К Башне Бдения они подъехали на рассвете. Солнце, еще не выползшее из-за горизонта, тем не менее уже успело осветить скучные, полупрозрачные серые тучи, затянувшие и без того унылое, совсем не весеннее небо. Мелкий дождь то начинал накрапывать, то прекращался на час-два, чего нельзя было сказать о пронизывающем ветре. По сравнению с этим пара ливней, которые они застали в пути до этого, теперь казались всего лишь небольшими неприятностями.

Ферелден представал во всей красе. Пожалуй, здесь было чем восхититься только зимой: посмотреть на сугробы в человеческий рост, замерзнуть и незамедлительно уехать восторгаться каменными гробницами в Неварру. Лето, казалось, состояло лишь из бледно-желтых колосьев пшеницы, сероватой земли и песка и загорелых лиц крестьян. Осень и весна друг от друга мало чем отличались: дожди всегда были холодными, пробирающими до костей, а ветры — сильными, сносящими крыши хиленьких домов фермеров.

Амелл любила свою родную страну очень извращенной любовью. Ей нравились битвы, нравилась сила духа местных жителей. Но вот погода и природа вызывали разве что хорошо скрываемую нервную дрожь и безразличие. Магессе могли бы понравиться города, если бы каждый сначала не пытался ее заключить под стражу или поблагодарить; могли бы понравиться леса с их густой зеленью и целыми опушками с цветами и травами, но каждый бурелом в Ферелдене, как назло, славился то оборотнями, то прорванной Завесой, то еще чем-нибудь подобным. На фоне всего этого Круг и Башня Бдения казались просто пристанищами для тех, кто ищет покой, безопасность и немного тишины.

Тем не менее форпост Серых Стражей не спал: одни стражники сменяли других, отчаянно зевающих, замерзших и бледных, гремели тяжелые доспехи, за закрытыми плотно воротами кто-то возился, похоже, перетаскивая что-то тяжелое. Солона надеялась, что практически родной гном-подрывник не решил опробовать новую бомбу внутри, на территории крепости: стены, пережившие битву с порождениями тьмы во время атаки на Мать и теперь восстановленные, ей пока были дороже. Да и Дворкин, в общем-то, три раза обещал проводить свои опыты где-нибудь в поле. По мнению магессы, после того, как гнома чуть не завалило камнями, он должен был одуматься. Хоть немного.

— Нас не ждут, — простодушно заметила Алана, внимательно вглядываясь в огромные ворота, будто собираясь брать их штурмом. Голос ее все же звучал тихо и нейтрально и разительно отличался от того, что приходилось слушать всем, в том числе Амелл, на протяжении почти трех дней. Бессмысленных разговоров не было, и общение чаще всего заключалось во взаимных обвинениях.
— Но это не значит, что нас не впустят, — отозвалась Солона, с сожалением скидывая с головы капюшон. Плащ с оным удалось раздобыть у проезжавшего каравана, как и новый запас настоек из эльфийского корня.

Отчего-то все если и знали о чем-то, то предпочитали подстраивать свои умения под ситуации, которые нужно было во что бы то ни стало пережить. Магесса отчаянно понимала, что Андерс в походах был и не так бесполезен, хоть и довольно беспечен. Он, по крайней мере, в отличие от нее самой, мог вылечить не только глубокие раны, но и обыкновенную, пусть и с осложнениями, простуду. Впрочем, она-то в качестве лекаря не выступала, но и Тхамаас, и Рэсс оказались настолько же бездарны в целительстве, а вылечить саму себя захворавшая Кэйтлин была не в состоянии. Наблюдая за кашляющей и хрипящей девчонкой, Амелл абсолютно забывала о собственных сломанных ребрах и неисчислимых синяках и ссадинах, успокаивая себя тем, что сможет «зализать раны» в Башне Бдения. Ее действительно было жаль: хворать в походах, абсолютно точно зная, что остановиться нельзя, нужно идти вперед, занятием являлось, пожалуй, самым отвратительным.

— Кого принесло в такую рань? — пробасили громко из-за ворот, не удосужившись даже приоткрыть дежурного окошка и разбавляя речь отборной руганью и неразборчивым бульканьем.

