В Антиве всегда пахло специями. Запах имбиря и корицы упорно витал в воздухе квартала, где пекли хлеб, а кардамона и шафрана — рядом с домами местных аристократов или торговых принцев. Даже средь улочек с кожными или оружейными мастерскими, где обычно стойко держался аромат стали, гари и помоев, иногда проскальзывало благоухание паприки или тмина.

И Табрис это нравилось. Ферелден с его извечной грязью, промерзшей землей и контрастирующими с серыми, будто бесцветными полями яркими, огромными зелеными лесами за столько лет уже угнетал. По сравнению с ним, холодным и скользким, солнечная Антива с пожухлой рыжеватой травой казалась пристанищем Андрасте. Даже несмотря на интриги, плетущиеся ежесекундно из пыли, разговоров и воздуха.

А еще здесь, в краю беззаботных разбойников (по крайней мере, она думала именно так), никто не смотрел ей в рот, не ловил каждое слово и не запоминал незначительные промахи или незнание этикета. И тем более не вспоминал о Серых Стражах, только взглянув на ее смуглое лицо. Но Каллиан об этом предпочитала молчать: после торжественного сожжения кирасы с вышитым на ней грифоном было принято считать прежнюю жизнь законченной и забытой. Но все же избавиться от трофейного оружия эльфийка не смогла, хотя Зевран и порывался утопить его в Амарантайнском океане: лицо королевы Аноры, ставшее во время коронации белее мела, никак не желало выходить из головы, вызывая злую, но довольную усмешку. Только вот с пояса их снять пришлось: ни Ворону, ни ей не хотелось, чтобы их нашли. По крайней мере так скоро.

— Знаешь, зато она знатно горела, — мягко заметил Араннай во время очередной прогулки по рынку, придерживая ее за руку.
— Мне никогда не шел синий. Все к лучшему, — Табрис слегка пожала плечами, пытаясь еще сильнее распахнуть ворот рубашки. — Здесь хорошо. Только жарко.
— Могла бы одеться чуть легче, — предположил эльф. — Хотя твоя соблазнительность от этого не убавилась бы.
— И выглядеть, словно шлюха? Нет уж, спасибо, — женщина мило улыбнулась. — Иначе пойдет слух, что ты плохо выбираешь себе пассий. Не хочу портить твою репутацию.
— У меня была всего лишь одна оплошность, любовь моя, — рука Зеврана по-хозяйски легла на ее талию. — И то очень давно.
— Неужели так много времени прошло? — встрепенулась Каллиан. — Десять лет прошло уже…
— А ты все так же красива, — Араннай улыбнулся.
— Подлиза, — довольно протянула Табрис, привычно обернувшись к мужчине за поцелуем. — Не балуй меня — привыкну.

В антивских трущобах специями, пожалуй, пахло даже удушающе. Пучки шалфея и еще с десяток неизвестных трав свисали с бельевых веревок и крыш самых захудалых домов. Там, где улицы все еще были выложены камнем, в огромных щербинах вместе с мелким мусором прятались и облетевшие листья с ароматных веников, которыми размахивали чумазые загорелые женщины, пытаясь вымести въевшуюся в сами дома пыль на улицу.

Аромат специй заглушал привычный для подобных мест душок разложения и смерти. Трупы умерших от голода людей и эльфов отчего-то не сжигали, а оставляли гнить в канавах с помоями или в самых дальних переулках. Табрис казалось, что они высыхают под настырными лучами солнца, а потом превращаются в пыль. Или в ароматные специи — кто знает? В конце концов, и того, и другого в Антиве было с достатком.

Впрочем, в Ферелдене даже в королевском дворце пахло протухшей капустой. По сравнению с этим даже особенный, неописуемый запашок Глубинных троп, заброшенных тейгов и заваленных некогда пещер был разве что неприятным дополнением ко всем остальным опасностям, скрытым в темных, покрытых вековой паутиной углах.

— Леди! Леди! Вы так странно выглядите! — перед ней, нагло задрав голову вверх, стояла маленькая девчонка лет восьми, улыбаясь щербатым ртом. Каллиан лишь где-то в глубине души уповала на то, что пара передних зубов у нее отсутствовала не потому, что их кто-то выбил.

