В тот день он особенно остро чувствовал Зов.
Песня звенела почти исступлением, «братья» были уже очень близко к темнице Древнего Бога… кем бы он ни был на самом деле. Архитектор знал, что осталось совсем немного, прежде чем Мор захлестнет города людей, уничтожая всех на своем пути.
Справятся ли Стражи?..
Он не хотел истребления своего народа — нет, при одной мысли об этом неприятие и даже возмущение поднимались холодной волной откуда-то из глубины души. Порождения тьмы не были виноваты в том, что творили. Они не заслуживали смерти.
Но он так же прекрасно понимал, что у верхних нет другого выхода.
Огнем и сталью, смертью и кровью — кто-то из Стражей все-таки убьет Архидемона и оборвет звенящую струну музыки. Так было всегда.
Интересно, а что произойдет, если последний удар нанесет кто-то из «братьев»?
Гарлок скрестил руки на груди, задумчиво вглядываясь в сияние лазурных кристаллов тейга. Они иногда напоминали ему о Тени и о насмешливых глазах Лерноуда.
Порождения тьмы не могут восстать против Зова.
Но он мог бы.
Он мог бы нанести последний удар. Скверна вступит в противоборство со скверной. Ведь если у него нет души, то и вселяться Древнему Богу будет не во что. Кажется, именно об этом факторе писал Серый.
Если нет души, то, может, поэтому так пусто?..
Острые когти едва коснулись-погладили слюдяную поверхность сталактита. Когда-то в тейге была налажена система водоснабжения — из подземного озера в нескольких днях пути. Он был там однажды: сравнивал эффекты зелий…
Все это было разрушено, стерто, уничтожено кем-то из его сородичей, а может быть, и им самим несколько сотен лет назад. Бессмертие, как утверждал Лерноуд, — то, что он нашел в Черном Городе.
То, за что остальные заплатили чересчур высокую цену.
Знал ли он об этом тогда? Поступил бы он так же?

Архитектор встряхнул головой, выбираясь из абстрактных рассуждений и возвращаясь мыслями к насущному. Какое это теперь имеет значение.
Мор должен быть остановлен.
Он не знал, были ли слова демона правдой. Но если так, то единственным способом вернуть все на свои места было разобраться с тем, что же все-таки произошло с отрядом тевинтерских магистров, вошедших в запретный Город. Что они сделали? Что изменили?
Верхние придумали красивое объяснение, скрывающее суть.
Лерноуд на его вопросы теперь больше отмалчивался, чем говорил по делу — видимо, и для духов существовали какие-то запреты.
Надо было искать самому.
Камни скрадывали бесшумные шаги — он возвращался в архивы.

Архитектор беззвучно вздохнул, прикрывая за собой массивную дверь. С его раскрытой ладони взмыли два сверкающих огонька, поднялись к самому потолку, освещая помещение. На столе уже ждали несколько новых книг, едва не рассыпающихся от неловкого прикосновения, и тетрадь с личными заметками.
Скорее всего, он не успеет узнать все, что необходимо, до того мига, как Архидемон ворвется в мир. Но с чего-то надо было начинать.
 
Он проснулся резко, неожиданно, вскинул голову, пытаясь проморгаться. С выпавшего пера на пергамент натекли чернила — он так и заснул за книгами, как это бывало уже не раз. Но обычно по пробуждению не было такого неосознанного чувства… чужого присутствия.
Архитектор стремительно обернулся, тенью скользнул-перетек в атакующую позицию. Сила загорелась в венах, готовая ударить по первому же зову. Чужак в углу неуклюже шагнул навстречу, вскинул руку — то ли останавливая, то ли угрожая, и эмиссар невольно замешкался, пытаясь услышать в песне, кто же это…
И на рваном выдохе отпустил силу, опустил руки, когда вдруг почуял-угадал почти до неузнавания изменившийся запах.
Кровь и скверна.
— Тирол?..
Существо, почти порождение тьмы, в котором даже ему уже практически невозможно было различить человека, чуть вздернуло верхнюю губу в оскале, долженствующем обозначать усмешку.
— Все-таки узнал.
Гарлок встряхнул головой; эмоций слишком много, они накладывались одна на другую: изумление, недоумение, жалость, страх — это было неправильно, это мешало четкому анализу. Требовалось время понять и решить, но времени не было.
Он шагнул ближе, протянул руку, словно как в первый раз спрашивая разрешения, и маг, поколебавшись мгновение, кивнул, сжимая его ладонь своей.
Сила разлилась поровну, и будто в ответ чуть вспыхнул кристалл на верхушке посоха.
Вспыхнул и тут же погас.
— Свет слишком слепит теперь, — хрипло произнес Тирол. Негромко фыркнул, закашлялся. — Зато в темноте все видно отлично.
Архитектору не нужен был свет, чтобы видеть, и он жадно всматривался в искаженное скверной лицо, вслушивался в вязкий кровоток, пытаясь понять, пытаясь найти причину. Он был рад, что ошибся, когда неверно предсказал срок. Но он хотел знать, почему.
— Я думал, — он чуть запнулся. Неловко развел руками. — Я думал, ты мертв. Или стал одним из тех, кто… потерялся в Зове.
Скверна должна была полностью поработить разум верхнего. Скверна все перестраивает под себя — это закон. Почему?..
Тирол устало махнул рукой и опустился на пол прямо там, где стоял, прислонившись спиной к холодной каменной стене. Казалось, он вообще не чувствует изменения температуры, равно жара от лавы и ледяного камня.
— Я тоже так думал, — глухо признался маг. — Когда я ушел… Я был уверен, что через пару дней либо окончательно свихнусь, либо меня порвут на ленточки твои сородичи. Но… у судьбы странные шутки. Я блуждал почти неделю… Никого не встретил и не очень хорошо представлял себе, где нахожусь, — слишком глубоко забрался. Песня изматывала, первые дни без слияния казались непрекращающимся кошмаром.
Гарлок чуть наклонил голову.
— Прости.
— Да перестань, — неожиданно жестко отрезал верхний. — Я сам ушел, если не помнишь. А песня… Оказалось, к ней можно привыкнуть со временем.
Привыкнуть?
Он поступал так же в самом начале, кажется… если только память его не подводит.
— А Зов? — Архитектор даже подался вперед, затаив дыхание. Где-то тут крылась разгадка, ответ, который был ему необходим до мучительной дрожи. — Ты же услышал его Зов, Тирол? Или нет?
Маг поморщился.
— Да, еще бы. Как будто в голове разбили колокол. Думал, не выдержу… Но потом это уже стало делом принципа. Какая-то старая ящерица еще будет мной командовать, петь мне свои колыбельные!
Он коротко сплюнул. Покосился на неподвижного эмиссара.
— Не помню, сколько я так болтался… Может, недели, может, несколько месяцев. Потом решил вернуться… Понадеялся, что ты тоже не поддался Зову. В конце концов, ты же всегда отличался от своих.
Архитектор спокойно встретил его взгляд. Чуть склонил голову набок.
— Почему?
Почему ты захотел вернуться, верхний, к тем, кого ты ненавидишь? Все еще не можешь забыть про свой долг Стража? Только вот нет больше долгов — скверна выжгла все клейма, все печати, и если ты сумел не поддаться Зову, если сумел устоять перед песней, то ты по-своему свободен, пусть даже и только здесь, под землей…
Ответь, верхний, это так важно — понять.
Тирол отводит глаза.
— Страшно одному, — наконец тихо буркнул он. — Тяжело. Больно. Одиночество… оно похлеще вашего Зова. Не знаю, как ты выдерживаешь.
Как?
Эмиссар помолчал несколько секунд. Потом кивнул на выход.
— Сможешь идти? Я хотел бы показать тебе кое-что. Оказывается, при достаточно высокой температуре и давлении можно синтезировать алмазы.
Выражение лица человека на миг меняется — недоверие, затем тщательно скрываемое облегчение, и Тирол рывком поднимается на ноги, используя посох как опору. И кажется, что даже Зов теперь звучит не так отчетливо.
«Одному тяжело»…
— Лабораторию устроил? — беззлобно усмехнулся бывший Страж. — Ну пойдем.

