Солона обернулась — резко, рывком, навылет, как делала все в своей жизни, и Тень подалась в стороны, расступилась, освобождая место. Тень перестраивалась под арену, Тень чувствовала нарастающий бой и пульсирующую в висках кровь.
Скверну.
Архитектор смотрел на женщину, и в белесом взгляде сменяли друг друга огненное пламя Тота и лазурный отблеск одежд Андорала.
— Я не позволю, — тихо произнес гарлок. — Ты не понимаешь, Страж…
— Не понимаю?! — выдохнула-выкрикнула Амелл. Магия зазвенела в посохе натянутой до предела струной, удерживаемой только одной лишь волей. — Да, я не понимаю. Ты, который до сих пор не гнушался идти на любые меры ради цели, теперь боишься сделать шаг?
Это же шанс, Архитектор, это, возможно, единственный шанс — другого не будет.
А если оставить все, если отступить, ради чего тогда были эти бесконечные жертвы, ради чего ты сам столько времени шел к ответу, столькими жизнями вымостил себе дорогу? Только лишь за тем, чтобы уйти?
— Надо разделить кровь и Тень, — прошептала Амелл; рывком подалась вперед, настойчиво вглядываясь в словно слепые глаза. Отстраненно заметила, как дрогнули руки Архитектора, будто сплетая атакующие руны, и поняла, что выиграть этот конкретный поединок ей будет просто неимоверно сложно.
Погребальный костер… Она слишком хорошо его помнила.

Беспощадное, бесстрастное пламя, выжигающее все на своем пути — дотла, до пыли — ни один щит не спасет от самой стихии.
Чары защитного барьера возникают так легко, как будто без участия заклинателя. И Амелл, машинально прикидывая расстояние до атаки, уже приготовилась принять на себя самый жестокий первый удар.
Когда боль вольется в тело, скрутит, скрючит его, оставляя только безвольную оболочку.
Когда…
— Нет, — глухо выдохнул Архитектор. — Не надо.
И распустил пульсирующую в воздухе силу.
Разом, словно отрицая сомнения, словно обрывая все связи, все нити. Ощущение усмиренной чужой магии, еще всего мгновение назад готовой пронзать клинком и рвать жилы, отозвалось такой отдачей, что Солона едва устояла на ногах. Вскинула голову, сжала свободную ладонь в кулак, не понимая…
Архитектор осторожно шагнул вперед, чуть ближе — без защиты, его сила ушла, впиталась в землю, жадно заглотилась Тенью. Один удар цепной молнии превратил бы его в обугленный корчащийся труп.
Он не хотел драться.
Не с ней.
Не сейчас.
— Ты не понимаешь, — отчаянно повторил гарлок, смотря только на Амелл. — Этот ритуал невозможен. Слишком неравноценен размен! Стражи и порождения тьмы — ты думаешь, что это все? Но что, если я был прав, что, если почти в каждом человеке есть доля лириума?!
Ты уничтожишь больше, чем когда-либо уничтожали Моры вместе взятые.
Больше, чем сожгла, подчиняя своей воле, Тевинтерская Империя.
Больше, чем…