Солона еле сдержалась, чтобы не спрятать лицо в руках: ее авторитет в собственных глазах будто бы сам собой скатился кубарем с вершин Морозных гор. Выпить некоторые, конечно, Серые Стражи любили и при ней, но никогда не выходили в патруль, еле заставив себя открыть глаза. Естественно, кроме Огрена. Но гному в счет давней дружбы Амелл прощала многое, а остальные предпочитали «набираться хорошего настроения» в каком-нибудь кабаке в Амарантайне. Или в самом далеком и темном углу.

— Надеюсь, ты не предложишь через стену лезть? — подозрительно поинтересовался Зевран. — Если что, своего мерина я физически на спине не подниму.
— Шутник, — буркнула магесса, неловко спрыгнув с подавленным стоном с лошади. Фея довольно заржала, но на дыбы подниматься не стала, хотя поначалу что только не творила, чуть ли не назло, стараясь сильнее насолить или разозлить.
— Все же чудесно снова вспомнить, как это — путешествовать с тобой, — Ворон, довольный своим замечанием, сощурился.

Амелл, обернувшись с занесенной для повторного стука рукой, раздраженно посмотрела на эльфа.

— Знаешь, мне иногда кажется, что лучше бы я тебя послала на все десять сторон, чем брала с собой.
— Все-все, принцесса, смиренно замолкаю, раз вам так угодно, — Араннай, улыбнувшись, глумливо поклонился.

Магесса раздраженно передернула плечами и пнула ворота носком сапога. На глухой шум в этот раз ответили с запозданием.

— Ну что там опять? Кому что понадобилось? Поспать не дадут, все шастают, — громко забубнили с той стороны, с шумом и ворчанием передвигая что-то. Через мгновение со скрипом распахнулось дежурное окошко. — Ну?

От молодого гнома с редкой, но длинной щетиной ощутимо разило второсортным пивом. «Ему бы у Огрена поучиться, тот хоть и не просыхает, зато даже с закрытыми глазами лучший эль по запаху определит», — подумала Солона, пытаясь вспомнить имя неудачливого пьяницы. Кажется, его звали Берт. Или Барт. А может, и Белл.

— Открывай. И позови Хоу, пожалуй. Вольно, солдат, — рявкнула девушка, на мгновение создавая в поднятой руке огненный шар.

Гном, успевший продрать глаза, неожиданно тихо ойкнул, встряхнул головой и исчез внизу, спрыгнув, видимо, с пододвинутой скамеечки.

— Извиняйте, командор. Не узнал. Все ожидали, что вы вернетесь немного… позже, — отворив ворота, он вытянулся по струнке.
— Видно, — Амелл закатила глаза. — Найди кого-нибудь, чтобы увел лошадей. И не забудь позвать Хоу.
— Конечно-конечно, — согласно кивнул гном и очень резво для только что проснувшегося удалился, юркнув в переулок между кузней и оружейной.


— Веланна, я не мешок с отрубленными головами порождений тьмы, чтобы ты надо мной так издевалась! После твоего лечения, кажется, к треснутым ребрам у меня добавился еще и перелом позвоночника, — простонала Амелл, без особенной надежды пытаясь увернуться от грубоватых ручек новоявленной целительницы.

Если бы у магессы не болело все тело и не пребывали под боком два храмовника, наемник, маленькая чародейка, совершенно не контролирующая свой дар и к тому же простуженная, и парочка новоявленных рекрутов, тоже измотанных путешествием, то она всенепременно направилась бы на поиски позорно сбежавшего Андерса. Конечно, то, что Рэсс и Тхамаас захотели остаться в обители Серых Стражей Ферелдена, ее радовало, но раздражение на отступника, который на прощание оставил ей своего вымахавшего кота, пересиливало все мыслимые и немыслимые чувства. Кроме, пожалуй, лености, усталости и накатившего внезапно безразличия.

