Фенрис сам не заметил, как сдался.
Битва была проиграна задолго до того, как в спальне Хоук был оформлен безжалостный акт о капитуляции с аннексией в виде сердца тевинтерского эльфа, которое отныне ему не принадлежало.
Началось всё задолго до того момента, как Марианна с горящими глазами набросилась на Фенриса и, прижав того к стене, принялась покрывать горячими поцелуями его лицо.
Признаться, у эльфа тряслись коленки в этот момент, да и душа ушла куда-то в пятки в то мгновение, когда мощные руки Хоук впились в его плечи железной хваткой. Но он решил принять все испытания, которые уготовила ему судьба, как настоящий мужчина.
Он не предполагал, что всё зайдет так далеко. Фенрис отдавал себе отчёт в том, что, переступая порог этого дома сегодня ночью, он может обречь себя даже на смерть в том случае, если все эти годы Марианна всё же гонялась за его головой, как он и думал в самом начале. Но ему необходимо было с ней объясниться. Слишком много всего перемешалось в его мыслях: ненависть к магам, Адриана, внезапно обретённая сестра… Но всё это затмевала простодушная улыбка Хоук на пол-лица в тот момент, когда она хлопала в ладоши и с восторгом произносила: «Ой, как это чудесно! Теперь у меня будет ещё одна сестричка!» Фенриса тогда это разозлило больше всего. (Какая ещё её сестричка? Это его сестра нашлась!)
Едва успев увернуться от очередных непрошеных объятий Марианны (он уже подловчился предугадывать, какой именно рукой и за какое место на этот раз она норовит его ухватить), он зло пробурчал, что не нуждается ни в чьём сочувствии, и выбежал из пещеры.
Ему необходимо было побыть одному. Он бы не выдержал ещё одной лекции Марианны о том, что сегодня его меч вошёл в тело врага под неправильным углом. В целом Фенрис находил эти замечания очень полезными и понимал, что она даёт ему подобные советы исключительно из добрых побуждений (хотя ещё два года назад свято верил, что она так над ним издевается). Но не в этот раз. Не сейчас! Ему необходимо было разобраться в себе.

Когда Хоук перестала его пугать? Когда её полный вожделения взор перестал казаться ему взглядом хищника перед прыжком (хотя даже сейчас он ловил себя на мысли, что не видит особой разницы)?
Может, его защитные баррикады пали в тот момент, как он увидел её заплаканное лицо?
Слёзы отнюдь не красили Марианну. И вопреки тому, что поётся в песнях, гримаса страдания отнюдь не облагораживала девушку. Ни её опухшие глаза, ни покрасневший нос, ни скривлённые губы не казались эльфу прекрасными ни тогда, ни сейчас. Но это был первый раз, когда Фенрис видел, чтобы Марианна Хоук плакала.
Она могла невпопад рассмеяться прямо посреди речи сенешаля, могла глупо улыбаться, глядя, как уличные ребятишки бьют друг друга деревянными палками (более того, могла начать им подсказывать). Могла решительно идти в бой, распугивая соперников одним только своим суровым видом.
У эльфа Марианна легко ассоциировалась с генералом, возглавляющим огромное войско в битве. У него не вызывала диссонанса мысль о Хоук, укрощающей гигантского дракона голыми руками. И всё же Фенрис никогда не мог представить себе, чтобы эта сильная девушка плакала так, как рыдала она, передав сестру Серым Стражам.

Аккуратно пристроив руку Бетани на плече Струва, Марианна ласково прикоснулась к щеке родственницы и с нежностью, какой вряд ли ожидаешь от неё, произнесла:
— Всё будет хорошо.
— Успокойся, сестричка, — едва слышно прошептала Бет и попыталась улыбнуться. — Держись.
— Всё будет хорошо, — прошептала старшая Хоук ещё раз. Потом ещё раз, на этот раз твёрже и громче, узрев сомнительное покачивание головой Струва. — Всё будет хорошо!
«Всё будет хорошо», — вторила Марианна, как заклинание, снова и снова, пока Стражи и их новая спутница углублялись в тоннели Глубинных троп.
И только лишь когда их спины в синих одеяниях окончательно скрылись в темноте узких гномьих проходов, Хоук замолчала. Внезапно обессилев, она рухнула на колени и… заплакала. Громко, навзрыд.
И тут в груди Фенриса что-то щёлкнуло. Девушка, которая только что старалась подбодрить смертельно больную сестру, хотя сама сдерживала слёзы из последних сил, которая так искренне страдала, переживая возможную потерю близкого человека, могла ли она в самом деле желать убить его?
В ту минуту Фенрис пересмотрел своё отношение к Хоук. Он стал лояльнее относиться к её приставаниям (которые не только не уменьшились, но даже участились), стал теплее думать о ней и даже приглашать иногда распить с ним по бутылочке «Агрижио Павалли». Впрочем, поскольку отныне Марианна вела строгий учет всего вина в его погребе, иных путей приложиться к спиртному у него просто не осталось (пить пиво в «Висельнике», напоминающее по вкусу нагову мочу, не хотелось).