Солона вздрогнула, когда смысл его слов дошел до нее, обжигающе-ледяной каплей пробежал вдоль позвоночника. Отступила, отшатнулась, осознавая все до конца; и откуда в ней взялась прошлая ярость?
Откуда в ней взялось это звериное желание доказать свою правоту, растерзать, уничтожить несогласных?
Ты же всегда славилась своим хладнокровием, командор Серых.
Рывком вскинула руку, тяжело дыша, в предупреждающем «не подходи!»
Архитектор послушно замер, чуть качнул головой — Амелл уже выучила этот его короткий жест извинений.
— Моя вина. Слишком быстрая трансформация… Твоя личность еще недостаточно устойчива. Сущность порождения тьмы продолжает проявлять себя. Так случилось и с Бреганом; внезапная ярость, я должен был предвидеть…
К демонам все.
«К демонам, — думает Солона, стискивая зубы и с неимоверным трудом уговаривая словно бы обезумевшую магию подчиниться. — К демонам… Я справлюсь».
Воля сильнее всего.
Воля — это то, что создает личность. Не скверна, не иллюзии Тени, не обманчиво-прекрасный драконий Зов — только воля.
Серый Страж Солона Амелл вспомнила, кто она.
Распрямиться, заставить себя встретить чужой взгляд — сожаление-настороженность-вина; Архитектор по-прежнему во всем принимал ответственность только на себя самого. Даже в том, что от него не зависело.
Амелл решила, что пришло время разделить эту ответственность на двоих.
— Прости, — вышло легче, чем она думала. — И спасибо, что… остановил.
Очень не хочется думать о том, что произошло, если бы Архитектора не было рядом. Что произошло, если бы она приняла неверное решение.
Неоправданное решение.
Эмиссар только коротко-учтиво кивнул в ответ, неловко передернул плечами. Солона знала, что он не привык к благодарностям.
Проклятий на его долю выпадало намного больше.
— Неплохо, девочка, — Флемет с легкой насмешкой наклонила голову в поклоне, и Солона так и не смогла понять, чего там больше — уважения или издевки. — Очень даже неплохо. Но вся эта прекрасная и трагичная сцена так и не дает ответа на то, что вы собираетесь делать дальше. Или, может, уже действительно пора предоставить этот мир самому себе.
Это не утверждение и не вопрос.
Это нечто среднее на выбор.
Впрочем, в устах Флемет ничего не бывает категоричным и однозначным, а значение любой фразы может носить сотню толкований.
Богиня Хаоса никогда не изменяет одной лишь себе.
Амелл не ответила, перевела взгляд на Думата. Древний бог Тишины молчал, погруженный в свои думы, наполняя крылья и легкие Тенью. Ему, кажется, было абсолютно все равно, чем закончится искажение мира.
Или он уже и так знал, чем оно закончится.
Архитектор смотрел на Тота.
— Будущее зависит от выбора, — произнес гарлок, — а не от случая. Но на этот раз выбирать вам, Владыки.
Выбирать?
Солона недоуменно обернулась, взглянула на эмиссара: что ты имеешь в виду? Разве не ты сам только что сейчас мне сказал, что этот вариант неприемлем?
А другого нет.
Или…
Или?
— Возможно, — прищурилась Флемет. Лукаво покосилась на Тота, на то, как драконий хвост огненным бичом обвел землю, и знаменем зари полыхнули крылья. — Возможно, мои сородичи согласятся на еще одну… альтернативу.
Тень мерцала в настороженном ожидании.
Тень вспыхивала любопытством.
— Возможно, — мелодичным звоном отозвался Андорал. Темноволосый мальчик шагнул к замершей и ничего не понимающей Амелл, осторожно провел ладошкой рядом с ее рукой, не касаясь, но так, что словно бы завибрировал воздух.
Тот, рыжий дракон Пламени, ничего не ответил, но в его яро-огненных глазах, по-прежнему устремленных на неподвижного Архитектора, мелькнула незнакомая тень.
Альтернатива?
— Скверна не может причинить вам вреда в Тени, не так ли? — медленно и размеренно проговорил эмиссар. — Не может начать искажение, не может обратить в Архидемона. Но способна ли сущность Древних найти себе новое тело?
Флемет улыбалась. И даже Думат приоткрыл глаза.
Застыл, оценивая.
«Что ты задумал?» — одними глазами спросила Солона; Архитектор на мгновение поймал ее взгляд, кивнул успокаивающе: доверься.
Она не умела верить порождениям тьмы. С другой стороны…
С другой стороны у нее не было выбора.
— Ты видела одержимых, Серый Страж, — гулко прозвенел Думат, поворачивая длинную шею и обращаясь уже к Амелл. Древний, разумеется, прочитал все ее сомнения и колебания едва ли не до того, как она сама их осознала. — Одержимых по доброй воле, с мирными намерениями. Ты знаешь, как это происходит.
Она действительно знала. Как минимум одного человека.
Винн.
Пожилая наставница Круга, однажды впустившая в свое тело духа веры. Принявшая его силу и его угасание.
Разделившая с ним жизнь.
— Когда слияние происходит по обоюдному согласию, человек-носитель остается хозяином своего тела, — пропел Андорал. — Сущность духа либо спит… либо проявляется лишь в самые опасные моменты, когда носителю грозит смертельная опасность. Но вся сила духа, сила Тени становится общей.
Догадка — острая, как нож, — взрезает сознание.