«Не дурак он. Захочет — вернется. Не захочет — ну и не надо. Очень нужен мне любитель к служанкам приставать…» — здраво рассудила Солона, позволив себе прикрыть глаза. Руки эльфийки ее спины так и не достигли и, похоже, сейчас занимались откручиванием крышки с баночки с очередной мазью. Веланна, конечно, умела готовить всякие целебные настойки и в лазарете раньше появлялась тоже часто, но Андерс, нередко мающийся бездельем в отсутствии симпатичных девушек, умудрялся заготовить всевозможных отваров про запас. Склянки, правда, обычно либо уходили за один день, когда очередной патруль возвращался побитым с Болот или Глубинных троп, либо продавались купцам — некоторые давали за них по пятьдесят серебром.

Все переживания последних дней отступали. Восстания, малефикары, духи, демоны, Тень — все сместилось куда-то на второй план. Такого совершенно нормального, не гнетущего спокойствия Амелл не ощущала, даже стоило закончиться Мору. Тогда, наоборот, было как-то грустно: впечатления и чувства, упорно отгоняемые во время странствий во имя великой цели, никуда не исчезли и только поджидали момент, когда можно будет накинуться с сожалениями и тяжестью. Как только начали восстанавливать денеримский дворец, все, кто путешествовал вместе с ней, разъехались. Лелиана отправилась в Орлей и присылала письма ровно раз в три месяца, Стен вроде решил вернуться на родину, да и Зевран сел на первый корабль, решив расквитаться с Воронами. Из всех старых друзей в Ферелдене остался лишь Огрен, отправившийся налаживать семейные отношения к Фельзи в деревушку близ озера Каленхад. Солоне же возвращаться в Круг отчаянно не хотелось, и она взялась за возрождение Ордена.

Огромная дверь заскрипела, впуская кого-то в лазарет.

— Я занята. Зайдите позже. А, это ты… — голос эльфийки мгновенно изменился на немного более доброжелательный и даже радостный. — Садись. Открой вот эту, эту и эту банку, пожалуйста.

Магесса приоткрыла глаза, узрев прямо перед своим носом выставленные в ряд семь мазей разного цвета. По спине сами собой пробежали нервные мурашки, и ощущение, что ее просто-напросто залечат до смерти, только усилилось.

— Веланна, надеюсь, ты не заставишь меня выпить вот это? — тихо поинтересовалась Амелл, рукой указывая на склянку с мутно-желтым содержимым.

Она лежала на обычной узкой койке на животе, подложив ладони под подбородок. Из такого положения наблюдать за всем было удобно, хоть и не получалось ни голову повернуть, ни перевернуться самой: из-за нескольких перевязок, наложенных на места, где ничего не болело, но определенно что-то ощутимо пострадало, сложности возникали даже с дыханием.

— Нет, — отозвалась весело магесса, ехидно улыбнувшись, — но вот это тебе обязательно придется осушить. До дна. Но только после того, как я все закончу. А потом можешь заниматься всем, чем душа пожелает.
— А душа командора просто отчаянно обязана желать разобраться с письмами, прошениями и жалобами, — продолжили мужским голосом под неприятный клацающий звук.

Натаниэль Хоу как ни в чем не бывало откупоривал банки с мазями, удобно устроившись на скамейке рядом.

— Сговорились, да? — Солона нахмурилась. — Если я предложу все бумажки сжечь, ты ведь, скорее, сожжешь меня, да?
— Угадала. Но в ближайшее время с этим нужно разобраться.
— А еще со всеми, кто прибыл вместе со мной. Меня одну пугает то, что все наши маги могут неадекватно отреагировать на храмовников? Как там звали ту новенькую девушку, Нуми? Ей явно не… — говорила быстро она. — Что такое?
— Она не пережила Посвящение. Ты ведь не уехала раньше, — начал было лучник, расправившись с последней склянкой.
— Да, и поэтому вы решили мне об этом не сообщать, — перебила его магесса. — Что тут еще произошло, пока меня не было? Цирк порождений тьмы, Огрен женится на императрице Селине?
— Не утрируй, Амелл. Я подумал, что так тебе будет лучше.
— Это я ему посоветовала. Он хотел отправить письмо, — прервала начинающуюся перепалку эльфийка, с чувством шлепнув на спину в районе лопаток «больной» вязкую субстанцию, призванную залечить гематомы и царапины. — И перестаньте говорить уже обо всем этом. Возьмите пример с Сигрун ради разнообразия.