И всё же Фенрис не был влюблён в Хоук даже тогда, когда она преподнесла ему первый в его жизни подарок. Эльф мог бы поклясться в отсутствии любви к ней тогда, потому как в тот момент мечтал свернуть ей шею.
Книга! Ха! Она решила подарить ему книгу! И опять с этой глупой счастливой улыбкой от уха до уха!
И её предложение научить его читать отнюдь не показалось ему привлекательным. Он, пожалуй, хотел научиться. Но горящий взор собеседницы не на шутку пугал.
Возможно, Фенрис окончательно понял, что неравнодушен к Хоук (может, и не влюблён, но уж точно не равнодушен), когда она крикнула в лицо работорговцам, пришедшим по его душу: «Фенрис — не раб! Он свободный эльф!»?
Все эти воспоминания раз за разом всплывали в голове тевинтерского эльфа, когда он несколько дней плутал по предместьям Киркволла, не желая возвращаться в имение, где, вне всяких сомнений, его ждёт девушка — причина его душевной сумятицы.
Ещё не разобравшись с мыслями окончательно, ещё не осознав, что бой им давно проигран, Фенрис той роковой ночью пробрался в особняк Амеллов.
Он хотел сказать спасибо, он хотел извиниться, и, возможно, он втайне хотел того, что произошло потом. Хотя уж точно не планировал.
Он же не знал, что это давно и тщательно планировала Марианна!
Ах, сколько раз она мечтала, что прижмёт своего драгоценного эльфа к себе и, зажав в углу, как паук бабочку в своей паутине, не даст ему вырваться. Годы диких фантазий, приправленных реальными практическими советами Изабеллы, в эту ночь должны были воплотиться в жизнь.
Если бы Фенрис не пришёл к Хоук сегодня сам, она бы всё равно нашла его. Она ведь только что вернулась из его имения, где вела многодневное дежурство в ожидании возвращения хозяина.
И теперь Марианна тащила едва передвигающего ноги (но при этом совсем не сопротивляющегося) эльфа по направлению к спальне, где лириумному красавцу предстояло окончательно признать свою капитуляцию.


Из того, что он помнил, это был самый ужасный день в его жизни…
Дождавшись, когда Хоук наконец уснёт, Фенрис в потёмках оделся и на цыпочках побрёл к выходу. Не дойдя до вожделенной двери, представавшей сейчас в его сознании райскими вратами, он, слегка постанывая, облокотился на камин, чтобы перевести дух. Всё тело ломило. При этом эльф не мог однозначно сказать, что стало источником этой боли: его тату или то существо, что сейчас сладко сопит на измятых простынях?
Фенрис мог сказать с уверенностью, что тут не обошлось без Изабеллы. Вряд ли бы Хоук сама могла додуматься до… Нет-нет, он даже не хочет вспоминать об этом! Не то чтобы ему не понравилось…
О Создатель, о чём он только думает?!
Эльф взглянул на своё правое запястье, на котором отчётливо виднелись опухшие ссадины — следы от веревок. На камине обнаружилась алая лента, которой Марианна обычно перевязывала рукоять своего меча. Она думала, что бабочка на гигантском оружии делает её более женственной. Поскольку ленты то и дело оказывались в крови (с этой точки зрения красный — наиболее практичный цвет, раньше Хоук предпочитала голубой), их приходилось часто менять. Фенрис подумал, что пропажи одной ленточки хозяйка не заметит, и воспользовался тканью в качестве средства для перевязки. Эльфу почему-то не хотелось, чтобы Марианна видела его раны и корила себя за это. Или ещё хуже — начала жалеть самого Фенриса.

