которые она согласна пойти и на которые никогда не решится. Сенат должен остаться у власти, хоть варвары, наверное, потребуют независимости южных земель. Империя должна остаться Империей, влияние магов должно остаться тем же. А вера… Вера действительно пустяк.
Вигорт молча взглянул на сияющую, словно вопреки всему, белую стелу — как, казалось, давно он так же смотрел на нее после заседания Сената…
Да простит его Зазикель.

Ответ от Пророчицы на предложение мира и сотрудничества пришел через несколько недель — ровный, отчетливый и однозначный.
В нем было ровное, отчетливое и однозначное «нет» на все посулы Архонта.
Сказать, что Вигорт был в бешенстве, означало очень сильно преуменьшить душевное состояние боевого мага. И только огромным усилием воли он заставил себя запереть эмоции где-то в далеком уголке души и сосредоточиться на настоящем.
Гессариан прочел пергамент, подписанный какой-то странной закорючкой, что, видимо, должно было символизировать знак Андрасте, и молча передал послание Инесее.
Сегодня их было трое — магистресса активно взялась за реорганизацию церковных основ и внедрения их в массы. Вместе с Вигортом за последнее время они успели создать относительно неплохую сеть глашатаев и агитаторов, которые выступали на площадях и возвещали о скором приходе Создателя.
И, конечно же, о доброте и заботе многомудрого Сената и Архонта, которые, не щадя самих себя, пекутся о благе народа.
Все это, разумеется, было завернуто в красивую упаковку, так что придраться было не к чему. Многовековой механизм пришел в движение и начал раскачиваться, пусть со скрипом, но неумолимо набирая скорость. Остановить его теперь уже не представлялось возможным, они могли только осторожно придавать направление.
И все было совсем неплохо. Все казалось вполне решаемым, и даже проблема голода уже не выглядела настолько опасной.
До того момента, как был получен ультиматум Андрасте.

Инесеа, сидящая в роскошном кресле, аккуратно свернула пергамент, изящно закинула ногу на ногу, словно нечаянно оголив узкую, аристократически бледную лодыжку. У этой женщины все получалось будто бы нечаянно, и в этом таилась ее непредсказуемость.
Непредсказуемость. Страсть. И опасность.
Вигорт встряхнул головой, возвращаясь в действительность, но все же успел заметить, как Инесеа едва заметно улыбнулась уголком рта.
И вновь стала холодно-серьезной.
— Это писала женщина, мессеры, — мягко протянула она, отдавая пергамент Гессариану. — Она действует, как велит сердце. Если вы хотите, чтобы повелевал разум, вы должны вести дело с мужчиной.
Вигорт уже и сам думал об этом. Фанатичная вера Андрасте не могла позволить ей сделать шаг к перемирию и компромиссам с ненавистной Империей. Пророчица видела только белое и черное, но в политике не бывает белого и черного, там вообще нет экстремумов и абсолютных истин.
Только наименьшее зло. И наибольшая выгода.
— Наш единственный шанс — убедить Маферата, — тяжело произнес Архонт. Покосился на неподвижного магистра. — Вигорт, ты знаешь его лучше всех…
Боевой маг качнул головой.
— Он вряд ли согласится иметь дело со мной.
— Он согласится, — уверенно пропела Инесеа. Чуть усмехнулась. — Он согласится, потому что ни один мужчина никогда не упустит своей выгоды. Говори с ним на его языке, Вигорт, и он согласится.