За стенами Башни бесновалась весна. Снег уже успел растаять, оставив после себя глубокие лужи. Некоторые из них напоминали небольшие пруды, в которых уже резвились залетные воробьи. Вместо дороги оставалось мешать текучую грязь. Озеро Каленхад, скованное лишь к противоположному берегу тонким слоем льда, разлилось, и теперь забираться в лодку можно было прямо у начала ступеней. Путь обещал быть интересным, хоть до перевозчика, не желающего потом толкать свое «судно» с мели, пришлось пройти, замочив ноги.

Амелл тихо выругалась, когда, только забравшись в лодку, чуть не ухнула обратно в ледяную воду. На этот раз спасла реакция, и вместо озера она упала на твердые, но, главное, сухие и относительно теплые доски, приложившись головой аккурат к своему же посоху. Порой девушка не могла не удивляться собственной неуклюжести, исчезавшей, стоило только начаться бою, заменявшейся слаженностью и скупостью движений.

— Уже начала приманивать удачу, а? — сладко зевнув, протянул Зевран, устроившись напротив.
— Только этим и занимаюсь. Смотри, если сложить все шишки, то дух удачи, который тебе пригрезится, будет размером, по крайней мере, с упитанного дракона. Хорошо бы, он еще огнем умел прицельно дышать и ходил за нами бы, словно мабари, защищал, — мечтательно протянула магесса, подумывая урвать немного сна во время переправы. Разбудили ее сегодня рано, солнце еще не успело встать (да и сейчас оно, кстати говоря, только-только выглядывало из-за верхушек деревьев на другом берегу), и собираться в дорогу пришлось, отчаянно заставляя глаза не закрываться.

Но задумке воплотиться в жизнь было не суждено изначально: рядом села молодая храмовница Алана, отправляющаяся вместе с ними, и лодка с толчком отчалила. Остальная часть небольшого отряда ожидала их у причала уже с другой стороны озера. Честно говоря, такого толкования приказа королевы, одобренного и Владычицей, от Грегора Амелл не ожидала. Во всяком случае, под восстанием он явно понимал шайку отступников-недоучек, а не малефикаров со стажем и огромным желанием то ли освободиться, то ли отомстить, раз посылал, кроме только-только прибывшей девушки, которая, казалось, в доспехах-то ходит с трудом и не падает, еще одного рекрута и рыцаря-капитана Каллена, что, к сожалению, не отличался непредвзятостью. Точно сказать, сталкивались ли до этого с агрессивно настроенными магами молодые храмовники, было нельзя, а спрашивать напрямую это у грозной на вид Аланы, так и прожигающей ее почти что ненавидящим взглядом, она не стала, решив, что вероятное и случайное купание в озере им хорошей погоды в пути не сделает.

— Хотел бы я посмотреть на такого питомца. Пожалуй, твоей фантазии позавидовали бы и менестрели. Жаль, не поешь, могла бы податься в Орлей, — миролюбиво заметил эльф, с любопытством стреляя глазами в разные стороны.
— Не хочу прислуживать в церкви в качестве усмиренной. По мне, так все орлесианцы такие набожные… — девушка фыркнула. Башня Круга неумолимо удалялась, и было в этом зрелище что-то, попахивающее резко обреченностью, будто мертвечина на Глубинных тропах в тупиковых проходах.
— Кажется, ты слишком много слушала Героя Дейна, заразившись неприязнью ко всем из Орлея.
— Может быть. Но ты ведь не поручишься, что большинство оттуда отличается нормальностью? Вспомни хотя бы Лелиану. Нет, конечно, порождений тьмы она стрелами, как иголками, пичкала профессионально, но с головой у нее было явно не все в порядке. Хотя пела она хорошо, засыпать под ее колыбельные — одно удовольствие, — Амелл сладко зевнула.
— Тебе подо все засыпать одинаково. Поставь под ухо выть гарлока, ты все равно с удовольствием свернешься и засопишь, — антиванец пожал плечами. Магессе же действительно было все равно подо что спать, лишь бы отдыхать.

