Холодный ветер с моря мог бы растрепать даже самую замысловатую прическу орлейской дамы, истратившей на нее вместе с несколькими слугами все утро. Но Гварен был городом рыбаков и капитанов, зашедших по случайности пиратов и путешественников. Каждый побывавший здесь пропитывался солью, свободой и жаждой приключений. Вычурным и чопорным орлейским женщинам здесь не находилось места: корабли из тех мест причаливали в Хайевере. Гварен же ждал гостей из Антивы и Вольной Марки. Город жил своей собственной жизнью, не обращая внимания на приезжих, но орлесианцев здесь все равно не любили и с той самой резни почти тридцать лет назад относились к ним подчеркнуто вежливо и нетерпеливо.

Не до конца прогревшийся воздух уносил вместе с собой все ненужные мысли. Тем не менее слабое солнце, выглядывающее из-за дряблых, полупрозрачных облаков, своими лучами проходилось по огромным ящикам с грузом, и сидеть, наблюдая за слаженной работой матросов или отплывающими судами, можно было долго, расслабленно опираясь на руки.

Конец лета в Ферелдене выдался прохладным, но сносным. Дожди шли, но не заливали урожаи, и размытые дороги доставляли меньше неудобств, чем раньше. О том, что всего год назад закончился Пятый Мор, говорили лишь попадавшиеся на пути заброшенные или сожженные деревни. О том, что страну чуть не всколыхнуло восстание магов, не говорило вообще ничего. Рано или поздно Круги все равно взбунтуются — это было слишком понятно. Пройдет пять лет или десять — в масштабах истории всего секунды, мгновения, и многие поднимут посохи против тех, кто запирал людей и эльфов в Башнях и отбирал их у семей. Но сейчас время просто-напросто еще не пришло. Спокойствию ничего не угрожало.

И Амелл надеялась, что в ближайшие пару лет ей не придется разбираться с чем-то подобным. Она спокойно наблюдала за набегающими к пристани волнами, за скучно-сероватым небом, ожидая, когда огромный корабль — скорее торговый, чем предназначенный для перевозки людей, — отчалит. Город Цепей Киркволл ожидал с десяток храмовников из Ферелдена.

— Прощаешься с любовью всей своей жизни?
— А ты, как всегда, насмехаешься? Хоть что-то святое у тебя есть? И вообще, Зевран, ты разбиваешь мое сердце!
— Ну-ну, милая, я не настолько умен, чтобы быть настолько жестоким к тебе. Себе дороже, знаешь ли.
— Сколько раз я просила не называть меня «милой»?

Последний разговор с Калленом вышел теплым и обнадеживающим. Солона пообещала приехать через несколько месяцев, а он — писать письма. Ей самой они напоминали гармоничную семейную пару уже с десятком детишек: любящий муж уезжал зачем-то в другую страну, а жена с грустью провожала его, точно зная, что он вернется. В это было что-то правильное и неизменное, даже несмотря на то, что она вряд ли когда-нибудь сможет подарить ему ребенка; несмотря на то, что он храмовник, а она маг; несмотря на то, что каждый готов жертвовать долгом лишь до определенной грани.

— Не хочешь рассказать, что произошло тогда около Хоулшира? — Зевран сел рядом, протянув ей ароматную булочку. — Я прекрасно знаю последствия твоих ритуалов, хоть и не разбираюсь в магии. Завеса не могла просто так захлопнуться.
— Я не знаю. Может, это Кэйтлин? У нее вполне хватило бы на это сил, — лениво предположила Амелл, окончательно разомлев под скудным солнцем.
— Ты же прекрасно понимаешь, что у нее слишком мало опыта. Она чем-то напоминает Коннора Геррина. У нее происходит все неосознанно, под влиянием эмоций. В этом смысле даже Рэсс смог бы управиться лучше. Или Тхамаас. Но у них нет подобных способностей, — эльф довольно усмехнулся. — Кстати, как они?
— Оценивал противников? — магесса недоверчиво посмотрела на друга. — Кэйт осваивается в Круге. Вроде бы ей нравится. Ирвинг согласился сам заниматься с ней. Пусть у нее и есть значительные способности к некромантии и подобным запрещенным практикам, из основных ответвлений ей лучше всего удается созидание. Первый чародей, когда я его навещала в последний раз, говорил, что через несколько лет из нее выйдет отличный целитель. Оно и хорошо. Пускай посвятит себя чему-нибудь мирному, а не борьбе.
— На войне и лекари в цене, — резонно заметил Ворон, заставив Солону поморщиться. — А наши маги-революционеры?
— Они сначала собирались уехать. Но, видимо, собирались слишком долго, потому и остались. Паренек недурно обращается с луком. По крайней мере, на мой взгляд, лучше, чем с посохом. Ему бы немного потренироваться и научиться обращаться с кинжалами… Из него выйдет хороший боец. Со временем и опытом. А эльфийка… Она настояла на том, чтобы пройти Посвящение и теперь осваивается в роли Серого Стража. Глупая. Впрочем, зато она не решит снова податься к революционерам. Всю злость и инициативу Тхамаас расходует на порождений тьмы.

Матросы сноровисто убрали толстую доску, служащую мостиком между причалом и судном, затащив последний ящик на борт. Через несколько минут корабль отчалил.

— Так что же все-таки, по-твоему, тогда произошло? — поинтересовался Араннай.

Амелл, задумчиво взъерошив волосы, откусила от булочки. Кислый привкус во рту от ферелденских яблок заставил ее поморщиться. Честно говоря, яблоки она никогда не любила и во время обучения в Круге всегда отдавала их Йовану, который, если их привозили, временно сходил с ума.

— Не знаю. Может, это был подарок Создателя, первый и последний, что мне суждено получить?
— Богохульничать нехорошо, — мягко напомнил Зевран.
— И я слышу это от эльфа, который, будь у него возможность, попытался соблазнить бы саму Андрасте? — девушка тихо засмеялась.
— Будь у меня возможность, поверь, она бы не устояла, — подмигнул Ворон. — А если серьезно?
— Помнишь нашу дорогую Винн? Она как-то сказала мне, что всегда знала, что в Тени есть нечто, следящее за ней и оберегающее. Как знать… оно всегда было, хоть и не показывалось ей на глаза. В конце концов, дух спас ей жизнь, — выдохнула магесса. — Вот мне кажется, что я тоже обзавелась собственным покровителем. Правда, выглядит он немного странно… Но в теории залатать Завесу с той стороны куда легче.
— Тебя в детстве случайно волшебной девочкой не называли?
— Называли. Правда, непоседливой балбеской — чаще.
— Ох, Солона, Солона…

Минуло почти полгода с тех событий, а она так и не изменилась: все тот же чуть бледный шрам, тянущийся через бровь к скуле; все те же отметины на руках, скрытые сейчас не под длинными рукавами, а за объемными браслетами; все те же растрепанные седые волосы. Даже тяга к знаниям и воля к победе остались неизменными.

Только открывались все новые и новые пути к неизведанным океанам и морям.

Глубина оставалась глубиной, сколько бы людей, сколько бы магов не стремились ее постичь и не постигали.

Теперь Амелл знала: просто главное — вовремя остановиться, чтобы остаться самой собой.