К сожалению, думать подобно об обрезанном до середины когда-то остром ухе не получалось. В денеримском эльфинаже так клеймили изгоев: тех, кто не хотел молчать или повиноваться. Клеймили чаще всего свои. Нескольких таких вот «своих» больше никто не видел — ровно после того, как они втроем подкараулили вечером Шианни.

— Леди! А смотрите, как я умею! — и девчонка, пару раз прямо перед ней неуклюже помахав руками, подпрыгнула, прогнувшись и перевернувшись назад. Приземлилась она, как прирожденный циркач, чуть спружинив на ноги. — Ну как? Здорово? А дадите монетку?
— Конечно, — задумчиво протянула Табрис, выудив серебряк из кармана штанов.

Обычно она не отличалась сочувствием и уж тем более не подавала бродяжкам. Но что-то в этой радостной, улыбающейся эльфийке было иное, антивское. Солнце, а не вечная загнанность и тоска во взгляде, беспечное поведение, бодрый, громкий голос… Все же здесь все было совсем по-другому.

— Эй, постой-ка, — Зевран, появившийся из ближайшего дома, проворно ухватил резво бегущую девчонку за шиворот. — А теперь иди и верни леди свой сувенир.

Каллиан недоуменно вскинула бровь, переводя испытующий взгляд то на маленькую беспризорницу, то на мужчину.

— Ой, сэр Араннай? Извините… — смущенно пробормотала девочка, возвращаясь обратно и вытягивая из складок явно великоватой рубашки резной, извилистый кинжал. — Простите, леди.

Эльфийка почтительно поклонилась и поспешила скрыться за ближайшим поворотом.

— Да ты местная знаменитость, — ехидно прокомментировала Табрис. Пропажи оружия, к собственному стыду, она не заметила. — Даже дети здороваются!
— Зависть — плохое чувство, — мужчина незаметно прыснул себе в кулак. — Эти люди много сделали для меня несколько лет назад, любовь моя. Но это все же не самый благополучный район. Здесь каждый если не ворует, то уж точно когда-то до этого воровал.
— Как будто в более богатом квартале дела обстоят по-другому, — проворчала эльфийка, чуть нахмурившись. — Карманники везде в достатке.

В просторной комнате стоял устойчивый запах кардамона, а на огромном, чуть ли не во всю стену, окне висели тяжелые, всегда плотно задернутые шторы. Каллиан они жутко раздражали: ей хотелось смотреть на ночной город, свешивать наружу ноги, как девчонка, а приходилось сидеть, глядя в темную стену или на какую-нибудь второсортную, непонятную картину. У нее не было дел в Антиве — абсолютно, зато они имелись, пожалуй, даже в избытке у Зеврана. И он ее к ним, насколько это вообще было возможно, старался не подпускать. После десяти с лишним лет служения ордену, после долгого бегства и путешествий солнечный город стал для них обоих чем-то вроде убежища. Неважно, от кого: от призраков прошлого или же от настырных наемников.

Антива перестала быть пристанищем Воронов — высококлассных убийц.

— Ты вновь решила отпустить волосы? — тихо поинтересовался Зевран, обнимая, сомкнув руки под ее грудью. Он всегда подбирался незаметно: открывал бесшумно дверь и не скрипел старыми половицами. Воздух, казалось, впитывал все посторонние звуки, когда ему это было нужно.
— Я думала, что тебе нравилась длинная прическа, — Табрис задумчиво потянулась. Решение несколько лет назад лишиться каштановой копны было спонтанным, но тем не менее здравым: коса только мешала в бою.
— Ты мне нравишься любой, любовь моя, — Аранай улыбнулся.

Каллиан неопределенно пожала плечами, пытаясь, не разорвав объятий, повернуться.

— Знаешь, я посчитала, что у настоящей матери должны быть красивые, ухоженные, длинные волосы.
— Мать? — переспросил мужчина, ласково коснувшись губами сухой щеки своей эльфийки. — Кэл?
— Да. Я сказала то, что сказала, — и Табрис счастливо зажмурилась. — Ты все понял правильно. Я, по крайней мере, на это надеюсь.

Антива давно перестала быть городом Воронов, превратившись в теплый дом для двух вечных беглецов.
А еще в Антиве всегда пахло специями, и Каллиан это безумно нравилось.