Все стало иначе.
Амелл не могла бы точно определить, где начинались и заканчивались границы этого самого «иначе», но и весь мир, и она сама однозначно стали немного другими. И весь мир, и она сама изменились.
И дело даже не в том, что ей потребовалось собрать все свое мужество, чтобы заставить себя взглянуть на свое отражение в серебристом лезвии кинжала. Увидеть, сжав зубы, черные пятна скверны, изуродованную кожу, белесые, словно бы ничего не выражающие глаза. Увидеть и не отпрянуть в ужасе.
Потребовалось немало силы воли, чтобы несколько секунд молча рассматривать себя, а потом так же хладнокровно вложить клинок в ножны.
И заставить себя забыть об этом.
Вместо жалости к себе, которая не несет ничего, кроме бессмысленной траты времени, сосредоточиться на изменениях.
Вглядеться в мир.
Все стало ярче, отчетливей, резче, образы проступали из темноты, вырисовывались острыми линиями. Глазам был больше не нужен источник света, чтобы видеть; но и магические огоньки Архитектора, освещавшие тейг, тоже не мешали. Казалось, она словно бы научилась мгновенно переключаться с одного видения на другое.
Мгновенная адаптация — еще один «подарок» скверны?
Прислушаться к миру.
Как капает вода, стекая со сталактитов в подземное озеро рядом с тейгом, — каждую капельку в отдельности. Как шумно дышит Посланник, раскалывая глыбы гранита: им требуется заново крепить опоры домов. Можно даже различить, как с тихим шорохом скользит по пергаменту перо Архитектора… в архивах, несколько пролетов отсюда.
Больше не осталось сумятицы звуков; только сдвинь фокус, и можно услышать все. Все сразу. И все по отдельности.
Так, наверное, слышат собаки.
Почувствовать мир.
Почуять, внюхаться, ощутить всей кожей; скверна на ощупь загрубелая, словно короста, кто бы мог представить, что она настолько точно передает осязание. Коснуться пальцами камня — здесь упало лезвие секиры, выщербило полосу. Знание приходит к Солоне словно бы само собой, складываясь из отдельных фактов, из давних затерянных воспоминаний.
Как само собой разумеющееся. Как данность.
А данностям не принято возражать, и Амелл не собиралась этого делать. Теперь она уже и сама толком не знала, равноценен ли был такой размен. То, что она потеряла и что обрела… все это было слишком… непохоже, чтобы сравнивать.
Друзья и привычная жизнь по одну руку. Человечность. Красота.
Обнажившийся и раскрывший ей новые грани мир по другую. Бессмертие. Неуязвимость. Вечное любопытство.
Слишком сложно сравнивать.

Архитектор нашел ее сам спустя некоторое время на берегу подземного озера, рядом с которым расположилось Убежище. Здесь вода вытекала из расселины в скалах, хрустальными искрами дробилась о камни, растекалась дрожащими кругами по серебряно-лазурной глади. Опустив руку в озеро, Амелл слушала, как оно рассказывало о том, как уходит вода глубже под землю, как несется сквозь толщу гранита дальше, дальше…
Он остановился рядом, замер.
— Я никогда не думала, что для вас это… так, — тихо произнесла Солона. Все слова теперь казались недостаточными; как слова могут передать весь невообразимый спектр ощущений? Ей бы хотелось… показать.
Гарлок кивнул, наклонил голову. И словно бы протянулось между ними короткое беззвучное «я понимаю».
— От многого надо отказаться, чтобы стать такими, как мы, — сказал эмиссар. — Но мало кто знает, что мы многое получаем взамен.
Другой мир.
Амелл смотрела, как он встал рядом, сохраняя все ту же дистанцию из учтивости или из осторожности, взглянул на лазурную гладь. Замер, словно размышляя о чем-то своем, прикрыл глаза — здесь, в тейге, он не носил маски.
Не удержалась:
— А если бы ты сам мог выбирать? Что бы ты выбрал для себя?
Он чуть повернул голову, скользнул взглядом по ее лицу, как всегда отмечая все, что уже успело рассказать ей зеркало озера: и почерневшую, сморщившуюся кожу, и пятна скверны, и выцветшие блеклые радужки глаз. Бесстрастно ответил:
— Я уже выбрал когда-то.
Солона не успела ответить — Архитектор неожиданно оскалился в короткой улыбке. Махнул тонкой рукой, указал куда-то в воздух.
— Идем в Тень, Страж.
Она помнит — отчетливо помнит, на собственном опыте выучила — для того, чтобы маг сумел нырнуть в Тень, требуется либо лириум, либо кровь, запрещенный малефикарум. Нужен Круг магов, которые смогли бы провести ритуал, потому что силы одного просто недостаточно, чтобы разорвать Завесу, чтобы отрешиться от въевшейся в плоть реальности…
Эмиссар качает головой: теперь это уже не требуется.
