Сила в Тени ощущалась совсем иначе, чем в реальности.
— Я не знаю, что такое на самом деле Тень, — Тирол, стоявший рядом, поежился от резкого порыва налетевшего невесть откуда ветра. — Все люди уходят в Тень во сне… но обычно даже не понимают этого. Маг может выйти в Тень будучи в сознании с помощью особых ритуалов. Но мы до сих пор не поняли, что же это за место. Другой мир? Другая реальность?

Скверна черными каплями стекает с ладони.
Магия крови. Запрещенная среди верхних. Непредсказуемая. Опасная.
Но у них не было лириума, чтобы использовать стандартный способ. И не было Круга магов, которые могли раскрыть им Тень. Пришлось действовать так.
Это оказалось намного легче, чем он мог предположить. Тирол мельком упомянул о том, что очень многие из эмиссаров используют магию крови, хотя сами вряд ли толком понимают ее природу.
Он не стал спрашивать, где верхний это узнал.

Тирол обхватил себя руками, его била дрожь. Магия крови забирает немало сил… хотя сам эмиссар не чувствовал ровным счетом ничего. Скверна провела его в Тень; так же, как и кровь, скверна отгоняла демонов, почуявших человека.
Он повернулся к Тиролу.
— Здесь можно жить? Бывали ли случаи, когда маги не возвращались из Тени?
Верхний поморщился.
— Да, бывали. Демоны искусны, они преображают окружающий мир в то, что человеку больше всего хочется увидеть. Тот, кто потерял семью, видит себя рядом с родными, тот, кто мечтает о власти, окажется на троне… Много было таких, кто решил остаться. Это так легко — променять реальность на сказку.
Над головой серое небо и нет солнца.
Он развернулся, осторожно дотронулся когтями до одного из покореженных деревьев, что точно колья выпирали из сухой земли.
Вряд ли он захотел бы здесь остаться.
— Ты не знаешь, что есть реальность, Тирол, — негромко произнес эмиссар. — Может быть, Тень так же реальна, как и наш мир? Может быть, мы как раз спим, когда возвращаемся, а здесь получаем шанс воплотить то, о чем мечтаем.
— Слишком много «может», — недовольно пробормотал маг. Философские дискуссии довольно быстро начинали ему надоедать; Тирол был практиком, а не теоретиком. Но сейчас он терпел: еще был должен за недавнее слияние. — Нам просто повезло, что пока что рядом нет ни одного демона.
Гарлок чуть оскалился в ухмылке. Он был бы не прочь взглянуть на духов. Хотя бы из чистого любопытства.
— Ты говорил, они стараются завладеть телом мага. Нас здесь даже двое, так почему они не приходят?
Туман окутал крайнее от поляны дерево, и оно незаметно растворилось в воздухе. Тень не может оставаться постоянной, она все время меняется. Ему потребовалось немало времени, чтобы привыкнуть к этому.
Если к этому вообще можно привыкнуть.
Тирол передернул плечами.
— Полагаю, что твоя скверна их отпугивает. Демоны не охотятся за порождениями тьмы, им не нужна пустая оболочка без души.
Эмиссар повернулся к нему, бесстрастно встретил колкий взгляд верхнего.
— Думаешь, у нас нет души?
Маг раздраженно махнул рукой и отошел на несколько шагов, присев на причудливой формы багровый камень. Чуть прикрыл глаза, взывая к своей магии, и лазурная аура искристым облаком окутала его тело, затягивая, заживляя кровоточащий порез на ладони.
Гарлок молча смотрел, как силуэт Тирола растаял в тумане.
Опять без ответа.