Внезапно со стороны кровати послышалось шуршание. Это Хоук, сладко зевнув, стала шарить руками по простыне, рассчитывая наткнуться на спящего под боком эльфа (и пощупать его всласть). При взгляде на мощные накаченные руки Марианны у Фенриса мурашки побежали по коже от ещё свежих воспоминаний… Молодой человек поспешил отвернуться и вперил взор своих зелёных глаз в дальний угол комнаты, где-то между сундуком и крысиной норой.
— Фенрис? — голос девушки был полон лёгкого недоумения и призывного желания одновременно.
Перед таким голосом трудно было устоять. И эльф бы даже не пытался, если бы не его татуировки… и не советы Изабеллы.
Фенрис печально вздохнул и уставился на горящий огонь в камине. Будто языки пламени могли дать ему ответ на вопрос, который он отчаянно хотел получить.
— Неужели, — осторожно спросила Хоук, тщательно подбирая слова, чтобы не задеть любовника и при этом не оскорбить себя, — всё было… так плохо?
— Это было… нормально, — ответил тевинтерский эльф нехотя. Он долго подбирал в уме подходящее слово, прокручивая возможные варианты развития событий. Ведь если Марианна посчитает, что Фенрис её смертельно обидел, живым из особняка Амеллов эльф может уже и не выбраться.
— Нормально?!
Фенрис всё ещё не смотрел в сторону кровати, но по тону Хоук понял, что она явно недовольна его ответом. Молодой человек развернулся и увидел, как голая Хоук сидит в кровати и сердито хмурится. На кого она злится? На себя? Или на него? Если последнее, то это может быть очень опасно.
— Нет, не так, — эльф тяжело вздохнул и почесал лоб, — это было лучше, чем я мог даже мечтать (вот уж правда, о таком я мечтать никак не мог). Просто…
Фенрис всё ещё не был уверен, что хочет всё рассказать Хоук. Но она смотрела на него таким выжидательным взглядом, словно видя его душу насквозь, будто догадываясь обо всех его внутренних терзаниях, так, как будто способна дать ответ на все его многочисленные вопросы, стоит ему только задать их вслух.
Ну конечно нет! Она не могла знать, не могла догадываться. Фенрис знал Хоук уже достаточно долго, чтобы понять, что за стальным прессом и кровожадной ухмылкой скрывается, в сущности, большое наивное дитя.
— Воспоминания, — внезапно сам для себя произнес Фенрис. — Во время этой ночи ко мне внезапно стали возвращаться воспоминания, сцены из прошлого…
Марианна расцвела:
— Ну так это же хорошо! Значит, будем проделывать это, пока к тебе полностью не вернётся память!
Эльфа от подобного предложения прошиб холодный пот. Он предпочёл сделать вид, что не замечает призывно протянутых к нему женских рук и что отступает мелкими шагами к камину исключительно потому, что ему холодно, а не от того, что к нему медленно приближается Марианна.
— Это… это слишком быстро, — выдавил из себя Фенрис, отчаянно взмахнув руками. — Я… я просто не могу! Пожалуйста, прости меня!
И молодой эльф кинулся прочь, едва не споткнувшись о сундук и по ходу обрушив на пол кувалду Хоук.

Когда новоиспечённый любовник исчез за дверью, Марианна недоумённо оглядела себя.
Было ли во всем случившемся повинно орлесианское белье, которое Изабелла посоветовала специально для такого дня? Или была в том вина самой Хоук? Может, для Фенриса она оказалась недостаточно женственной?
Девушка придирчивым взглядом оглядела себя в небольшое зеркальце над камином.
Впрочем, зачем гадать? Она просто подождёт, пока эльф сам всё расскажет. Она даст ему небольшую передышку и начнёт охоту вновь.
Марианна улыбнулась, обнаружив засос у себя на шее.
Пташка уже в силках. Просто она пока отчаянно трепыхается.

«Пташка» в задумчивости брела домой по ночному Верхнему Киркволлу, вновь и вновь прогоняя в голове события прошедшей ночи. Ужасной ночи! Потому как мгновения безграничного счастья были прерваны воспоминаниями, всплывшими в памяти сценами, которые бы Фенрис предпочёл не вспоминать никогда!