Остальную часть озера преодолели молча под раздраженное сопение храмовницы в начищенных доспехах. Амелл, сменившая мантию Круга на походные штаны, старую рубаху и верную куртку из дубленой кожи, наблюдала за спокойной водой и людьми, копошащимися на берегу. Зевран, похоже, решил еще немного позлить новую спутницу и, не отводя от нее взгляда, вызывающе улыбался или подмигивал, заставляя ее краснеть (или багроветь) то ли от смущения, то ли от немой ярости.

— Прибыли, господа, — известил лодочник, протянув руку. Девушка легко рассталась с медной монеткой, выуженной из кармана. В конце концов, каждый зарабатывал так, как умел. Перевозчик, дежуривший со своей любимой Люси (названной так, если магессе не изменяла память, в честь усопшей бабушки), брал плату за то, что, по идее, должен был делать бесплатно. Зато он, в отличие от других, в любое время дня и ночи готов был переправить путников на другой берег. — Легкой дороги вам.
— Спасибо, — она, чуть снова не навернувшись в воду, перепрыгнула на пристань и замерла, не в силах даже нормально сформулировать мысль. — Это что еще такое?

Зевран, уже успевший вырваться вперед, обернулся и посмотрел на Амелл с сожалением, Алана, звонко звякнув доспехами, — с недоумением. Остальные же даже не обернулись: рыцарь-капитан Каллен, назначенный Грегором старшим (видимо, он опасался, что новобранцев легко будет сломить или, что еще хуже, уговорить перейти к врагам, заставить их поверить в ложные идеи), и старший сержант Виррел седлали лошадей. Чалая и две сивые кобылы нервно переступали с места на место, но все же вели себя более-менее спокойно, позволяя людям приладить седельные сумки. К знакомому же вороному мерину никто не приближался: конь громко ржал и все порывался встать на дыбы.

— Только не говори, что ты их до сих пор боишься, пожалуйста, — осторожно попросил Ворон, заставив девушку нервно, подобно кобылам, перешагнуть с одной ноги на другую.

Амелл действительно когда-то боялась бедных, ни в чем не повинных лошадей больше всего на свете и готова была испепелить любое животное этого вида первым вспомнившимся заклинанием. В конце концов, выросшая в Круге магесса видела их разве что издалека или в потрепанных библиотечных книгах. Естественно, что размеры в воображении несколько отличались от реальности. Лошади тогда казались чуть ли не драконами и при Остагаре вызывали страх сильнее, чем порождения тьмы. Правда, дела обстояли так ровно до того момента, пока ей не пришлось повстречать на Глубинных тропах бронто и понять, что, пожалуй, спокойные, пусть и угрожающе фырчащие кобылы и жеребцы — не само олицетворение зла.

— Нет, — она отрицательно помотала головой. — Но их четыре! Четыре, понимаешь?!
— Ну четыре и четыре. Тебе четные числа не нравятся? Или вы, маги, верите даже в самые глупые приметы? — раздраженно пробурчала Алана. Выглядела она уверенной и суровой, в отличие от остальных храмовников, явно наслаждающихся путешествием: кажется, ей незапланированная прогулка за отступниками-революционерами удовольствия не доставляла.

«По сравнению с мужчинами, кстати, на ней доспехи легче. Повезло лошадке какой-нибудь, напрягаться сильно не придется. А то ведь с таким характером милосердия к животным от нее не дождешься. Не удивлюсь, если она и кроликов будет жевать сырыми», — Амелл ухмыльнулась собственной мысли, буквально заставив себя сбавить обороты и выразиться дальше более-менее прилично и спокойно.