Солоне больше не нужно видеть насмешливо-утверждающего кивка Флемет; почему-то она упрямо продолжает называть старую ведьму ее человеческим именем. Не нужно смотреть на бесстрастного Архитектора, который если и не был до конца уверен в том, что должно произойти, то наверняка догадывался.
Потому что Андорал, десятилетний мальчик в лазурной одежде и с глазами цвета ожившей ртути, протягивает руку и касается ее груди.
Ей кажется, что сердце просто перестает биться.
Ей кажется, что она слышит, как бьется сердце всего мироздания.
— Вы можете принять нас, — поет голос, Солона не разбирает, чей. — Мы можем стать одним. Здесь, в Тени, слияние возможно. Скверна уйдет из вас, скверна не выдержит истинной сущности Древних Богов.
Мы будем одним, Серый Страж Солона Амелл. Мы вместе закончим то, что не способны сделать в одиночку.
Женщина вздрагивает, едва удерживаясь от того, чтобы сжать виски руками.
Она все еще слишком хорошо помнит, что происходит со Стражем, в которого вселяется душа Архидемона.
— Нет, — песней отозвался Тот; огненные крылья плетьми располосовали сизое небо. — Душа Архидемона искажена скверной. Изуродована. Лишена света. Мы — здесь и сейчас — изначальные, и скверна не властна над нами в Тени.
Амелл не может проверить, говорит ли дракон правду. Ей попросту недостаточно знаний, чтобы судить об этом.
Коротко-остро взглянуть на Архитектора: «Ты уверен?»
— Значит ли это, что наша личность перестанет существовать? — ровно спросил эмиссар; длинные когти скользили по краям робы. — Вы станете нами, займете наше место, обретете свое материальное тело?..
Он не закончил — Флемет с раздраженным фырканьем махнула рукой, словно ей уже надоело слушать. Обернулась к Амелл.
— Ну же, девочка, ты должна была уже понять, если услышала хотя бы треть того, что вам твердили мои сородичи! Разве твоя старушка Винн хоть раз жаловалась на свой рассудок? Ну, согласна, ей не очень повезло с долгожительством, но, в конце концов, не каждому выпадает шанс стать одержимым духом Древнего Бога…
Андорал улыбнулся уголком губ. Но вкупе с застывшим выражением глаз это выглядело слишком неестественно.
Слишком не по-человечески.
— Только лишь в материальном теле Древний может пробудить Древнего, не подвергая его искажению скверны, — гулкий гром Думата вновь наполнил небо. — Если вы все так же хотите сделать все, лишь бы остановить Мор, это ваша возможность.
Будущее зависит от выбора, а не от случая.
И сейчас их время выбирать.
«Ты со мной?» — одними губами выдохнула Амелл, оборачиваясь к Архитектору. И, уже ловя такой знакомо-спокойный наклон головы в знак согласия и утверждения, поняла, что это был совершенно лишний вопрос. Что эмиссар уже решил все для себя в тот момент, когда впервые заглянул в глаза Тота.
Огонь всегда тянется к огню.
А она…
— Ты со мной? — беззвучно пропел Андорал; Зов заметался по Тени, прозвенел настойчивым вопросом, отозвался предложением-обещанием победы, силы и вечности. — Ты, кто привыкла жертвовать собой и приносить в жертву других, ты со мной?
Она чувствовала, как холодная рука Древнего легла ей на сердце — здесь, в Тени, можно было вполне обходиться без оного.
Вечность продолжала петь. Вечность просила согласиться.
В конце концов, вечности тоже бывает скучно.
Амелл выдохнула сквозь сжатые зубы и что было силы вцепилась в посох — зыбкая привязка к настоящему, возвращающая уверенность.
— С тобой.
И Андорал сжал ладонь.
 
Не было памяти, была лишь боль — слишком часто за последние дни; кажется, это уже входит в привычку. Был свет, неистовый, яростный свет, втекавший в вены, просачивавшийся под кожу, выедавший, выжигавший пятна скверны.
Когда лекарь убивает заразу — это оказывается не менее мучительно, чем сама болезнь.
Она слышала, как Зов перерождался в безумно-отчаянный крик: Андорал вливался в нее, сливался с ней и делил с ней ее боль и агонию. «Это всегда надвое — так ведь, кажется, говорила Винн. Все теперь всегда надвое».
И она упустила момент, когда Зов впервые прозвучал из ее собственной груди.
Она упустила момент, когда двое стали одним.
Когда свет перестал быть карающим пламенем и прожигающим клеймом, а словно скопился в венах вместо крови.
Когда она перестала ждать тепла, а сама стала теплом. И одновременно леденящей стужей. Когда прежде известные ей законы и границы перестали существовать.
А в груди теперь стучала вечность.

Серый Страж Солона Амелл и Древний Бог Андорал открыли глаза и в первый раз взглянули на мир вокруг. Мир был прекрасен.
Мир ждал их.