Теперь лириум и кровь в ней и так уже слиты воедино.
 
Они шагают в Тень.
Амелл оглядывается по сторонам — Тень теперь выглядит иначе; впрочем, она каждый раз выглядит иначе. Правильнее было бы сказать: Тень ощущается иначе.
Теперь ей не требуется тратить силу на то, чтобы удержаться здесь. Не требуется тратить силу на то, чтобы выйти отсюда. Теперь переход из мира в мир осуществляется так же просто, как сказанное вслух слово.
Достаточно просто пожелать.
Теперь она не видит здесь демонов, хоть эмиссар и рассказывал ей о Лерноуде, духе-демоне Любопытства, Амелл помнит, что создания Тени избегают скверны, потому что скверна всегда преображает их.
— Ты все еще слышишь его Зов? — спрашивает Солона.
Гарлок коротко кивает и смотрит вдаль.
— Но он надо мной не властен.
Амелл наклоняется, глядит в образовавшуюся пропасть, и Архитектор стоит рядом; скверна свивается багрово-черным кнутом у его ног, каплями сочится с длинных пальцев. Сила окружает их обоих, сила рвется наружу, вспыхивает огнем и раздувается ветром — сила разрушения и сила созидания, две грани одного целого.
— Тень — проводник Песни, — беззвучно сказала Амелл.
Он наклонил голову.
— Да. Сущность изменения. А мы теперь берем от обоих миров.
Тень изменчива, она преображается каждую секунду, и глупо ожидать, что предметы не исчезнут за те несколько мгновений, когда ты отвернулся. Сейчас впервые здесь почти безопасно; Солона с любопытством смотрит на то, как вытягиваются ветки у деревьев, как на ее глазах у листьев вырастают шипы, а соседняя горная гряда рассыпается оранжевым песком…
Протянуть руку, провести пальцами по алому камню.
Горячо.
— Тени нельзя доверять, — негромко произнес Архитектор. Его сила плеснулась недовольно, вскинулась и вновь опала. — Ты знаешь сама, Страж. Мы можем входить сюда свободно, но она часть Зова, часть Древних Богов. Мы слишком мало знаем о Тени, чтобы позволить себе быть беспечными.
Амелл, помешкав секунду, отняла руку. Развернулась, взглянула вдаль, туда, где уже выступали из молочно-облачной гряды черные башни.
Он проследил за ее взглядом.
— Пройти будет непросто. Но один раз это уже было сделано, а значит, этот путь возможно повторить.
Женщина криво усмехнулась.
— Их было пятеро, а я даже не магистр. Тем более… Ты не сказал мне тогда, но почему ты так уверен, что Черный Город — единственная возможность? Может быть, есть какой-то другой способ прекратить Мор?
Рыжий песок под их ногами неумолимо менялся на синий, создавая впечатление, что они стоят посредине огромного озера.
Завораживающе.
— Мне о нем неизвестно, — качнул головой эмиссар. Развел руками, во взгляде мелькнула тень горечи-разочарования. — Я уже пробовал столько раз… Столько раз ошибался. Сперва я хотел изменить людей, вынести скверну на поверхность… чтобы они приняли ее по доброй воле, и выжившие стали бы такими же, как Стражи. Но люди воcпротивились, и все закончилось кровью. Тогда я обратился к Древнему Богу, решив изменить Мор через его сущность…
— Уртемиель, — пробормотала Амелл; древнее имя, древняя память пробежались дрожью по спине. — Мать говорила, что это ты начал Пятый Мор.
Почему она больше не хочет обвинять его?
Почему она готова верить?
— Я попробовал изменить порождений тьмы, — он уже не смотрел на нее, только на Город. — Но и эта идея себя не оправдала. Мать и ей подобные… не приняли свободы. Я действительно уже рассмотрел все доступные версии, Страж. Осталось только одно.
Начать с нуля.
Башни Черного Города растворялись в лазурном мареве, чтобы щемящим звоном отозваться где-то под сердцем. Они звали к себе — теперь она могла отрешиться от этого Зова, могла не поддаваться ему, могла укрыться огнем Архитектора, который выжигал все чуждое дотла, но они были по-прежнему ошеломительно… прекрасны.
Усилием воли Солона отвела от них взгляд, вопросительно посмотрела на неподвижно замершего рядом Архитектора.
Смотреть на огонь можно бесконечно долго.
— Ты знаешь способ, как туда проникнуть?
В его белесых глазах на короткое мгновение отразилась лазурная вечность Тени и тягучая сила скверны.
— Да, — просто ответил гарлок.

Лаборатория Архитектора — вторая лаборатория, созданная специально для хранения «неизученных артефактов», располагалась на ярус глубже по Глубинным тропам. Идти туда надо было несколько часов, и Амелл отчего-то чувствовала себя неуютно, покинув Убежище. Понимала это и невольно злилась на себя.