Чтобы оставаться в Тени в сознании, а не во сне, нужен либо лириум, либо кровь — как только подпитка исчезает, мир затягивает прореху в Завесе.
Скверна действует похоже, но все-таки иначе. Ему еще предстояло разобраться с этим. Раз уж здешние обитатели не собираются ему мешать.
Так много планов. Так мало времени.
Чем так ценна душа?
Тирол рассказывал, что опасных магов верхние усмиряют — уничтожают душу в Тени. И это то, чему многие предпочитают смерть.
Непривычная концепция. Странные решения.
Как можно однозначно решить, есть она у кого-то или нет? По каким формулам, каким чертежам можно вывести такие расчеты? Свобода воли, которой нет у порождений тьмы? Право выбора?
Или чувства, которые они могут испытывать?
Но ведь «братья» тоже что-то чувствуют, пусть даже это все окрашено в черный, как сама скверна, пусть это только голод, злоба и страх, но ведь это тоже чувства. Разве они виноваты в том, что просто не могут иначе?
Есть ли у него самого душа?

Голубой свет кристаллов резкими отблесками ложился на книжные стеллажи, вскрывал затаившиеся по углам тени. Тени дергались и стремились спрятаться глубже, отступить туда, где их не настигнет беспощадная лазурь.
Эмиссар неподвижно сидел за одним из немногих уцелевших каменных столов, невидящим взглядом уставившись в противоположную стену.
Книга перед ним оставалась открытой на последней странице уже более часа.
До этого он не думал, что знание может быть таким жестоким.
На какой-то миг ему даже захотелось, чтобы он никогда не находил ее — небольшой потрепанный дневник в кожаной обложке, заметки какого-то безымянного воина. Или чтобы он тут же отложил его в сторону вместо того, чтобы поддаться природному любопытству и мельком пролистать первые несколько страниц.
Знать оказалось слишком тяжело.
 
Он называл себя Серым, тот, кто писал дневник — короткие заметки на случай того, что истина будет затеряна во времени. На случай, если среди людей не останется больше Стражей, чтобы провести ритуал, не останется больше тех, кто сможет выступить против Мора.
Мор.
Бич человеческого племени. Ненависть, постоянная ненависть к тем, кто разносит его. Ненависть к порождениям тьмы.
Против Мора нет лекарства. Только огонь и железо могут загнать скверну обратно под землю. Только смерть.
Чтобы через несколько десятков или сотен лет все повторилось по новой.
Неизвестный Страж описал ритуал: как верхние пьют кровь порождений тьмы, заражая себя скверной. Как выживают единицы — и потом следующие тридцать лет боятся спать, пока скверна наконец не возьмет верх и не начнет свои изменения.
Как потом уходят на Глубинные тропы в одиночку, чтобы встретить смерть.

Негромкие шаги позади заставили вздрогнуть и отвлечься, но гарлок не нашел в себе силы обернуться.
— Послушай, я хотел спросить…
— Тирол, — слова прозвучали неохотно и тяжело, словно свинец проталкивался через горло. — Ты не сказал мне, что ты Серый Страж.
Маг осекся на полуслове.
Он почувствовал-услышал, как человек рвано выдохнул, скрывая вновь нарастающее раздражение и гнев, и отошел к противоположной стене.
— Откуда ты узнал?
Эмиссар чуть качнул головой, переплел длинные пальцы.
— Один из ваших оставил заметки на случай, если потребуется возродить Орден. Дневник… Неважно. Почему ты мне не рассказал, Тирол? Я же спрашивал тебя, почему верхние так стремятся убивать нас. Почему ты мне не ответил?
Почему ты не рассказал о причинах своей собственной ненависти, верхний?
— Что бы это изменило? — рыкнул маг, чуть наклоняясь вперед. — Ничего! Тебе что, стало легче, когда ты узнал? Надеюсь, в твоих заметках подробно описано, как твои «братья» убивают всех без разбору! Как сжигают целые города, как превращают людей в обезумевших от боли тварей, как скверна обращает женщин в уродливых монстров! Мы убиваем вас постоянно, мы готовы на все ради этого, но вы же живучи, ты сам знаешь, как вы живучи… И все начинается сначала… Тебе стало легче, гарлок?
Он поднялся рывком, на короткий миг потеряв контроль. Словно чужая злоба, чужая ненависть эхом отразилась от стен, впилась в его собственные вены.
— Ты не понимаешь, верхний! Никто из нас не может ослушаться песни! Мы делаем лишь то, что она прикажет, ведь ваши боги не соизволили наделить нас даром выбора. Ты же сам теперь слышишь ее, так как ты можешь осуждать нас?!
Сила огня и скверны кипит на кончиках пальцев.
Магия льда и жизни вспыхивает на навершие посоха.
Глаза в глаза.
— А ты сам, — прошипел Тирол, — сколько ты сам убил, тварь, пока еще для тебя звучала твоя песня? Сколько Зовов ты слышал?
Он вздрогнул, отвел взгляд, отступая. Сила бессильно впиталась обратно в землю, растворилась в бесстрастной тьме.
— Я… не знаю.
 