На несколько мгновений повисло смущенное молчание.

— Слушай, Нат, в следующий раз я за главную ее оставлю, а ты будешь на побегушках, — предложила Солона, улыбнувшись, стоило Веланне отвернуться.
— Мстить мне собралась? — Хоу безразлично пожал плечами.
— А то. Кроме этого, нам еще бумаги разбирать… — Амелл тяжко вздохнула.

Все эта волокита с жалобами и прошениями от эрлов и простых жителей ее больше угнетала, чем радовала.


Перед глазами рябило от мелкого и неразборчивого почерка. Помощи желали в основном эрлы, которые всегда не особенно заботились о вежливости, такте и элементарной благодарности. В данный момент Солоне хватило хотя бы одного: чтобы эти вельможи наконец перестали писать жалобы по незначительным поводам сразу в Башню Бдения, не проверяя ни того, с чем возникли проблемы, ни того, что они сами написали. Письма некоторых были настолько заляпаны чернилами, что магесса, оставшись вскоре в своем кабинете в гордом одиночестве (Натаниэль проводил очередном инструктаж среди новобранцев), их просто-напросто сжигала, создавая ради забавы и удовлетворения на ладони огненные сферы.

И теперь, расхаживая из стороны в сторону перед комнатой, выделенной рыцарю-капитану Каллену, Амелл думала, что скорее предпочла бы поспать. Свой собственный глупый порыв «поговорить» несколько дней назад ей до сих пор не удавалось ни понять, ни оправдать. С одной стороны, конечно, ей, как и любой женщине, хотелось понимания, ласки и поддержки. Но для этого она могла обратиться в тот момент к Зеврану: Ворон и пошутил бы, и успокоил, и, может, сказал бы, что все буде хорошо — как всегда. С другой, раскисать в самом конце пути было совсем не в характере магессы. Сомнения преследовали всех, только вот ей никогда не было до них дела. Наверное, потому что раньше она прислушивалась к мнению других, лишь если оно совпадало с ее собственным.

Мнение храмовника, над которым она подшучивала, когда еще проходила обучение в Круге, от ее мыслей явно кардинально отличалось. Но отчего-то «падать» его в глазах совсем не хотелось.
«Хотя куда уж ниже. На Глубинные тропы?» — хмуро подумала Солона, собираясь постучать. И вновь сделала шаг назад, отступив.
Ей нужны были ответы. Но получить их казалось то слишком сложным, то крайне страшным.

— Может, зайдешь, Амелл?

Дверь со скрипом приоткрылась.

— Неужели ты подглядывал в замочную скважину, Каллен? — иронично усмехнулась магесса. — Как-то это недостойно рыцаря Церкви.
— За тобой и подглядывать не нужно, — хмыкнул мужчина. — Уже пять лет прошло, а ты до сих пор все так же громко топаешь.
— Создатель, а я-то все гадала, почему меня постоянно ловили, когда я ночью в библиотеку сбегала! — Солона издала нервный смешок, чувствуя себя маленькой и незащищенной девочкой под пристальным взглядом храмовника.
— Наверное, потому что ты пыталась пробраться то на склад, то в чужие спальни.
— Хм, и правда. И еще была личная комната Первого чародея Ирвинга. Правда, меня чуть не поджарило защитное заклятье, да и мне было всего одиннадцать… М-да, забавное детство мне выпало.

Повисло неловкое молчание, и, окончательно смутившись, Солона отвела глаза, оглядывая скудную обстановку. Холодная комната, как и почти все в Башне Бдения, с каким-то несуразным ковром неопределимого цвета в свете лишь нескольких свечей и только необходимой мебелью — столом, стулом, узкой кроватью и стойкой для доспехов являлась идеальным олицетворением жизни Серых Стражей. Со временем, конечно, каждый, кому посчастливилось жить не вдесятером, как рекрутам, проходящим подготовку перед Посвящением, захламлял свое пристанище согласно собственным предпочтениям: Огрен чуть ли не коллекционировал бутыли, а Веланна развешивала пучки трав на все, до чего дотягивалась.