— Зато я, маг, в отличие от вас, умею думать собственной головой и могу сама решать, что хорошо, а что плохо, — прошипела девушка. — И четыре лошади — это плохо. Хотя бы потому, что нас пятеро. Я, например, бежать за вами не собираюсь.
— И потому ты вправе заключать сделки с демонами? Ты и сама прекрасно знаешь, какие слухи ходят про тебя, Героиня Ферелдена. Уверена, что большинство из них окажутся правдой, — храмовница отвернулась, поправила меч в ножнах и направилась вперед.
— Что ж, вперед, усмиряйте. Только вот я даже после собственной смерти останусь вечным примером того, что, используя магию крови, можно остаться человеком и спасти других. Можем даже вернуться ради этого. В отличие от тебя, я не боюсь ни магов, ни храмовников, мужланка.
— Успокойся, Амелл, она тебе не враг. Солдат, если вы имеете какие-то соображения по этому поводу, то прошу по возвращению письменно изложить их непосредственно командору Грегору. Вопросы есть? — Каллен отвлекся от окончательно успокоившихся и оседланных лошадей, обратив внимание на зарождающуюся ссору, которая вполне могла позже превратиться в драку. По крайней мере, магесса всегда отличалась взрывным характером, да и храмовница, видно, была не из простых деревенских девчонок.
— Есть. Кто возьмет меня? Только не надо на вороного сажать, — Амелл чуть не прибавила: «Я его боюсь», но вовремя прикусила язык. — Или мне по воздуху за вами поспевать?

Вороной конь был ей знаком: Зевран оставлял его в королевских конюшнях и, вернувшись, решил забрать верного скакуна. Пусть мерин и был с характером, но в его верности сомневаться не приходилось: он к себе почти никого не подпускал и, за исключением эльфа, сбрасывал всех седоков. Отправляться в путь на таком, даже с его же хозяином рядом девушка не хотела так же, как и потом подниматься (если повезет, конечно) с земли.

— Поедешь со мной. Как только доберемся до ближайшей деревни, сама выберешь себе лошадь.
— Какой почет ехать с самим рыцарем-капитаном! Спасибо за доверие, — хмыкнула Амелл, склоняя голову то к одному плечу, то к другому. Мысль в голове крутилась самая глупая: «Куда бы приладить посох, чтобы и вытащился потом легко, и не мешался?»


К сожалению Амелл, ближайшая деревня, в которой имелось хоть что-то, напоминающее кобылу, встретилась им уже глубокой ночью, когда никто из местных жителей нос высовывать из собственных домов до утра ни за какие деньги не хотел, только старшина деревни, недовольно нахмурившись, указала на пустующий дом. К храмовникам здесь явно относились без должного уважения, и магессе это нравилось. В конце концов, не всем же благоговеть перед слугами Создателя, карающими в большинстве своем всех подряд?! Недоверие местных ощутимо тешило уязвленное самолюбие.

К концу дня, проведенного в седле, девушка готова была проклясть всех и вся. Задница нещадно ныла, ноги, никак не желавшие повиноваться в полной мере, предательски тряслись, над коленкой проступал синяк, набитый посохом. Да и ощутить себя действительно нормально, когда спиной, весь спокойный и холодный, чувствовался Каллен, не получалось.

«Как иронично, хоть плачь, хоть смейся. Сейчас бы сюда, правда, какого-нибудь смазливого орлесианца… От выпивки я бы не отказалась», — Амелл криво улыбнулась, оглядывая хиленький сарайчик, представленный как дом. Залежи пыли, по углам уже несколько слоев паутины и прогнивший пол — не хватало разве что для полноты картины полуразложившегося трупа. Чахлую кровать из наглости и вредности не решилась занять даже магесса, сразу же устроившись на полу поближе к двери и подложив под голову мешок.

— Что, никто не собирается рассказывать страшные истории? — в шутку поинтересовался Зевран, вошедший в лачугу последним. Особых эмоций ночное пристанище не вызвало, он хмыкнул и, кинув свои вещи в углу, завалился полусидя на ветхую стену.
— Рискни развести костер, и ты сможешь рассказать страшную историю, которая была на самом деле. Про глупого эльфа, шаловливые руки и злую, словно огр, старейшину деревни, чей дом он подпалил, — раздраженно пробурчала девушка, сильнее запахивая куртку. Старая, поношенная, выкинуть ее не поднималась рука, слишком хорошо служила вещица до этого. Но грела она, к сожалению, уже не так, как раньше.
— Ты сказала «шаловливые руки»? Пожалуй, историю можно будет отнести к эротическим, а не страшным, — антиванец довольно хмыкнул. — Кстати, а сколько ей примерно лет? Шестьдесят, семьдесят? А она неплохо сохранилась!
— Замолчи, гарлокова мамаша, я не настроена слушать твои пошлые фантазии. Хочешь, можешь сразу же высказать все своей обожаемой бабушке в лицо, — попыталась в притворном ужасе зажать уши Амелл.
— Ну нет, если уж и переходить на бабушек, то начинать нужно, несомненно, с Винн.
— Заткнитесь уже! — рявкнул из угла Виррел.
— Только тебя спросить забыли.