— Это пройдет, — спокойно заметил эмиссар. Солона ошарашенно взглянула на него: она была абсолютно уверена, что ничем не выдала себя, но гарлок только качнул головой. — Я тоже это чувствую. Вдали от братьев всегда сильнее ощущается пустота… Но это только первоначальное ощущение. Это пройдет.
Сам Архитектор продолжал идти, как всегда невозмутимо-спокойно, и Амелл на миг невольно прикрыла глаза, прислушиваясь.
Вдох-выдох.
— Ты обещал рассказать, каким образом мы попадем в Черный Город, — буркнула она, чуть встряхивая головой, чтобы вновь сосредоточиться на реальности.
— Конечно, — согласился эмиссар. — Когда я искал путь, решил, что открыть его должен непременно тевинтерский артефакт… Что-то, доступное тем пяти магистрам. Достаточно мощное, чтобы прорвать Тень, достаточно опасное, неизвестное или неизученное, чтобы им не мог пользоваться кто попало. И тогда я вспомнил об Элувианах.
Зеркало Элувиан.
Слова Морриган перед ее окончательным уходом в бывшем логове Матери всплыли в памяти легко, как будто только и дожидались этого момента.
— Портал, — выдохнула Солона. Жадно-вопросительно взглянула на Архитектора. — Морриган, приемная дочь Флемет, сказала, что это может быть порталом в мир за Тенью. Она была права? Это действительно дверь в Черный Город?
Гарлок задумчиво качнул головой.
— Слишком просто. Раньше Элувианы принадлежали эльфам Арлатана, жившим еще до Тевинтерской Империи. Секреты изготовления, равно как и их истинное назначение, исчезли без возврата после того, как Империя подчинила и уничтожила память об Арлатане. Элувианы достались Тевинтеру как трофеи, и магистры использовали зеркала для того, чтобы общаться друг с другом на расстоянии, но я думаю, это далеко не предел их возможностей. Возможно, эльфы знали о Древних намного больше, чем мы полагаем.
Возможно, Морриган была права.
— Ты знаешь, что такое Черный Город? — негромко спросила Амелл.
Дорога сворачивала направо, к лавовым рекам; даже здесь, на безопасном расстоянии жар уже обжигал лицо и опалял гортань. К счастью, Архитектор не пошел дальше, остановился рядом с каменной скалой, едва выступающей из прочих.
Еще одна потайная дверь?
— Когда-то здесь был склад оружия, — негромко пояснил он, когда тяжелая створка ушла в сторону на манер предыдущей. — Нет, Страж, я не знаю, что такое Черный Город. Возможно, это место, где начинаются Тень и Реальность. Или точка, где они сливаются воедино. Или, может, нечто такое, что вообще пока недоступно моему пониманию.
Солона едва удержалась от того, чтобы закатить глаза; уж слишком живо ей в этот самый момент вспомнились лекции почтенного магистра Круга. Величайшего теоретика… Но теория всегда остается только теорией.
 
В лаборатории было затхло и пахло тленом, но жар сюда не добирался, поэтому все равно дышать было легче.
Амелл двинулась по кругу, с интересом рассматривая разнообразные предметы, от которых так и веяло древностью и силой. Архитектор молча следил за ней; он ничего не сказал, ничего не запрещал, но весь опыт мага и просто чувство здравого смысла определенно подсказывали ничего здесь не трогать.
Просто… на всякий случай.
Перед Элувианом она замерла; зеркало было накрыто грубой непрозрачной тканью, но ошибиться было невозможно: чужеродность истекала из него, как вода из сита, и не требовалось особого чутья, чтобы это ощутить.
Она взглянула на Архитектора.
— Если ты сказал, что портал — это слишком просто, тогда как ты собираешься использовать его?
Он чуть оскалился в быстрой улыбке. Махнул рукой куда-то назад, ей за спину; Амелл резко развернулась, выдохнула от неожиданности.
Прямо напротив первого Элувиана стоял второй.
Второе зеркало было надежно укрыто тенью, свет магических огоньков туда не попадал, и поэтому она сразу его не заметила. Но это тоже был Элувиан; знакомый ей, виденный ею однажды, вынесенный из логова Матери.
— Один Элувиан — это слишком просто, — невозмутимо произнес Архитектор. — Да, это тоже портал, но не в Черный Город… Куда-то еще. Чтобы попасть в сущность Тени и Реальности, надо создать портал такой силы, чтобы возможно было преодолеть сопротивление самого мира. Надо создать замкнутый цикл… Цикл, который усиливает сам себя.
Солона почувствовала, как ее губы раздвигаются в ответной улыбке. Она поняла. Она уже поняла. И ждала только подтверждения.
— Что отражает зеркало, которое отражается в зеркале?¹ — тихо прошептал эмиссар.