— М-м-м, тогда спокойной ночи, капитан, — Амелл неловко передернула плечами, так и не ступив за порог. Мысли разбежались в разные стороны, стоило ей только посмотреть ему в глаза. Гарлоки, оборотни и одержимые казались по сравнению с ним легкими задачами, вопросами. Всех их ждала смерть, ведь либо ты их, либо они тебя. Последний вариант магессу не устраивал вовсе. В ореховых же глазах Каллена читалось столько всего: и неопределенность, и радость, и неуверенность, что ей становилось все сразу ясно. Будущего не будет. Конец.

Конец путешествию.
Конец противостоянию.
 
Она уже собиралась уйти, как рука храмовника уверенно легла на ее плечо.

— Останься, Сол, — всего лишь попросил он, и магесса просто не нашла, что на это можно ответить.

Если бы он попросил, она бы вообще никуда не шла или шла бы только за ним.
Если бы он смог принять ее настоящую, она бы, наверное, смогла отказаться от всего, что было или казалось важным когда-либо.
Если бы…

— А куда я денусь? — выдохнула Амелл, шагнув в комнату и без стеснения закрыв за собой дверь.

Сердце ухнуло в пятки, когда привычно скрипнули петли.

Как долго она предвкушала подобное? Несколько месяцев растянулись в целую вечность. На самом деле мысли о нем преследовали Солону и во время Мора — особенно после освобождения Круга от одержимых, но тогда приходилось выбирать более приоритетные цели. Все ждали, что обычная девчонка, увидевшая мир за пределами четырех стен около года назад, сможет одолеть Архидемона, разрешить проблемы любого страждущего и мудро рассудить политические распри совершенно незнакомого ей народа. То глупое признание часто всплывало по ночам в воспоминаниях, но она была слишком далеко, чтобы хоть что-то предпринимать. Да и не хотела в тот момент, наверное, что-то менять. Ей не хотелось возвращаться в Башню Кинлох под неустанную опеку ордена храмовников, и бродячая жизнь, но на воле казалась чем-то вроде подарка самой Андрасте.

Сейчас подобные мысли и действия виделись ей почти богохульством.

У Каллена были сухие и холодные губы. Солона не могла сказать, что он великолепно целовался: все-таки обеты храмовники давали не просто так, но от одного осознания ситуации у нее исчезали все возможные мысленные ограничения. Ей было хорошо. Даже слишком хорошо, чтобы поверить в происходящее, и тогда она незаметно щипала себя за руку, ведь в Тени боль не такая. Совсем не такая — вязкая, тягучая, отдаленная.

— Что?..
— Ничего, — пальцы дрожали, и Амелл тянулась то к полураспущенным завязкам на рубахе мужчины, то к застежкам на собственной мантии.

Руки у храмовника оказались неожиданно горячими: приятное тепло чувствовалось даже через плотную ткань ее одеяния.
Она окончательно сосредоточилась на своих ощущениях, позволив собственным ладоням спокойно блуждать по плечам и груди Каллена. Храмовник не отстранялся и целовал ее все также нежно. Это придавало ей уверенности.

Сначала на пол полетела рубаха и только после — мантия.

— А это что? — поинтересовался мужчина, кивнув на обтягивающие ее ноги штаны.
— В Ферелдене и лето не особенно жаркое. Холодно, — немного раздраженно процедила Амелл, довольно ловко и быстро справившись со шнуровкой. — И вообще ты мог бы найти другой предмет для более детального изучения, чем мои, несомненно, идеальные бедра, колени и лодыжки.

Девушка, хитро улыбнувшись, подмигнула ему.

— Например, мою совершенную грудь.
— Ты меня смущаешь, — отозвался Каллен.
— Как всегда, — довольно выдохнула магесса, снова приблизившись вплотную для поцелуя.

Все ограничения и недомолвки были забыты. Страсть, предвкушение, радость, любовь — все смешалось в одной палитре.
Счастливее, чем сегодня, Солона не чувствовала себя никогда.