Магесса зябко поежилась. Все-таки весенние ночи были насквозь пронизаны холодными порывами ветра, мелкими ливнями и запахами сырой, еще не покрытой травой земли. По-прежнему морозные сквозняки блуждали по полу, от двери ощутимо задувало. Хоть как-то согреться — единственное, чего в данный момент хотелось всем. Сваленные сейчас в углу храмовничьи доспехи и до этого не держали тепла, так что весь небольшой отряд еле слышно стучал зубами. Девушка же изо всех сил боролась с зудящим желанием подпалить посреди комнаты костерок и размять онемевшие руки. Сосредоточившись на мысленном нытье, она даже не заметила, как уснула.


Следующие несколько дней, проведенных в пути, Амелл чувствовала себя преотвратно. Отыскавшаяся у одного из фермеров пегая кобыла поначалу никак не хотела слушаться: останавливалась, когда в ее огромную голову с мягкой гривой и абсолютно лишенными разума глазами приходило желание (или даже его отблеск) пощипать редкую траву, и вырывалась вперед, только заслышав призывное случайное ржание со стороны своих сородичей. Уставшая уже через несколько часов от перепадов настроения своей лошади магесса без зазрения совести обзывала ее всеми приходящими на ум словами, чем изрядно веселила антиванца и сержанта Виррела, окончательно смирившегося с участью путешествовать вместе с сумасшедшим магом после «пивной феи», вызвавшей приступ давящегося хохота. Но самой девушке это настроения не делало.

Амелл, поглядывая то на вновь сурового Виррела, то на постоянно злую и раздраженную Алану, то на невероятно спокойного Каллена, начинала чувствовать себя брошенной, никому не нужной и абсолютно бесполезной. Тоска накатывала волнами и отступала, стоило только приевшемуся пейзажу, пестрящему серо-желтыми полями и дорогами, смениться на ярко-зеленые полоски лесов, которые, к сожалению, вскоре остались далеко позади. Весенняя природа Ферелдена начинала напоминать Башню Круга — унылую, угрюмую и однообразную. Будто и не приходилось никогда покидать свою позолоченную клетку — вот ведь она, сияющая чуть пыльными доспехами с пылающими мечами.

«Как там говорила Винн? „Дитя Круга”? Всю жизнь хотела свободы, а получив ее, все равно осталась взаперти. Круг ведь — не башня посреди озера, не толпа храмовников и магов. Круг — куча предрассудков, лжи, заблуждений, которыми нас пичкали с рождения, заставляя поверить, что мы действительно не заслуживаем жизни. Поэтому все не любят отступников, настоящих отступников, которые не знают, что такое существовать в четырех стенах и пресмыкаться, пресмыкаться, пресмыкаться… Круг — это клетка внутри, что не отпустит никогда даже меня: я буду вечно возвращаться обратно. Раз за разом, раз за разом…» — магесса грустно вздохнула и слабо ткнула пятками в бока лошади. Успокоившаяся кобыла, еле переставляющая ноги в вязкой дорожной грязи, нервно заржала и незамедлительно рванула вперед.

— Смотрите-ка, кто проснулся! Никак где-то поблизости порождения тьмы объявились!

Амелл наградила Виррела хмурым взглядом. Темноволосый, высокий, он был раза в три-четыре шире в плечах чуть угловатой девушки и в два — крепко сложенной Аланы. С таким воином в бою на близкой дистанции не захотел бы встретиться ни один маг, а уж с обученным храмовников тем более.