Он действительно не знал. Сколько времени прошло, пока он был с «братьями» единым целым? Месяц, год, десятки лет? Может быть, и для него когда-то звучала музыка Древнего бога, может, и он когда-то искал, искал, вгрызаясь в скалы? Может, и он выбирался уже на поверхность обезумевшим от Зова монстром, не видя, не слыша ничего, кроме песни, и убивая всех на своем пути…
Он не знал. И не было способа проверить.
У Тирола было право ненавидеть их.
Или все-таки нет?

— Не знаешь, — маг страшно и криво усмехнулся, перехватил посох. — Я забыл, что я Страж. Но ничего, я вспомню. Спасай свою жизнь, гарлок… Может, я все-таки достаточно хорошо обучил тебя.
Эмиссар покачал головой. Отступил назад.
— Я не стану драться с тобой, Тирол.
Искрящий от силы кристалл посоха близко, слишком близко от груди — так, что уже не защититься, не уклониться. А чужая ненависть душит жгутом: чересчур сильна, а значит, и от удара уже спасения не будет.
Глаза в глаза.
Тирол коротко сплюнул, развернулся резко и зло, стремительно вышел из архивов. Гулко хлопнула, закрываясь, дверь, словно отрезая все нити.
Гарлок опустил голову.
 
Ему не надо было спрашивать, куда уходит верхний — не прощаясь, не оборачиваясь. Порождения тьмы проводили его безразличным взглядом и занялись своими делами, даже не догадываясь о том, что мимо них только что тенью скользнула смерть.
Но все-таки он пощадил.
Не ради «братьев».
Эмиссар знал, что, конечно же, Тирол не вернется на поверхность. Люди не принимают тех, кто может быть опасен, тех, кого коснулась скверна. Он прочел это в отчаянно-усталом взгляде, между сухих строчек: Стражи по-своему изгои. И их цена за право других на жизнь велика.
Он уважал их выбор, и это было искренне.
Он восхищался их силой.
Если бы только… Если бы только он сам не был тем самым порождением тьмы, носителем скверны, которых они клялись уничтожить. Все могло бы быть иначе.
Тирол уйдет глубже по тропам. И рано или поздно наткнется на еще один отряд «братьев», в котором уже не будет того, кто сможет говорить с ним на одном языке. Не будет того, кто поделится силой и поможет выжить.
Тирол убьет столько, сколько сможет.
Прежде чем один из клинков оборвет его собственную жизнь.
 
На ладони эмиссара загорелся небольшой огненный шар, неторопливо оторвался и мягко взлетел под самый потолок. Тени разбежались по углам, сплели причудливую паутину узоров, расписали стены непонятными рунами. На одно короткое мгновение могло показаться, что в каменном зале взошло солнце.
Шар рассыпался золотистыми искрами, вновь погружая все в полумрак.
Гарлок опустился обратно в вырезанное кресло и замер, сложив тонкие руки на стол и переплетя пальцы.
Пусто. Еще никогда не было так пусто.


_______________

Tertium nоn datur — с лат. «Третьего не дано».