Выражение лица Тирола, когда он рассматривал свое отражение в тусклом стальном щите, случайно найденном в одном из домов тейга, было совершенно бесстрастным. Только чуть заметно дрогнула рука, когда он, пожав плечами, отбросил щит в угол.
Архитектор проследил за ним взглядом; громкий лязг эхом прозвенел по гроту.
— Мне жаль, Тирол.
Маг только поморщился.
— Хватит уже, а? Я уже насмотрелся на то, каким красавцем стал за эти несколько недель. И я прекрасно понимаю, что ты конкретно тут совершенно ни при чем.
Морщинка на лбу выдает тщательно скрываемую горечь.
Эмиссар качнул головой.
— Скверна уже не изменит тебя сильнее, Тирол, это предел трансформации. Что касается твоего облика… для нас он не имеет значения. Я до сих пор не могу понять, почему вы, верхние, уделяете ему столько внимания. Все эти ваши сокровища… украшения — некоторые из них нельзя использовать даже в простейших зельях. Не вижу смысла.
Бесполезная трата ресурсов и времени.
Тирол страдальчески отмахнулся, словно признавая спор бесполезным.
— Как я могу тебе объяснить, если ты ну… не знаю! Вот видишь, например, по улице идет девушка, прекрасная, как сама Андрасте, сережки там блестящие, волосы развеваются… Это же красиво! Ну и любой мужчина… ну, мгм… ты же понимаешь, да?
Архитектор смотрел на него с веселым любопытством.
— Красиво, да. Но разве вы не можете любоваться красотой абстрактно? Зачем создавать красоту из кого-то, превращать это в поклонение? Ведь это ведет к гордыне, а ваша религия учит, что это самый страшный грех.
Маг закатил глаза.
— Ни хрена ты не понял, — констатировал он.
Эмиссар пожал плечами. Глаза верхнего все еще не воспринимали слишком яркий свет, но излучение кристаллов ему не мешало. А значит, вполне можно было позволить себе проводить время вне темных архивов.
С ладони стремительно взлетает голубой огонь, разбивается под потолком на крошечных искр-светлячков, на короткое мгновение создавая иллюзию звездного неба.
И это то, что он называет красивым.
А внешность…
— Вы судите странно, — он наконец повернулся к Тиролу, развел руками. — Судите по тому, как выглядит человек. Но именно этого он не выбирает: все такие, какими они рождаются. Главное же здесь, — острый коготь невесомо касается лба застывшего мага и перемещается к его груди, — и здесь. Это мы создаем сами и за это несем ответственность.
Тирол молчал, и Архитектор, чуть наклонив голову, словно извиняясь за невольную обиду-оскорбление, отступил назад, растворяясь, сливаясь с тенью.
Конечно, теперь верхний мог прекрасно чувствовать его на любом расстоянии.
Скверна и песня делают все единым.
— Виверн тебя раздери, — хрипло и раздраженно рыкнул маг, тяжело поднимаясь на ноги. — Наверху тебя бы точно показательно четвертовали и сожгли за такие идеи. Но… да, может, в чем-то ты и прав.
— Пойдем, — позвал эмиссар, чуть оскалившись в улыбке. — Еще есть дела.


_______________

Aurea mediocritas — с лат. «Золотая середина».