— Рядом их нет. Разве что внизу, — она кивнула на землю, — но ведь никто не захватил кирку и лопату, чтобы докопать до Глубинных троп?
— А у тебя неплохое чувство юмора, — улыбнулся сержант, — для мага.
— Неужели Создатель и этакой игрушкой нас, несовершенных и виноватых, обделил? И его еще милосердным кличут! Как что, так виновных — раз и два. Либо эльф, либо маг. А уж если и эльф, и маг, то точно маньяк и сам Архидемон во плоти, — магесса, довольно ухмыльнувшись, вскинула руки и чуть не навернулась на землю, после крепко ругнувшись себе под нос.
— А он милосерден. Ко всем, — тихо пробурчала Алана, проезжая рядом. — Эльфы и маги сами не хотят принимать его. Одни верят в своих богов, другие прислушиваются к демонам Тени…
— А третьи настолько зазнались, что возомнили себя выше других, как когда-то духи — первые дети Создателя. Стоит ли напоминать, чем это закончилось?!
— Ты пытаешься опорочить священный Орден, не в силах оправдать свое мажье племя, — храмовница гордо вскинула голову.
— Я знаю, в чем виноваты мы, а в чем нет. Не мы загоняем людей и эльфов, словно скот, не мы унижаем их год за годом, вытравливая гордость, не мы, в конце концов, разжигаем в них всепоглощающую, неуправляемую ненависть. И не мы потом, узрев плоды своих усилий, лишаем их самого смысла, отрезаем чувства под корень, оставляя жить лишь бездушную, послушную куклу. Впрочем, ты никогда не прислушаешься к моим словам, потому что я маг. И я не хочу, чтобы еще один храмовник возненавидел нас всех лишь из-за меня самой и моих громких речей. Только знай, эта попытка к восстанию — следствие вашей, а не нашей гордости, — Амелл снова ткнула кобылу, решившую ради разнообразия послушаться, в бока. Особенного настроения для ведения споров и ссор на тему, которая всех будет волновать еще лет десять-двадцать, а может, и сто, не наблюдалось совсем. Испортить же отношение к себе любимой еще сильнее было, похоже, просто невозможно. По крайней мере, Алана уже явно хотела хвататься за верный меч и идти в атаку на «бесстрашную еретичку».
— Сумасшедшая ведьма, — прорычала храмовница и отвернулась.
— Что же тебя так сломало, Амелл? — тихо, в спину, совсем неуверенно поинтересовался сержант Виррел.
— Я просто злая. С рождения. Или около того.

Глупо ведь кричать: «Это все вы виноваты, вы! Вы день за днем добивались того, чтобы я сдалась, чтобы я перестала верить, ждать чего-то, надеяться. Вы, храмовники и церковники, не желаете замечать очевидного и до сих пор задираете нос, не в силах заставить себя заметить: ваши фанатично верящие задницы спас маг крови и убийца. Это вы отобрали все, что только можно, заставили тех, кто был дороже всего, возненавидеть. Это все вы… Вы. Я же просто выбрала то, во что верю. Или когда-то верила. Не проиграла — выстояла, даже такая, сломанная, искореженная, избитая». Глупо, и магесса это знала. Бесполезно, эгоистично, напрасно: никто в действительности не услышит и не поймет.

Амелл взъерошила волосы, изо всех сил стараясь припомнить хотя бы одну молитву: обычно они помогали сосредоточиться и успокоиться. Она никогда не ставила перед собой недостижимых целей, а если и ставила, то искренне не считала их таковыми, преодолевая ступень за ступенью. И она никогда не стремилась доказать всем свою правоту, хоть и не скрывала собственного мнения на некоторые вещи.

В последние же дни девушка ловила себя на мысли, что если кому и хочет что-то доказать, так это беспристрастному Каллену. Он ведь когда-то был другим.

«Когда-то. До тебя. Это ведь все ты. Это все ты виновата, что он ненавидит магов. Это все ты сама… Ты».